— Начинай, — сказала Крисси.

— Хочу спросить... не обсуждал ли с тобой отец Майкл когда-нибудь свои личные дела?

— Какие, например?

— Ну... личные дела.

— Например, к какому стоматологу ему идти? Или: может ли он себе позволить или нет новую машину?

— Да нет! Я говорю больше о... сомнениях... страхах.

— Нет! Никогда!

— Ты когда-нибудь вскрывала его почту? Или отвечала по телефону?

— Конечно. Всегда.

— А были ли письма или звонки от... — Он запнулся, но решил договорить: — Были ли письма и звонки от женщин?

— Да, конечно, — сказала она.

— От каких-нибудь женщин особо?

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — ответила она.

— Ну, таких женщин, которые писали или звонили ему чаще, чем... ну... чем это надо.

— Все равно не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ну... — сказал он и опять запнулся. — У нас есть основания считать, что отец Майкл оказался вовлечен в такую ситуацию, в которой он не знал, что ему делать. В такую, что привела его к беде. Если ты помнишь о чем-то в этом роде, ты бы нам здорово помогла...

— Нет, не припоминаю ничего такого, что бы тревожило его, — ответила Крисси.

— И не упоминал он о проблемах или...

— Никогда.

— А эти женщины, что звонили ему...

— Разные женщины. Ведь их в приходе большинство, — сказала она.

— Ты не припоминаешь их имен?

— Так, экспромтом — нет. Но в делах могут быть письма...

— Да, я видел их.

— ...и я вела журнал записи телефонных разговоров — если новый секретарь уже не выкинула его.

— А где он находился?

— На моем столе. Справа от телефона.

— Книга, блокнот?..

— Это блокнот для записей. Розовый. "Пока вас нет" или что-то в этом роде. И там есть колонка для записи сообщения, имени и телефона того, кто звонил.

— И эти женщины, которые звонили... кто-нибудь из них посещал отца Майкла?

— Посещала?

— Ну да. Приходила в церковь, чтоб увидеться с ним, побеседовать.

— Да, в офис приходили женщины, — сказала Крисси и удивленно уставилась на него. — Знаешь, у меня такое ощущение, что ты... ладно... ерунда, я ошиблась.

— А может быть, не ошиблась, — возразил Хейз. — О чем ты подумала?

— Что... ну... по вопросам, которые ты мне задаешь... ну, мне кажется, что ты допускаешь, что у отца Майкла... так сказать...

— Да?

— Ладно, был любовный роман или что-то в этом роде.

— А ты это допускаешь?

— Нет.

— Ты так уверенно это говоришь...

— Я считаю, что отец Майкл был всецело предан Господу и католической церкви. Вряд ли он вообще замечал женщин. Или так о них думал.

— Как?

— В сексуальном смысле. Он был симпатичным, ты же знаешь... ну, ты видел его...

Хейз видел тело.

Которое кто-то многократно бил и резал.

— ...все приходские девчонки сходили по нему с ума — эта классическая внешность ирландца-шатена, эта улыбка Джина Келли...

Труп на каменном полу сада не улыбался.

Они занимались убийством, точка.

Жертвой являлся белый мужчина в возрасте чуть больше тридцати лет, темноволосый, темноглазый.

Симпатичный?

Этого Хейз припомнить не мог.

— ...вот я и говорю. Он был чутким и понимал с полуслова, а это как раз те черты характера, которые так нравятся женщинам. Но он же был священником, это-то вы знаете? А потому не мог уделять внимания... ну, как бы это... вопросам плоти. Он и не задумывался о том, как он привлекателен для женщин. И, конечно же, не мог себе позволить увлечься ими.

— Его сестра думает иначе, — возразил Хейз.

— Да? — удивилась Крисси.

— Похоже, она уверена, что у ее брата была связь с какой-то женщиной.

— Из этого прихода?

— Он не говорил, а она не знает.

— Удивительно! — сказала Крисси. — В самом деле удивительно.

— И ты не замечала никаких признаков, что у него могло бы...

— Ни малейших!

— Несмотря на то, что были звонки, письма...

— Ну, и от мужчин тоже!

— И посещения?

— Приходили и мужчины, и женщины! В приходе Святой Екатерины — многочисленная паства, а он был отзывчивым пастырем. Помню, как я удивлялась, когда начала работать здесь, тому, как он находил время для множества людей. У него была... ну... поразительная энергия. По-моему, он вообще не ложился спать.

