— Не значит, что?

— Не значит, что я не понимаю, для чего ты сидишь здесь. Ты ждешь, на чем бы подловить меня. — Ты на самом деле так думаешь?

Эйлин не ответила.

— Я хочу подловить тебя?

— Ведь это твоя работа, не так ли? Вывернуть наизнанку любую мою фразу и сделать из нее преступление федерального масштаба.

— Никогда не думала, что моя работа так...

— Давай не будем говорить о твоей работе, хорошо? Причина, по которой я здесь, — мое желание бросить свою работу. А от тебя я не вижу никакой помощи в этом вопросе.

— Но мы же только познакомились друг с другом...

— Скажи мне хотя бы, сколько времени займет написать заявление об отставке?

— Так ты хочешь именно такой помощи от меня? 

— Ты знаешь, что я... 

— Нет, не знаю. 

— Я хочу уйти, черт возьми! И кажется, я не могу сделать этого. 

— Видимо, ты не хочешь уходить.

— Нет, хочу.

— Прекрасно.

— Ты знаешь, что хочу.

— Да, ты мне говорила.

— И это правда.

— Хочешь уйти, потому что убила человека.

— Да.

— И боишься, что если останешься на работе...

— Попаду в другую ситуацию, где должна буду применить оружие.

— Снова стрелять из пистолета.

— Да.

— Снова убивать.

— Да.

— Ты этого боишься.

— Да.

— А чего ты еще боишься?

— Что я должна сказать?

— То, что думаешь. То, что чувствуешь. 

— А я знаю, о чем ты хочешь от меня услышать. 

— О чем же? — Я точно это знаю. 

— Так скажи мне.

— Ты хочешь, чтобы я сказала "изнасилование".

— Ну-ну.

— Ты хочешь услышать, что я боюсь снова быть изнасилованной...

— А ты боишься?

— ...что я хочу уйти из полиции до того, как какой-нибудь сукин сын меня изнасилует.

— Это то, чего ты боишься?

Эйлин не ответила. В течение оставшихся пяти минут из отведенного ей часа она молча сидела, глядя на Карин. Наконец Карин улыбнулась и сказала:

— Мне очень жаль, но наше время истекло. Увидимся в четверг, хорошо?

Эйлин кивнула, взяла свою сумку и направилась к двери. Уже взявшись за ручку, она остановилась. Повернулась и сказала:

— Да, я боюсь. И этого тоже.

Открыла дверь и вышла.

Копы любили разговаривать с Сэмми Педичини. Каждый раз, когда в городе совершалась крупная кража, копы наносили Сэмми короткий визит, задавая ему кучу вопросов. Сэмми всегда отвечал одно и то же. Что бы они ни расследовали, Сэмми к этому непричастен. Сэмми совершил ошибку десять лет назад и сейчас ничем противозаконным не занимается — он выучил свой урок.

— Что бы там ни было, — сказал Сэмми Карелле, — я этого не делал.

Карелла кивнул.

— Я выучил свой урок в Каслвью и с тех пор чист.

Мейер тоже кивнул.

— Я играю на саксофоне в оркестре, который называется "Короли Ритма Ларри Фостера", — сообщил Сэмми, — мы играем для этих шестидесятилетних стариканов, которые были молодыми в сороковых. Они очень хорошие танцоры, хоть и старые перечницы. Мы выдаем весь репертуар Гленна Миллера, Гарри Джеймса, Чарли Спивака, Клода Торнхилла. Мы хорошо сыгрались. Можете удивляться, но у нас куча заказов. Я научился солировать на саксофоне. — Должно быть, ты чертовски хорошо это делаешь, — сказал Мейер, — зарабатываешь этим себе на жизнь.

— Между прочим, хоть и звучит как издевка, это чистая правда. Я зарабатываю себе на жизнь, играя на саксофоне.

— Именно так я и сказал, — улыбнулся Мейер.

— Но вы имели в виду, что я все еще приворовываю на стороне. А это неправда.

— Разве я говорил что-нибудь подобное? — удивился Мейер. Он повернулся к Карелле: — Стив, ты слышал?

— Я не слышал, чтобы ты это говорил, — пожал плечами Карелла. — Мы ищем Мартина Проктора. Ты не знаешь, где его найти?

— Он музыкант? — спросил Сэмми. — На чем он играет?

