Карелла сел на краешек стола. Мейер приготовился печатать.

— Тише вы, оба! — закричал им через всю комнату Уиллис.

Никто не успел еще сказать ни слова.

— Восемь вечера, — начал Карелла. — Энни Флинн покинула свою квартиру на Норт-Сайкс, 1124...

Мейер начал стучать на машинке.

— ...Она вошла в квартиру Холдингов на Гровер-авеню, 967, в восемь пятнадцать.

Он подождал, пока Мейер это напечатает.

— Восемь тридцать вечера. Холдинги оставили Энни одну с ребенком...

Занимался холодный серый рассвет.

Вечеринка у "Лилэнд и Пайк" длилась всю ночь. Он и Эйлин заканчивали лакомиться яичницей с беконом, когда прозвучал его вопрос — вроде бы в шутку, но с надеждой: "К тебе или ко мне?" И заработал взгляд, говорящий: "Пожалуйста, Берт, не надо об этом во время еды!" Такой ответ он получал в эти дни всякий раз, когда предлагал заняться любовью.

С тех пор как Эйлин пристрелила в прошлом октябре того помешанного, ее стал отвращать секс и привлекала работа. Необязательно в таком порядке. Она также сказала Клингу, который, как ей казалось, все еще оставался ее второй половиной, что покинет полицию, как только сможет найти работу, где пригодятся ее таланты. Таланты были многообразными — например, способность в мгновение ока обезвредить насильника или уложить матерых убийц одним выстрелом, точнее шестью — столько патронов вмещает барабан служебного револьвера. Первая пуля — в грудь, вторая — в плечо, третья — в спину, остальные — в уже мертвое тело, лежащее на кровати. "Я дала тебе шанс", — снова и снова повторяла Эйлин.

— Сейчас шанс нужен мне, — сказала она Клингу.

Он надеялся, что Эйлин имела в виду другое. Он не мог себе представить ее в роли частного детектива, выслеживающего неверных мужей в каком-нибудь захолустном городке, каких много в США. Он не мог представить себе ее где-то в глуши детективом при универмаге, вылавливающим магазинных воришек и карманников. "Я покидаю полицию, — сказала она Клингу. — Покидаю этот город. Этот долбаный город".

Сегодня вечером они вместе ушли с вечеринки, и он поднялся с Эйлин в ее квартиру выпить еще по чашечке кофе. Нежно поцеловал в щеку. "С Новым годом, Эйлин!" — "С новым годом, Берт!" Грусть застыла в ее глазах. Господи, спасибо за все, что было! За Эйлин, которую он любил. Эйлин была бесстрашным копом до того, как город и порядки, в нем царившие, выжили ее. Он отвернулся, чтобы она не увидела набежавших на глаза слез. Когда Берт вышел на улицу, было еще темно. Но пока он ехал домой по молчаливому пустому городу, на востоке между небоскребами появилась тонкая светлая полоска.

Он повернул к Конкорду. "Черт побери! Только этого мне и не хватало!" Он увидел четверых мужчин на углу улицы. Трех здоровенных негров и маленького щуплого пуэрториканца.

Над их головами все еще горел фонарь. Они молча дрались в предрассветном полумраке, естественный свет смешивался с искусственным, трое негров размахивали бейсбольными битами, а маленький пуэрториканец пытался защитить себя голыми руками.

Кирпичная стена позади него забрызгана кровью. Это серьезно.

Клинг рванул ручной тормоз и выскочил из машины, пытаясь на ходу расстегнуть кобуру. В голове мелькали правила и инструкции: "Преступления против личности... Обоснованность применения оружия..."

— Полиция! — заорал он. — Замри!

Никто не замер.

Засвистела, вращаясь как лопасть вертолетного винта, едва видимая в предрассветных сумерках бита, нацеленная ему точно в голову. Берт рухнул плашмя на мостовую — мимо! Пока он откатывался, одновременно пытаясь прицелиться, один из негров сильно пнул его по голове. Теряя сознание, он скомандовал себе: "Стреляй!" Расплываются мелькающие силуэты. Кто-то кричит. "Стреляй же!" — повторил он. И нажал на спусковой крючок. Один из негров упал на тротуар. Кто-то снова пнул Берта. Он выстрелил еще раз, зная, что поступает как положено — "применение оружия в целях самозащиты и все такое" — вкус крови во рту — "не с целью ареста" — губы разбиты — "какого черта" — чем-то поперхнулся — "это зуб, о Господи!" — и, взбешенный, снова выпалил, на этот раз вслепую. Он попытался подняться на ноги, но один из негров снова швырнул в него бейсбольной битой.

