Теперь вы понимаете, сёсакан-сама, что я чувствую к тем, кто отказал беззащитной девушке в милости. Конечно, у моей истории счастливая развязка. Но я всегда мечтала отомстить Мацуи, Тюго и особенно канцлеру Янагисаве. Теперь моя мечта сбылась. Один из них — убийца, охотник за бундори. Надеюсь, я отдала его в ваши руки.

Слова Отамы, несомненно, были правдой. Однако Сано продолжал цепляться за хрупкую надежду, что она, а не Янагисава является убийцей. Он знал: женщины вполне способны на убийство и по традиции именно они готовили после сражений трофеи из вражеских голов. Отама хранила в душе такую обиду и говорила о мести с таким наслаждением, что даже генералу Фудзиваре было бы трудно с ней соперничать.

— Тайна вводит и вас в круг подозреваемых, — напомнил Сано.

Отама печально засмеялась:

— Сёсакан-сама, мне нечего бояться.

— Раз так, где вы были ночью...

— Здесь, дома, — перебила Отама. — Я всегда здесь. — Последовала пауза, тень склонила голову. — Вам нужно доказательство?

— Будьте любезны.

Сано ожидал, что женщина крикнет Мимаки и тот подтвердит алиби. Отама позвала служанку:

— Отодвинь ширму.

— Но, госпожа... — забеспокоилась служанка, — хозяин...

За ширмой взметнулась тень руки:

— Делай, как велено.

Бросив испуганный взгляд на дверь, служанка отодвинула ширму.

Ошеломленный, Сано разинул рот. За шоком накатило отвращение.

Опиравшееся на кучу подушек маленькое тонкое тело было скручено подобно жгуту. Правая рука, согнутая и прижатая к туловищу, оканчивалась кожистой культей. Из-под дорогого атласного кимоно слева выглядывала маленькая ступня в изящном чулке. Прекрасно выполненный черный парик венчал жуткое месиво сморщенных, узловатых шрамов.

Сано склонил голову в знак сочувствия. Пожар в «Водяной лилии» освободил Отаму от стыда, но изуродовал ее тело. Люди так и не узнали, как велика была любовь Мимаки. Он взял слепую обезображенную, искалеченную проститутку в дом, чтобы ухаживать и заботиться о ней. Он жил в затворничестве не из-за ревности, из желания спрятать ото всех ее ужасную тайну. Он посадил душистый сад, устроил птичьи домики на деревьях и развесил по ветвям колокольчики, чтобы она могла наслаждаться запахами и звуками, если не видом. Он катал ее в кресле по дорожкам, на которых она не могла оставить следы. Он по-прежнему любил ее. Какая горечь в счастливой развязке скандального романа!

Какое надежное алиби у подозреваемой.

— Теперь вы понимаете, сёсакан-сама, — раздался чарующий голос, отчетливо воскрешающий утраченную красоту губ, — я никак не могу быть убийцей.

— Сёсакан-сама, мой осведомитель заявляет, что знает, кто убийца, — сказал Хирата. — Простите, что заставляю вас так далеко идти пешком, но он отказался явиться в полицейское управление. Он не хочет, чтобы кто-нибудь знал о его сотрудничестве со мной.

— Все в порядке, Хирата, вы поступили правильно. — Сано после встречи с Отамой отчаянно нуждался в любом показании, лишь бы не на канцлера Янагисаву.

Они шли через Нихонбаси на встречу с осторожным информатором. Для конспирации они оставили коней в дорогой сбруе в полицейской конюшне и нахлобучили широкополые плетеные шляпы. Старым плащом Хираты Сано прикрыл герб Токугавы, вышитый на одеждах. Досин, в потрепанном кимоно, без привычного дзиттэ, но при мече, выглядел как типичный ренин. Глаза сияли, белозубая улыбка сверкала. Хирата излучал мальчишеский восторг от похвалы. Сёсакан, жаждущий получить сведения, забыл охладить пыл напарника.

— Надеюсь, ваш информатор говорит правду, — не без сожаления спохватился Сано.

Хирата быстро отвернулся, Сано успел заметить, что улыбка на его лице поблекла.

— Сюда, сёсакан-сама, — сказал молодой человек унылым голосом.