— На фомке и отмычках, — ответил Мейер.

— Он вор, — добавил Карелла. — Как ты.

— Лично я играю на саксофоне. А что делает Проктор, понятия не имею, потому что не знаю такого человека.

— Но твоя подружка с ним знакома, не так ли?

— Какая подружка?

— Твоя подружка, которая занимается проституцией и которая спрашивала одного детектива, нашего общего знакомого, почему полицейские рыщут вокруг старой квартиры Проктора. 

— Вот это новость! Честно говоря, я не прочь, чтобы моя подружка была проституткой. Выучила бы меня парочке фокусов, а? — сказал Сэмми и рассмеялся. Довольно нервно. 

— Проктор обчистил квартиру в новогоднюю ночь, — объяснил Карелла. — В доме на Гровер. В том же самом доме в ту же самую ночь было совершено двойное убийство.

Сэмми издал долгий протяжный свист.

— Вот именно, — кивнул Карелла.

— Ну так где он? — спросил Мейер.

— Если я не знаю этого парня, как я могу сказать, где он?

— Ладно, тогда мы сейчас пойдем и повяжем твою подружку, — сказал Карелла.

— За что? 

— За проституцию. Узнаем ее имя у детектива, о котором мы тебе говорили, вытащим за мягкое место с улицы и порасспросим ее о Мартине Прокторе. И будем держать за решеткой до тех пор... — А, так вы имеете в виду Мартина Проктора! Мне показалось, вы сказали Марвина Проктора. 

— Где он? — спросил Мейер.

Гамильтон проводил Клинга от полицейского участка на Гровер-авеню до станции метро в трех кварталах оттуда, вошел вслед за ним в поезд, идущий в деловую часть города, и стал прямо у него за спиной. Бертрам А. Клинг. Детектив третьего разряда. Эту информацию Исаак получил из судебных дел. Исаак очень хорошо собирал информацию.

Однако он оказывался не совсем на высоте, когда дело доходило до организации бизнеса комплексно и на высоком уровне. Вот почему Гамильтон не сказал ему о телефонном звонке Карлоса Ортеги в прошлом месяце из Майами. Или взять этого придурка Хосе Герреру, который на самом деле оказался паршивым вором. Исаак не понимал, что таких нельзя использовать в деле. Но надо отдать Исааку должное, он хорошо поработал, добывая информацию об этом копе. Бертрам А. Клинг. Свидетель по делу Герберта Трента, Джеймса Маршалла и Эндрю Филдса. Бертрам А. Клинг. Он не знал, что человек, стоящий у него за спиной в вагоне метро, Льюис Рэндольф Гамильтон, который собирается убить его, если наступит момент, который он сочтет подходящим, и испариться как дымок.

В вагоне ехало около сорока негров.

Это было на руку Гамильтону. Даже если в полицейской картотеке города и были его недавние фотографии — которых, насколько он знал, там не было, — но даже если в и были, в любом случае белый коп — такой, как Клинг, — не узнает его. Клинг, с его светлой шевелюрой и цветущим видом, из тех белых копов, которые думают, что все черные бандиты на одно лицо. На фотографиях из полицейских досье они наверняка различают их только по номерам. Им кажется, что все преступники-негры похожи на горилл. Гамильтон слишком много раз слышал это от белых легавых.

На самом деле убить Клинга для него будет большим удовольствием и еще по одной причине.

Он любил убивать людей.

Дырявить их из своего здоровенного "магнума".

Особенно он любил убивать копов. Он убил двух копов в Лос-Анджелесе. Они там до сих пор его ищут. Бородатого негра. Или бородатую гориллу. А Гамильтон бороду уже не носит. Сбрил ее в Хьюстоне, перед тем как поссу принять этот крупный груз из Мехико. В Хьюстоне он носил прическу в стиле "растафари".

Гамильтон ненавидел копов.

Ничего не зная о Клинге, он ненавидел его. И получил бы удовольствие от его смерти, даже если бы Геррера ничего ему не рассказал.

Что было весьма возможно, потому что откуда Геррере узнать про груз Цу, который должен прибыть в следующий понедельник, когда даже Исаак еще не знал этого?

Гамильтон стоял рядом с Клингом и улыбался при мысли о том, как удивились бы их соседи, узнав, что и он, и этот здоровенный блондин вооружены.