Шла в эти дни на Крымский фронт стрелковая дивизия — такой приказ был дан ей Главным штабом Красной Армии. Шла дивизия из дальних мест, из Сибири, и надо хоть кое-что о ней успеть рассказать, пока на Каховском тет-де-поне при ее участии произойдут горячие бои. Что такое тет-де-пон, мы потом объясним, а пока скажем: дивизия очень торопилась — так повелевал ей тот же самый приказ.

Блестяще, по утверждениям военных историков, воевала в Сибири против Колчака 51-я дивизия: о ней и речь. До Сихотэ-Алиня, где так мечтает побывать господин де Робек, дивизия, кажется, не дошла, но, пока воевала на Урале и в Сибири, не раз видела в застойных горных озерах эти лотосы. Во всяком случае, были в дивизии люди, видевшие и лотосы, и всякие другие чудеса, встречающиеся на обширных пространствах от Уральского хребта до синего Амура. Почти на три четверти 51-я дивизия состояла из коренных уральцев и сибиряков, и сколько среди них было любителей таежной охоты, старателей из золотых приисков, которые куда только не забирались и каких только диковинок не нагляделись!

В дневнике Кати и Саши не найти подробностей — где, в каких именно озерах, видели бойцы 51-й торчащие из воды горных озер белоснежные лотосы. Есть лишь такая запись Кати:

«Вчера ночью к нам переметнулся один из врангелевских офицеров, которого Слащев грозился за что-то расстрелять. Чтоб спастись, беляк бежал из-под ареста и сдался нашим. Его тотчас доставили в наш штаб и допрашивали целое утро. Оказывается, штабу Слащева известно, что к нам на подкрепление идет 51-я дивизия. Враги и их лазутчики у нас в тылу тоже не дремлют, черт их возьми! Но раз уж они все знают про дивизию Блюхера, то могу же я теперь хоть кое-что себе позволить.

Рассказывают о дивизии чудеса. Все будто бы сплошь герои, богатыри. Одеты бойцы не в обычные гимнастерки, а в красные рубашки, которые им прислали рабочие-шефы за победы на Восточном фронте против Колчака. Ну разве не поэзия эти красные рубашки в обыкновенной стрелковой дивизии? А на стволах винтовок, говорят, у них привязанные ленточками цветы».

Может, то были лотосы? Хочется верить.

В дни, когда дивизия двигалась к врангелевскому фронту, ее комдив Василий Блюхер доложил в Главное командование Красной Армии вот что:

«51-я стрелковая дивизия в предоставленных ей 93-х эшелонах 1 мая сего года начала переброску со ст. Ангара на запад по трем направлениям (Екатеринбург — Симбирск — Самара) и головными эшелонами приступила к разгрузке на ст. Апостолово…»

Подумать только — 93 воинских эшелона для переброски одной дивизии!

Трудно даже представить себе, как необъятно раскинулись по железным дорогам страны скрипучие вереницы красных теплушек. И несутся мимо них леса, города, деревни. Лето жаркое, самая пора хлеб убирать. Эх, скорее бы с Врангелем покончить да по домам!..

Ехала дивизия и на ходу ела, пила, на ходу же слушала беседы комиссаров, училась в кружках ликбеза и лихо пела любимую солдатскую:

Постукивали колеса на стыках рельсов, и под стук неслось из раскрытых дверей теплушек:

Сколько же было их, пареньков, устремившихся сейчас на смертный бой с барским сбродом? В том же донесении комдива Блюхера сказано: 23 689 человек было в его дивизии. Большая сила!

Далее в донесении Блюхера говорится, что еще за месяц до отправки на Южный фронт дивизия, находясь в резерве главного командования, чинила мосты и перекладывала шпалы на железнодорожном пути от Байкала до станции Зима. Некоторые полки 51-й трудились на Черемховских каменноугольных копях. Напомним здесь: ведь после разгрома Колчака и Деникина в Москве надеялись, что уже можно приступать к планам мирного строительства, к чему предполагалось привлечь и войска. И вдруг после короткой передышки в мае ударили с запада белополяки, а в июне из Крыма вылез Врангель, и все прежние планы полетели кувырком.

И вот движется 51-я к Таврии. И уже из записей Кати мы потом узнаем, что дивизия вместе с прочим имуществом везла в своих эшелонах 48 библиотек с 41 тысячью книг, среди которых окажется и очень нужная Кате (для Орлика) «Война и мир».

Нас могут упрекнуть: в повестях не принято приводить сухие цифры статистики. Но кто сказал бы точно и доказательно, почему не принято, если это решало судьбы людей!..

Большую роль предстоит сыграть дивизии в дальнейших событиях, и потому мы так пристально вглядываемся в ее облик.

Было что-то по-сибирски крепкое, кряжистое, упорное и стойкое в людях дивизии, начиная от ее комдива, бывшего рабочего Блюхера, и кончая рядовым бойцом. Отрадно, что Катя отметит это в своем дневнике. Но Катя — человек еще чересчур юный, да и все знать она просто не могла. Вот почему хочется привести здесь записи из другого дневника, — это дневник, который вел один из политработников дивизии, комиссар полка Телегин. Он ехал на Южный фронт с первым эшелоном дивизии, и вот его личные записи:

«2–17 июля 1920 г. Настроение бойцов превосходное. Не было ни одного случая дезертирства. Проехали Сибирь и Урал, родные места красноармейцев остались позади. Но отставших нет.

Однажды задержали двух красноармейцев, пытавшихся спекулировать добытой где-то солью. В вагоне устроили общественный суд, хотели сдать их в ЧК, но они со слезами на глазах просили не делать этого и обещали на фронте искупить свою вину. Приближаемся к фронту.

18 июля. Провел митинг на тему: «Значение II конгресса III Коммунистического Интернационала». Дал задание политрукам организовать читку газет, посвященных конгрессу. Проехали Кременчуг. Завтра утром прибудем на конечную станцию. Предупредили о возможности налета банд. На паровозе, тормозных площадках и на крышах вагонов расположили усиленное охранение. Здесь армейские тылы, уже ощущается дыхание фронта. Командный состав насторожился, насторожились и бойцы. Оружие приведено в готовность.

19 июля. Прибыли на станцию Апостолово. Выдвинули наблюдательные посты, расставили пулеметы. Эшелон стал под разгрузку… Набрали подводчиков. Через два часа мы уже тронулись на юго-запад.

Население встретило вначале с некоторым недоверием. Наша первая забота — не допустить никаких недоразумений с населением. Политрукам и командному составу строго-настрого приказано следить, чтобы бойцы хорошо относились к крестьянам. Будем оказывать им хозяйственную помощь.

На просьбы красноармейцев продать что-либо из продуктов пока слышали только отказы:

— Ничего нет, товарищи, все уже поели.

Наши ребята молодцы, не настаивают. Закусывают коркой хлеба или сухарем с водою. Включаются в работу по хозяйству: молотят, убирают солому, помогают по двору. Кончив одну работу, спрашивают у хозяев, что надо сделать еще. К вечеру отношение крестьян резко изменилось. Красноармейцев сажали с собою за стол, угощали салом, молоком. Я спросил двух крестьян:

— Как наши?

— Таких червоноармейцев ще не бачили!..

Вечером коммунисты и бойцы на завалинках вели разговоры. Крестьяне интересуются положением на польском фронте. Спрашивают, правда ли, что Врангель обещает дать землю. Впрочем, тут же сами добавляют:

— Брешет, что от него можно землю получить.

20 июля. Все ближе и ближе к передовой линии фронта. Весть о хороших «сибиряках-красноармейцах» летела из села в село, опережая нас. Командир и красноармейцы — желанные гости. Крестьяне делятся с нами всем, что у них есть.