Берт сделал шаг в сторону, толстый конец биты прошел в дюйме от его носа, тогда он снова нажал на спуск, взяв прицел слишком высоко — дюймов на пять выше сердца. Пуля попала негру в плечо, завертела его и отбросила к забрызганной кровью стене кирпичного дома, где третий добивал пуэрториканца, опуская на него биту снова и снова — отличная тренировка на углу Конкорд и Доу по отработке подачи.

— Брось ее! — закричал Клинг, но почему-то этим утром его слова мало на кого действовали. Негр, казалось, был твердо намерен прикончить щуплого пуэрториканца, который сейчас напоминал кучу кровавого тряпья, лежащую на тротуаре.

— Ты, тупая скотина! — закричал Клинг. — Брось его!

Негр повернулся. Он увидел дуло пистолета. Увидел здоровенного блондина, держащего этот пистолет. Взглянув в его глаза, мгновенно понял, что оба через секунду взорвутся выстрелом, и бросил биту.

— Эй, парень, успокойся! — сказал он.

— Я тебе успокоюсь, сука, — с трудом выдавил из себя Клинг. Отшвырнув негра к стене, он быстро обыскал его и защелкнул наручники на заведенных за спину руках.

Берт Клинг присел на корточки возле пуэрториканца, истекающего кровью.

— Я вызову "скорую", — сказал он.

— Gracias рог nada! — прохрипел в ответ раненый.

Что на испанском означало: "Спасибо, не стоит!"

График событий, предшествовавших двойному убийству, мог быть полностью подтвержден только убитой, Энни Флинн. В любом случае установить удалось следующее.

Энни Флинн вышла из своего дома на Норт-Сайкс, что в семи с половиной кварталах от дома Холдингов, и в восемь вечера, чтобы доехать до Гровер-авеню, села в автобус (об этом она сама сказала Холдингам). В 8.15 она уже была у них.

Холдинги вышли из дому ровно в 8.30, приехав к друзьям, живущим в четырех кварталах от них по Гровер-авеню, на такси. Миссис Холдинг не хотела идти пешком даже на такое короткое расстояние из-за длинного платья и каблуков.

С 8.30 приблизительно до 12.20 ни Холдинги, ни Флинны не говорили с Энни. Как обычно в Новый год, все линии были заняты, и пока отец Энни дозвонился до нее, прошло какое-то время. Он и жена поздравили девушку с Новым годом и поболтали с ней минут пять. Холдинг безуспешно звонил домой в это же время. Около половины первого он наконец поздравил Энни с Новым годом, узнал, что с ребенком все в порядке, и положил трубку. Ясно, что в половине первого ночи Энни еще была жива. Через два часа, когда Холдинги вернулись домой, живой ее уже никак нельзя было назвать. Звонила ли куда-нибудь Энни Флинн, звонил ли кто-то ей — как это часто бывает с нянями на работе — узнать было невозможно. Телефонная компания не ведет учет местным звонкам.

Официально рабочий день Мейера и Кареллы закончился полчаса назад, но...

Произошло убийство, поэтому они снова надели пальто, перчатки, закутались в шарфы и вернулись в дом, где живут Холдинги. Время — десять минут девятого. На этот раз их работа заключалась в том, чтобы стучать в двери и поднимать с постели людей. Очень скучно и утомительно. Ни одному копу не нравится такое занятие. Так же, как ни одному копу не понравится схватить пулю в перестрелке, но если есть выбор, многие хорошую потасовку предпочли бы этой работенке, при которой требуется задавать одни и те же вопросы по сто раз.

За единственным исключением, все, кто проживал по адресу Гровер-авеню, 967, и был разбужен детективами, хотели бы знать — неужели необходимо задавать подобные вопросы в такую рань? Знают ли господа детективы, что на календаре сегодня первое января? Так ли уж трудно сообразить, что многие вчера (точнее сегодня) поздно легли спать? Неужели нельзя подождать хотя бы до полудня? За единственным исключением, все в доме были потрясены, узнав, что девочка Холдингов и ее няня убиты этой ночью. Они могли бы понять, если что-то в таком роде случилось в пригороде, но здесь! Ведь дом на охране и все такое? За единственным исключением, все опрошенные не слышали и не видели ничего необычного в промежуток времени между половиной первого и половиной третьего. Многих вообще не было дома в это время, другие легли спать почти сразу же после полуночи. За единственным исключением.