В комнату вошел взволнованный декурион Тит.

— Радуйтесь! Само Провидение послало тебя к нам, Диор! — с порога объявляет он. — Подлые бургунды действительно намеревались сегодня ночью ограбить наш славный Аквенкум. И как хитро! Часть их спряталась в садах, дожидаясь, когда выйдет из ворот ночная смена караула, чтобы захватить мост. А остальные бургунды ждали на том берегу в роще. Наши отважные легионеры устроили им засаду. Половина тех, кто прятался в садах, перебита! Если желаете, можете посмотреть, как предводитель бургундов выкупает тело своего племянника Герма. Мало того, что потерял родича, еще и выплатит четыре тысячи денариев! Кстати, эти деньги пошли на оплату вашего выкупа! Магистрат велел передать, любезный Диор: если у тебя есть желание, разумеется не слишком обременительное для города, магистрат выполнит его!

Желание Диора оказалось простым. Его ум томился без дела. Что не менее мучительно, чем для атлета невозможность упражнять тело. Он предложил подарить ему книгу.

— Нет ничего легче! — воскликнул Тит. — В городе есть книжная лавка. Отправимся тотчас!

По дороге Тит с гордостью истинного патриота сообщил, что полное название города — Элиев муниципий Аквенк, что вырос он на месте канабы Одиннадцатого Вспомогательного легиона и обладает италийским правом, то есть не платит земельного налога. Жителей в городе шестьдесят тысяч, занимает он площадь в двести югеров [72]. Через него проходит караванная дорога из Галлии на восток.

— Амфитеатр в Аквенкуме на десять тысяч зрителей! — восклицал Тит. — Высота водонапорной башни пятьдесят кубитусов [73]. Воду в башню подают механические насосы!

То, что Тит хвастливо считал достопримечательностью Аквенкума, доказывало лишь то, что Аквенкум обычный провинциальный город. Но эти подробности удивляли Ратмира, который о них ранее не слыхал. Особенно поразило славянина то, что римляне очищают воду, прежде чем пользоваться ею.

В книжной лавке оказались «Законы» Цицерона. Хозяин сообщил, что изданы «Законы» всего в ста экземплярах [74].

Выйдя из лавки, декурион Тит отправился в магистрат. Друзья решили побродить по городу. На улицах Аквенкума, как и в любом другом городе, шлялось много бездельников, занесенных в хлебные списки. Этим людям магистрат обязан был выдавать хлеб бесплатно, за счет средств казны. Марк Аврелий как–то говорил, что только в одном Риме количество граждан, получающих дармовой хлеб, при императоре Траяне достигало трехсот тысяч человек. Столько было тунеядцев, считающих труд уделом рабов. Возле харчевни толпился и бурно обсуждал что–то народ. Оказалось, хозяин харчевни для привлечения посетителей выставил на обозрение гуннскую повозку.

Огромная, неустойчивая, с днищем из кривых, неплотно пригнанных бревен, с бортами, сплетенными из ивовых прутьев, и навесом от непогоды из бересты — вид ее вызывал омерзение. Под навесом лежало несколько ветхих шкур. На кожаных ремнях висела зыбка. От них исходил тошнотворный запах.

Простолюдины вокруг насмешничали, состязаясь в остроумии:

— Эй, грамотей Полибий, сосчитай, сколько в этих отвратительных шкурах блох!

— Для кривоногих обезьян такая повозка — дворец!

Диор молча прошел мимо, прижимая к груди драгоценную книгу. Зачем он спас этих зубоскалов? Ратмир, поняв состояние друга, сказал:

— Эти люди похожи на слабых болтливых женщин.

— Тас—Таракай! — вырвалось у Диора. — Клянусь, когда я попаду к гуннам, я научу их строить каменные жилища и спать на кроватях с ременными сетками!

— И ты сделаешь их самыми несчастными людьми на всем круге земли! Ты же видишь, как развращены, трусливы эти люди, живущие в каменных жилищах. Где твой ум, Диор?

Разговор двух римских граждан, прошедших мимо, подтвердил правоту славянина. Один из них, судя по запыленному плащу приезжий, спрашивал у своего спутника:

— Что нового в Аквенкуме, Ахилл Татий?

Его спутник с явным озлоблением отвечал:

— Нового — ничего! Все так же ростовщики грабят, магистры дают ложные клятвы, горожане сплетничают и сутяжничают. Все неблагодарны и подлы!