В квартале плотников и столяров пилили, забивали и приколачивали прямо на улице, возле лавочек. Разносчики новостей наряду со все более страшными подробностями убийств распространяли сообщения о пожаре. Дым время от времени застилал полуденное солнце.

— Наверное, огонь расползся, — в тревоге сказал Сано, хотя почувствовал облегчение оттого, что внимание разносчиков сплетен слегка рассредоточилось. — Не понимаю, почему очаг возгорания до сих пор не потушили. — Спасательные бригады обычно с достойной уважения эффективностью справлялись с частыми пожарами.

— Несколько человек сколотили банду, чтобы патрулировать улицы, — отозвался Хирата. — Прошлой ночью они убили пожилого мужчину с горшком солений, приняв за призрак, несущий отрубленную голову. Сыновья убитого отправились мстить. Начались беспорядки. Огонь распространяется, потому что пожарники не могут пробраться на горящую улицу. А улица загорелась из-за дома, где жгли свечи и благовонные палочки, чтобы прогнать призрак.

Сбылись худшие опасения Сано. Подспудная напряженность, нараставшая с каждым новым убийством, в конце концов выплеснулась наружу. Сано понимал: в катастрофе виноват не только он, но и канцлер Янагисава, чинивший помехи следствию, суеверные вспыльчивые горожане, полиция, неспособная поддерживать порядок. Однако привходящие обстоятельства не снимали с Сано ответственности. Он спрашивал себя, все ли силы приложил к расследованию, не проявил ли халатность, страшась, что убийцей окажется Янагисава.

Они свернули на зловеще тихую улочку. Сано не помнил, чтобы заходил сюда раньше. На открытых прилавках лежал убогий товар: дешевые разрозненные сервизы, несвежие пирожные. Редкие прохожие — самураи сомнительной внешности и простолюдины — искоса поглядывали на Сано и Хирату. Владельцы ресторанчиков сидели, попыхивая трубками и греясь на солнышке. Вместо того чтобы зазывать Сано и Хирату в свои заведения, они провожали сыщиков пристальными взглядами.

— Здесь. — Хирата остановился у ресторанчика. — Нас ждет Вепрь, — сказал владельцу.

Тот внимательно осмотрел пришедших и жестом пригласил в заведение. Сано и Хирата нырнули под синюю занавеску и вошли в пустынный зал. Хирата направился к двери, прорубленной в дальнем конце. За ней слышались приглушенные голоса, смех. Сано понял, почему улочка тиха и настороженна.

В задней комнате, залитой тусклым светом, сидели на коленях мужчины. От дымящихся трубок спертый воздух был плотен и сиз. На полу перед мужчинами стояли коробки с табаком, металлические корзинки с тлеющими углями, чашки и бутылки с сакэ, столбики монет. Лежали игральные карты. Захваченные азартом, игроки не обратили внимания на Сано и Хирату. Губы шевелились, называя игры и суммы ставки, руки быстро и ловко передвигали карты и монеты. Заведение, как и соседние, являлось притоном всякого отребья, расплодившегося в городе. Мнимый владелец был часовым, в обязанность которого входило предупреждать настоящего хозяина о налете полиции или конкурентов.

Хирата протиснулся между игроками и поманил Сано к следующей двери. Она вела в замусоренный, пропахший мочой коридор.

— Сёсакан-сама, я хочу, чтобы вы знали, это не мой участок, — прошептал Хирата, которому было явно стыдно за упущение в работе полиции. — Мне не по душе практика получения взяток за то, чтобы подобные места функционировали. Но она все-таки существует!

Они прошли в жаркую душную комнату. Занавешенные окна и чадящие масляные лампы оставляли гнетущее впечатление. В нос Сано ударила вонь блевотины, дыма, пота и перегара. В центре довольно обширного пространства под низким потолком грубые деревянные перила огораживали ринг. Два молодых человека в набедренных повязках и хлопчатобумажных косынках передвигались друг против друга, их взгляды были полны свирепой одержимости. Оба держали короткие, остро наточенные косы с тяжелыми цепями на концах деревянных рукоятей. Подобным оружием обычно пользовались крестьяне, защищаясь от людей с мечами. Каждый соперник сжимал рукоять левой рукой, а правой все быстрее и быстрее вращал цепь. На напряженных мышцах блестел пот, на лицах в страшных гримасах обнажались сломанные зубы, тела испещряли старые шрамы и свежие раны.