А потом еще выломают у нее изо рта золотые коронки. Близнецы открыли свой боевой счет пять лет назад в Гонконге. Тогда им было всего по двадцать два. И на каждого огребли по тысяче американских долларов.

Конечно, сейчас их расценки несколько выросли.

Например, когда в декабре Льюис Рэндольф Гамильтон впервые встретился с ними, чтобы решить вопрос с курьером по имени Хосе Доминго Геррера, он предложил им всего три тысячи долларов за то, чтобы слегка потрепать маленького пуэрториканца и забрать пятьдесят тысяч, которые у него должны были быть с собой. Зинг и Занг посмотрели Гамильтону прямо в глаза — их лица были еще более непроницаемы, чем у остальных китайцев, возможно, потому, что братья всегда вели себя дерзко, почти вызывающе. Они сказали — сейчас вырубить кого-то стоит по четыре тысячи зеленых каждому, то есть вся работа восемь штук. А не нравится, можешь не заказывать. Гамильтон сказал, что он не хочет, Господи сохрани, отправлять этого парня прогуляться на небеса, все, что от них требуется, — это слегка подправить ему внешность. На это близнецы сказали, что цена остается прежней — восемь штук, а если для Гамильтона дорого, то у них есть и другие клиенты. Гамильтон закатил глаза и тяжело вздохнул. Он согласился.

Чем немало их удивил. Они задумались над тем же вопросом, что и Геррера, когда Гамильтон нанял его отвезти этот полтинник: "Почему он не использует для этого своих людей? Почему он платит восемь тысяч долларов за то, с чем его собственная банда тупиц без труда справится?"

А еще их интересовало, как они смогут обернуть эту особенную ситуацию в свою пользу.

Подумав, братья выбрали следующий способ. Они встретились с указанной жертвой, с этим Хосе Доминго Геррерой, и рассказали ему, что должны отправить его к праотцам 27-го декабря, то есть через два дня после Рождества.

— На Новый год ты быть на яйцах, — сказал Зинг.

Они оба говорили по-английски как китайские повара в фильмах о временах золотой лихорадки. Правда, это не делало их менее опасными. Гадюки тоже неважно изъясняются на английском.

Геррера, который раньше размышлял, почему Гамильтон нанял его связным, теперь начал задумываться, с чего эти двое долбаных безграмотных узкоглазых вдруг рассказывают ему о планах пристукнуть его же. И догадался — они хотят денег за то, чтоб не пришибить его. Вот и сошлись два конца. А это значило, что скорее всего предполагается вариант, при котором он выкладывает им наличные, а они все равно приканчивают его. В этом городе так трудно жить!

Геррера слушал, как они ему говорили, что им надо восемь тысяч долларов, чтобы они могли забыть о некоем кратком свидании две недели назад. Геррера опять же догадался, что как раз столько им платит Гамильтон за то, чтобы они устроили на него засаду и отобрали деньги. Геррера намеревался свистнуть эти полсотни Гамильтона. И исчезнуть в ночи. Трахнуть этого проклятого жака. Но узкоглазые определенно создали для него проблему. Если они его пристукнут, то заберут полсотни и возвратят Гамильтону. И бросят остывшего Герреру в канализацию. С другой стороны, если бы он им заплатил восемь...

— Давайте заключим сделку, — сказал он, и они пожали друг другу руки.

Он так же верил этим рукопожатиям, как и их узким глазам. Но, как ни странно, тут Геррера и начал размышлять про себя по-испански над тем же, над чем братья Ба — по-китайски.

Вслух и по-английски Геррера сказал:

— Чего он на меня наезжает?

Вслух и на своем собственном английском Зинг и Занг сказали:

— Зачем она выбилать два китаеса?

Они тщательно изучили эту проблему вместе.

Стало очевидно, что на Герреру в самом деле наезжают.

В том плане, чтобы пришибить. И хотя он должен был признать, что восемь тысяч долларов совсем недурная цена за его задницу — охотников за призами в этом городе нокаутировали и по меньшим ставкам, — все еще не решался вопрос: почему? И почему пришить его должны обязательно китайцы?

Потому что...

Ладно...

Они переглянулись.

