Пробиться к выходу было еще труднее, чем войти, и пока Винниченко добрался до двери, Альбер Тома свою речь закончил. Под гром рукоплесканий и приветственные возгласы Винниченко как ошпаренный выскочил на площадку и со всех ног пустился вниз по лестнице, так как публика повалила из зала густой толпой.

Но на среднем марше лестницы, откуда виден был вестибюль, Винниченко вдруг остановился. В пустом вестибюле, между колоннами, стояла группа людей — рабочие и солдаты — под знаменем «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Возглавляла группу четверка: Иванов, Боженко, Смирнов, Бош — известные в Киеве большевики. Они что–то горячо доказывали штабс–капитану Боголепову–Южину, офицеру для особых поручений при командующем округом.

Спор все разгорался: четверка большевиков и вся группа за ними двинулась к лестнице, a Боголепов–Южин даже раскинул руки, чтоб им помешать. Он не пропускал эту четверку, хотя она и пришла со своим знаменем. Быть может, потому, что все равно было поздно, а может быть, и потому, что во главе ее стояли большевики. Это была делегация от Совета фабрично–заводских комитетов города — Иванов, и от Центрального бюро профессиональных союзов — Боженко и Смирнов. Бош, очевидно, представляла областной комитет большевиков или Совет рабочих депутатов.

Встречаться с Бош, Смирновым и Боженко, особенно с Андреем Ивановым, с которым ему не раз доводилось скрещивать оружие на митингах, Винниченко вообще не стремился, а сейчас ему это было и вовсе не с руки. Еще начнут апеллировать к Винниченко, как к представителю украинской социал–демократии, что вот, мол, глядите — свобода совести, а большевиков не пропускают!

Заторопившись, чтоб спускающаяся сверху толпа не подхватила и не увлекла его вниз, Винниченко побежал назад, вверх по лестнице.

Но — куда же? Из дверей зала как раз валил густой поток, и в центре его плыл в воздухе сам Альбер Тома: его выносили на руках экспансивные дамы. Бедный толстяк отбивался, барахтался, наконец вырвался и стал на пол обеими ногами.

Винниченко проворно повернул направо и шмыгнул в дверь курилки.

3

В курилке было пусто, и, облегченно вздохнув, Винниченко достал портсигар. Как же теперь быть? Как хотя бы довести до сведения Тома, что представитель Центральной рады отсутствовал здесь не по своей вине?

Дверь в этот момент отворилась — шум с площадки ворвался в курилку, — и Винниченко, чтоб никто не заметил и не узнал его, поскорей прошел в уборную.

Прикрывая дверцу, он сквозь щель увидел: из курилки в соседнее отделение мелкими шажками поспешно просеменил Альбер Тома.

Мозг Винниченко молнией пронзила гениальная идея: гениальные идеи не выбирают место, где им родиться. Более подходящей оказии вовек не сыскать! Ведь такой тет–а–тет — ежели, конечно, это выражение уместно в данном случае — можно использовать превосходнейшим образом! Нигде, ни при каких обстоятельствах не мог бы Винниченко поговорить с Тома, неотступно окруженным сторонниками Временного правительства, до такой степени по душам!

— Гм! — кашлянул Винниченко. — Приветствую вас, глубокоуважаемый мсье Тома!

— Бонжур! — откликнулся тоненьким голоском из–за перегородки французский министр.

— Глубокоуважаемый мсье Тома! Вас приветствует мсье Винниченко. Ви–ни–шен–ко — заместитель председателя украинской Центральной рады! Приветствую вас официально, а также и просто от всего сердца. Я — тоже социалист, и тоже — лидер партии украинских социал–демократов.

— Очень приятно! Тронут! Мерси! — отозвался Тома. Любезный ответ придал Винниченко смелости, и он перестал стесняться своего плохонького французского языка. Очередная гениальная идея — а гениальные идеи, как известно, коли уж являются, то бомбардируют человека одна за другой, — родилась в его голове: можно отлично воспользоваться афронтом, который только что потерпели большевики там внизу, в вестибюле. Винниченко сказал:

— Я, к величайшему сожалению, был лишен возможности приветствовать вас с трибуны, так как руководители митинга злонамеренно не допустили меня. Ах, мсье Тома, мы говорим с вами совершенно конфиденциально — как социалист с социалистом! И я должен сказать вам, что политика русского Временного правительства, хотя оно и именует себя революционным, фактически продолжает колониальную политику царизма! Адресуюсь к вам, как к представителю свободной Франции, всегда стоявшей на страже идей национальной независимости! От имени украинской Центральной рады умоляю вас поддержать наши притязания и помочь нам создать свое украинское государство!