— И когда это было?

— Когда я начала работать? В начале марта, еще помню, снег шел. Я вышла из подземки и пошла к церкви...

— ...и не могла найти вход. Когда подходила со стороны Калвер-авеню, ты знаешь, ты там бывал. Церковь в плане имеет форму креста, как и все церкви. Дом священника этого прихода находится в западном крыле, заходишь в невысокую дверь с аркой, проходишь мимо кружки для сбора пожертвований и потом по отделанному деревом коридору — в его дом. Кабинет отца Майкла — в углу, где когда-то была часть кухни. На этом месте раньше стояла кухонная плита, а сейчас — шкафы с документами, у западной стены церкви.

"Забавно! Похоже, Крисси репетировала роль!" Не исключено. Видимо, когда она вошла в офис, там была еще одна девушка. Когда приходишь в театр на пробу, там обязательно толпится сотня других девушек-претенденток! Конечно, в театре девушкой называют всех до тридцати, но в то вьюжное мартовское утро в офисе отца Майкла действительно была девушка, около тринадцати лет, в джинсах и сером свитере, желтых резиновых сапогах. Когда она наклонялась над столом, длинные темные волосы закрывали ей лицо. Он сказал:

"Ты пропустила стоимость билета, Глория". Оказывается, они говорили о большом танцевальном вечере в церкви, который должен состояться лишь в начале июня, а красивая маленькая темноволосая девочка рисовала плакат к этому событию и принесла его показать отцу Майклу. "А что вы думаете об этом?" — обратился он к Крисси, взяв со стола плакат и показав ей.

Она еще не успела даже представиться ему, не сказала, что ищет работу секретаря на неполный день, а он уже вовлек ее в церковные дела. Крисси посмотрела на плакат, на котором было нарисовано много танцующих мальчиков и девочек, а в воздухе над их головами плыли очертания больших жирных черных нот. Буквы в контурах воздушных шариков извещали, что в пятницу вечером 1-го июня состоятся июньские танцы. Сейчас было только начало марта, но отец Майкл любит, когда его юные прихожане вовлекаются в работу задолго до самого события. "Ну и как?" — спросил он и улыбнулся.

— В самом деле, у него была улыбка Джина Келли...

...и ждал ее ответа, как если в от него зависело будущее всей католической церкви. Маленькая девочка — вообще-то она не маленькая, в ней 5 футов 6 дюймов росту, но для Крисси она — маленькая девочка 12 — 13 лет — также ожидала ее заключения и беспощадной критики. На Северной Одиннадцатой улице происходило важнейшее событие, и они ждали, когда обозреватель четвертого канала выразит свое мнение. Глория, — он называл ее Глорией, — красивая маленькая девочка с бледным овальным лицом и высокими скулами, длинными черными прямыми волосами, падающими на плечи, слегка раскрытым ртом, большими серо-голубыми глазами, сидела в ожидании. В Крисси вдруг проснулось сочувствие к этой девочке, которая, очевидно, и нарисовала плакат, а сейчас томилась, ожидая решения священника, которое может зависеть от того, как Крисси оценит ее усилия. Крисси знала, каково это в 13 лет, и она заявила, что, глядя на плакат, человек действительно захочет прийти сюда и потанцевать. И тут Глория воскликнула "ура!" или что-то вроде этого, бросилась к Крисси и крепко обняла ее.

Вспомним, что Крисси пришла устраиваться на работу. И первые впечатления оказались не очень пристойные: какой-то подросток скачет в ее объятиях и визжит, а она не успела даже представиться! Она прислушалась к тому, что говорил отец Майкл: "Плакат ужасен, к тому же она забыла указать плату за вход", а девчонка все еще так взбудоражена восторженной оценкой Крисси и потрясающей, как у Джина Келли, одобрительной улыбкой священника, что чуть не обмочилась в штанишки прямо в офисе! Но наконец-то она свернула плакат, снова поблагодарила Крисси и ушла, счастливая, с улыбкой на лице. Симпатичный молодой патер покачал головой ей вслед и сказал что-то вроде того, что в этом приходе — чудесные дети, и наконец-то Крисси представилась ему и сказала, что пришла в поисках работы. И знаешь, что он ответил?