И тогда Геррера произнес:

— Потому что должна быть какая-то связь с китайцами.

— А-а, — сказал Занг.

Геррера был благодарен ему за то, что тот не сказал: "Ах, так!"

— Хотите стать партнерами? — спросил он.

Братья Ба с непроницаемым видом смотрели на него. "Долбаные узкоглазые!" — подумал он.

— Хотите войти в бизнес?

— А, биз'лиса, биз'лиса, — улыбаясь, закивал Занг.

Это они понимают. Деньги. В их головах пальцы летают над косточками счетов.

— Выясните, почему он наезжает на меня, — сказал Геррера.

Все улыбались.

Геррера догадался, что братья Ба улыбаются, потому, что, может быть, из симпатичных болванов мечтают пробиться в большие игроки. Геррера улыбался потому, что у него появилась надежда выбраться из этого города не только живым, но и богатым.

Все еще улыбаясь, они еще раз пожали друг другу руки.

Одиннадцать дней спустя близнецы пришли к нему.

Нахмуренные.

Под Новый год.

Без тени уважения к Геррере.

У них появились дурные предчувствия в связи с этим новым партнерством. Им пришлось снова увидеться с Гамильтоном, и он заплатил им задаток: половину от условленной цены за работу. А остальную часть, четыре тысячи, они получат, если доставят груз наркотиков, которые Геррера повезет через три дня.

— Тепель ми не плинесет-а денги, ми потелять денги! — кричал Занг.

— Ми теляй-а денги! — вторил ему Зинг. — Нет, нет, — терпеливо убеждал их Геррера, — мы можем сделать большие деньги!

— О, да, как? — спросил Зинг.

Их интонация была такой же непонятной, как в меню китайского ресторана названия блюд на родном языке.

— Если нам удастся разузнать, — сказал Геррера, — кое-что о сделке с "дурью".

Близнецы кисло-сладко смотрели на него.

"Долбаные узкоглазые", — подумал Геррера.

— Говорил ли он что-нибудь, почему? — терпеливо спросил он.

— Он говолить ми говолить тебе Хенни говолить хелло.

— Хенни? — спросил Геррера.

— Хенни Шу.

А, вот в чем дело!

Он понял, что они говорили о Генри Цу.

То, что они сказали, означало: после того как они Герреру пришибут 27-го, его подкинут в банду Генри Цу, чтоб все выглядело так, будто деньги Гамильтона украли узкоглазые из большой банды Желтого Листа.

"Ах, так!" — подумал Геррера и понял, что становится настоящим уроженцем здешних мест.

Воскресенье — это не день для отдыха.

Но и не день для усталости.

Джейми Боннем из департамента полиции Сиэттла пытался быть спокойным и любезным, но раздражение то и дело прорывалось. Он терпеть не мог, когда ему в воскресное утро так рано звонили домой. Зато у Кареллы уже было десять утра. К тому же дело его все еще было на нуле, и звонок Кареллы напомнил Боннему об этом мрачном факте.

— Да, — отрывисто сказал он в трубку, — мы разговаривали с парнишкой Жиллеттом. Кроме того, мы поговорили с еще одним ее другом. У вас тоже положено так работать?

— Да, — мягко сказал Карелла. — И как идет проверка?

— Мы все еще разрабатываем Жиллетта.

— В смысле?

— У него нет надежного алиби на ночь убийства. — И что же он говорит, где он был? 

— Читал дома книгу. Вы знаете хоть кого-нибудь, кто бы в двадцать два года сидел дома и всю ночь читал? Эдди Жиллетт был дома и читал. 

— Он живет один?

— С родителями.

— А где были они?

— В кино.

— Вы его спрашивали про новогоднюю ночь? 

— Мы спрашивали их обоих, где они были в новогоднюю ночь. Если это связано с убийством ребенка в вашем городе... 

— Возможно.

— Не все еще потеряно, Карелла. Мы не упускаем из виду никого из тех, кто был в ту ночь в Сиэттле. Но если кто-то нам говорит, что бродил в это время по восточному побережью...

— А что сказал Жиллетт?

— В то время он был в ваших краях. 

— Здесь? — переспросил Карелла и ближе наклонился к микрофону.