— Как! — воскликнул приезжий. — Разве дружба, гостеприимство, алтарь милосердия ныне ничего не значат?

— Ничего! — отрезал горожанин. — Бежать надо, бежать! Хоть к ледяному океану!

Случилось еще одно происшествие. Когда Диор и Ратмир пришли на форум, из переулка появилась изможденная женщина с остриженной головой и мотыгой в руках. Потрясая мотыгой, закричала, блестя безумными запавшими глазами:

— Эй, римляне! Начинайте же пытки! Несите колесо! Вот мои руки, вытягивайте их! Несите и плети — вот спина, бейте! О свободные, невиданное доселе сражение представится вашим глазам: женщина против всех пыток! И она победит! Одно лишь у меня оружие — сила духа!

К безумной кинулись стражи, увели.

Вечером Диор читал Цицерона, одновременно переводя внимательно слушавшему Ратмиру. Вошел Октавий и, увидев, чем занимается юноша, заметил:

— Переводить с выразительного, сладкозвучного латинского на язык варваров речи прославленного своей ученостью Цицерона — это уже слишком! Да уж не шутишь ли ты? Разве в языке варваров найдутся слова и сочетания их, кои бы соответствовали гибкости, многозначности смысла речей величайшего оратора? Не упрощаешь ли ты, не обедняешь ли его мысли?

Ответил декуриону Ратмир, правда произнося слова еще не совсем точно и порой неправильно строя фразы:

— Ты ошибаешься, декурион Тит! Наша речь не менее богата, хоть мы и живем в лесах. Не забывай: славяне два века назад ходили походами в Грецию! Ходили и раньше! Мы знаем и умеем гораздо больше, чем полагаете вы, римляне! Умеем выплавлять железо, изготавливать оружие. У нас есть письменность, хотя пишем мы не на пергаменте, но на бересте! Знай, мы скоро выйдем из лесов! И горе тому, кто отнесется к нам с презрением!

Декурион Тит не стал спорить, ибо даже он понимал, что Рим угасает, а сообщил, что Аквенкум выбран местом для переговоров между гуннами и римлянами. В скором времени сюда приедут полководец Флавий Аэций и Аттила, прозванный за свою жестокость «бичом Божьим».

— В город уже прибыл наместник Паннонии. Ему сообщили о тебе, Диор. Он желает тебя видеть! — сказал Тит.

3

Моложавый, с завитыми волосами претор Гай Светоний Теренций пировал в окружении томных красавиц и изнеженных молодых людей. Они возлежали за мраморным круглым столом, уставленным изысканными яствами. Холеные, надушенные, белолицые, они желали только наслаждений, извлекая их даже из рассказов о героическом прошлом, стремясь забыть о настоящем. Изредка по их пресыщенным лицам пробегала судорога тревоги. Но с тем большим исступлением юноши обнимали красавиц, тем громче звучали кифары, тем чаще пенилось вино в серебряных кубках, наполняемых молчаливыми рабами, То был пир на закате дня, прощальных красок которого не видел никто, ибо Гай Светоний Теренций приказал зажечь все светильники и задернуть занавеси, и свет лампад усиливался сиянием золотых украшений гостей.

В тот же вечер Диор и Ратмир были выкуплены претором за десять тысяч денариев — сумму неслыханную, ибо за ученого раба–виноградаря давали две тысячи. Претор со смехом объявил, что Диор будет его самым необычным секретарем.

Светоний пировал до приезда Флавия Аэция. В первый день он пообещал подарить Диору виллу. На что один из пирующих завистливо заметил, что за столь щедрый подарок можно расплатиться лишь неблагодарностью. На второй день Светоний получил известие, что убит вождь сарматов Абе—Ак. Вождем вместо него стал племянник Абе—Ака Алатей, который прибыл в Аквенкум и просит наместника Паннонии принять его.

Лежа за столом, Светоний указал Диору место возле себя. И даже не изменил позы, когда в зал вошел Алатей. Вместе с новым вождем фарнаков явились Кривозубый, шаман и еще несколько сарматов. Кривозубый держал в руках хорошо знакомый Диору ларец Марка.

Светоний благосклонно принял ларец, даже не взглянув на содержимое. Спросил, чего хочет вождь сарматов? Когда Диор переводил вопрос, Алатей узнал его. В его глазах мелькнуло изумление, потом ярость.