Альбер Тома в своем отделении сказал:

— Проблема создания новых государств может встать лишь после окончания войны, мсье. Сейчас существует только одна проблема: воевать! Российские фронты должны двинуться вперед! Осуществить сейчас отделение от России части ее территории означало бы ослабить силы союзной коалиции.

Винниченко услышал, что Тома откинул крючок на двери, и еще больше заторопился:

— Безусловно, мсье! Только воевать! Но ведь вы убедились на фронте, что русская армия потеряла боеспособность!

— К сожалению, это так… — печально согласился Тома.

— A украинцы воевать хотят!

— Хотят? — недоверчиво переспросил Тома. — Не может быть!

— Потому что они жаждут завоевать национальную независимость!

— Что вы говорите!

— Украинцев надо выделять в особую армию, мсье министр, и эта армия будет абсолютно боеспособна! Пылающее священным энтузиазмом, наше войско покатится прямо на врага!

— Мсье, — прервал Тома страстную речь Винниченко. — А сколько примерно украинцев в русской армии?

— Четыре миллиона, мсье!

— О!

— Четыре миллиона воинов сейчас распылено по небоеспособным русским частям, но если их собрать воедино…

Винниченко приоткрыл дверь и наконец предстал перед министром Франции. Мсье Тома учтиво его приветствовал:

— Рад познакомиться с вами, гм… лично, мсье! — Тома корректно поклонился.

— Счастлив случаю! — Винниченко почтительно ответил на поклон.

— Так вы говорите, четыре миллиона и… боеспособных?

— Горящих желанием положить живот свой на алтарь…

— Эту информацию и, гм… ваше предложение я доложу премьеру Клемансо и президенту Пуанкаре.

— От имени Центральной рады — великое спасибо, мсье! От имени партии украинских социал–демократов — вдвойне спасибо, дорогой коллега!

— Будьте здоровы, мсье. Рад был с вами познакомиться.

Альбер Тома приветливо улыбнулся и направился к двери.

— Так мы можем надеяться, мсье? — крикнул ему вдогонку Винниченко.

Он увидел, как затылок Тома дрогнул — Тома, утвердительно кивнул головой. Министр спешил: за дверью его уже заждались почитатели и почитательницы. Однако прежде чем дверь открылась, Винниченко успел крикнуть:

— Моя фамилии — Ви–ни–шен–ко! Я заместитель председателя Центральной рады, а председатель наш, мсье Грушевский, немножко, знаете, того… пронемецкой ориентации, говорю это вам доверительно, как коллеге по партии. Так что, значит… Ви–ни–шен–ко!

Кивнув, Тома открыл дверь, — шум с площадки ворвался в курилку с новым взрывом возгласов «вив ля Франс», «вив Альбер Тома», «Вив ля гep»[29], — Тома переступил порог, шум заглох, и Винниченко остался один.

— Уф!

Дело сделано, и сделано, кажется, неплохо!

Пускай теперь утрется своей бородой, не солоно хлебавши, этот старый пентюх! Винниченко может доложить Малой раде, что грандиозный скандал, едва не разразившийся из–за недомыслия Черномора, он блестяще предотвратил, а кроме того — и тоже по личной инициативе — вступил, так сказать, в прелиминарные договорные отношения с Французской республикой.

В приподнятом настроении Винниченко вышел из курилки и стал спускаться с лестницы.

Франция требует активного участия в войне? Что ж, — это логично с ее стороны; она воюет — следовательно, заинтересована в победе. Франции необходимо любой ценой побудить к активным действиям русскую армию? Тоже совершенно логично. А если всю русскую армию заставить воевать невозможно, то стоит заставить воевать хотя бы какую–то ее часть. Разве не логично? А если эта часть численностью почти равна всей армии самой Франции, то… такой аргумент не может не убедить тигра Клемансо и этого добряка, президента Пуанкаре! И будет вполне логично со стороны Франции сделать надлежащий дипломатический нажим на русское Временное правительство, касающийся удовлетворения требований Центральной рады! Что ж, во имя этого разве не логично бросить создаваемую украинскую армию в бой, на войну против этого самого немецкого империализма?