Но послушаем, какой разговор идет между ним и ответственным товарищем.

— Иннокентий Павлович! Вы хорошо помогали нам в подпольной работе, когда деникинцы были в Киеве. Мы знаем, что вы беспартийный, но считаем вполне своим.

— Благодарю.

— Вы Крым знаете?

— Знаю, конечно. Бывал не раз.

С Иннокентием Павловичем до этого вели разговор в Брянском губкоме партии. О цели его приглашения в Харьков, в Центральный Комитет, он знает.

Сложное, опасное дело хотят поручить Иннокентию Павловичу, и предварительное согласие он уже дал. Но сейчас, очутившись в кабинете у человека, с которым предстоит обо всем точно договориться, Иннокентий Павлович вдруг почувствовал себя как на экзамене.

Человек этот — обозначим его как «товарищ М.» долго рассказывал о положении в белогвардейском Крыму; не скрывал, что работать в подполье там трудно; часты провалы. Но борьба есть борьба, что поделаешь. То, что в интересах революции, должно делаться, несмотря ни на что.

Дальше разговор протекал в виде как бы драматического диалога, который был очень привычен Иннокентию Павловичу как актеру.

Товарищ М. Нам очень, очень нужны свои люди в Крыму. Воцарение там Врангеля грозит нам большими неприятностями. Могут развернуться грозные события, учтите.

Иннокентий Павлович. Я понимаю.

Товарищ М. Должен сообщить вам, что я вчера только вернулся из Москвы. Присутствовал там на ряде очень важных совещаний. Положение таково, что партия подымает все на ноги. Меры принимаются чрезвычайные. Я видел Ленина, и никогда еще он не казался мне таким озабоченным.

Иннокентия Павловича эти слова так разволновали, что у него вырвалось:

— Боже мой! Но почему такое творится? Разве положение столь трагично?

В дверь постучали. Вошла худенькая девушка в сапогах и подала товарищу М. кипу газет.

Девушка. Я могу удалиться?

Товарищ М. Да, да. Спасибо.

Когда за девушкой закрылась дверь, Иннокентий Павлович со вздохом проговорил:

— Как она напоминает мне мою дочь!

Товарищ М. Я знаю из вашей анкеты, что у вас дочь и она служит в одном штабе наших войск. Отзываются о ней хорошо, так что можете ею гордиться.

Иннокентий Павлович. Благодарю… Знаете, давно не видел ее… Очень давно!..

Как видно, товарищу М. в эту минуту пришла в голову какая-то мысль. Он скосил глаза в сторону и некоторое время задумчиво барабанил пальцами по столу. Потом сказал:

— Ладно. Это потом.

Обращался он сейчас, похоже, к самому себе. И, что-то решив про себя, опять уставился на артиста:

— Итак, вы согласны в Крым? Работа предстоит опасная. Поедете?

— Да, если это надо.

— Очень надо.

— Но чем я как артист смогу вам помочь?

— Многим.

И вдруг, заулыбавшись, товарищ М. спросил:

— А знаете, кто нам, большевикам, особенно много помогал в старом подполье? Я имею в виду царское время. Для явок, пожалуй, одними из самых удачных были квартиры портнихи и зубного врача. К ним всякие люди ходят, и никто не заподозрит вас, если и вы зашли к портнихе заказать себе, скажем, сорочку или наведаетесь к зубному врачу с больным зубом. Для подпольщика — самая удобная возможность, и мы этим часто пользовались.

Иннокентий Павлович. Но позвольте снова напомнить вам, что я человек театра.

Товарищ М. Вот-вот, как раз такой нам и нужен сейчас. Поверьте, не вы один будете работать в крымском подполье. Свои люди у нас там всюду. Но вот что нам надо именно от вас. Видите ли, в Севастополе, где обосновался весь врангелевский штаб, очень близко от него расположен один летний театр с рестораном на открытом воздухе, где особенно часто бывают офицеры этого штаба. Конечно, это все народ стреляный. Но с артистами они, по нашим сведениям, охотно ведут знакомства. Театр в России везде любят. Кстати, хочу напомнить вам, что в традициях лучших актеров нашего театра — помогать борцам за свободу. Это делал и знаменитый Качалов, и многие другие.

Иннокентий Павлович (с живостью). О, конечно, я это знаю!

Товарищ М. Ну, вот и хорошо. Будем считать, что мы договорились. Надо надеяться, что как артисту вам будет легче встречаться со штабными офицерами Врангеля хотя бы в том же летнем ресторане и через них выведывать и получать нужную нам информацию.

— Получать? — удивился Иннокентий Павлович. — От кого же?

— А вот это вы узнаете уже в самом Севастополе. Ясно?..

Тут в дверь снова постучали. На этот раз товарищ М. довольно сердито крикнул:

— Нельзя! Я занят!

— Пусть войдет, — вдруг попросил Иннокентий Павлович. — Эта девушка очень похожа на мою дочь. Хотел бы хоть на эту посмотреть еще раз… Извините, конечно, — спохватился Иннокентий Павлович. — Я перебил вас… Такой у нас важный разговор, а я вдруг бог весть о чем…

Товарищ М. опять скосил глаза в сторону, о чем-то подумал и вдруг спросил:

— Иннокентий Павлович, скажите, что, если бы вы, представим себе, встретились с нею в Крыму?

— С кем?

— О вашей дочке говорю.

Иннокентий Павлович. Как же это возможно?

Товарищ М. Все на свете возможно. Как бы вы к этому отнеслись?

Иннокентий Павлович. Буду исполнять свой долг, а она пусть исполнит свой.

Товарищ М. Мы так и надеемся. Отлично! Но вот еще что. С собой вам придется повезти и передать по назначению одну листовку. Распечатают ее в Крыму наши подпольщики. Согласны?

Иннокентий Павлович. Да, конечно.

Товарищ М. Это стихи. Нечто вроде даже небольшой поэмы под названием «Сон Врангеля». Вот она, познакомьтесь.

Оборвем тут беседу отца Кати с ответственным товарищем и приведем отрывки из дошедшей до нас листовки.

Начинается она обычным для того времени: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Затем идут стихи: