Что касается петиции президенту Вильсону, то украинских дипломатов заверили, что президент не замедлит с ответом и, вне всякого сомнения, поддержит скромные притязания возрождающейся нации. О займе же сказали так: из запроектированных пяти миллиардов на Украину, разумеется, придется известная часть, однако из авизованных ста миллионов, к сожалению, ни цента урвать не удастся, ибо все эти денежки переданы Керенскому на генеральное наступлении по всему фронту.

— Воюйте! Воюйте! — сказал в заключение беседы сенатор, — В этом ваш лучший бизнес! Независимость Украины будет дивидендом вашего участия в войне. Пожалуйста, национализируйте, украинизируйте, даже и социализируйте армию на ваших фронтах — только бы она поднялась из окопов и пошла в наступление! Тогда протекторат, то есть, я хотел сказать, покровительство США полностью вам гарантировано. Будете здоровы, мистеры самостийники! Гуд бай!..

И вот сорок украинизированных батальонов Центральной рады брошены в армию прорыва. Правда, ни один не вернулся с победой: часть погибла, остальные оказались в плену. Но гибель, плен — это же совершенно закономерно во время войны!.. Во всяком случае, президенту Вильсону теперь известно: Центральная рада жизнью своих воинов оплачивает желанную самостийность!..

— Ну как, Михайло Сергеевич? — шепнул Винниченко Грушевскому, усаживаясь после стычки с Керенским. — Здорово и его, сукиного сына, подсек, а?

Грушевский застонал.

— Вы — монстр, Владимир Кириллович! Ваша грубая выходка может только все испортить

3

Грушевский не разделял самонадеянности своего заместители. При всей антипатии к России и горячем желании скорейшего отделении Украины профессор не считал момент подходящим для разрыва с Временным правительством.

Во–первых, в вопросах земли и промышленности это правительство не склонно к максималистским крайностям.

Во–вторых, автономии Украины и удовлетворения всех национальных признаний украинского народа требовали и изуверы–большевики. Настаивать на немедленном оформлении украинкой государственности означало бы — фактически — лить воду на мельницу петроградских большевиков в их борьбе против Временного правительства!

Нет, нет! Нельзя сейчас рвать с благонамеренным, осмотрительным Временным правительством! Временное правительство в настоящий момент мобилизует против большевистской агрессии все благомыслящие силы. Да и в составе правительства все больший вес приобретают украинские элементы.

Вот — пан Терещенко, лицо высокочтимое в украинской финансово–экономической жизни: сахар, белое золото Украины, это вам не грушка–дуля! А какой он любитель родной старины: в музейном дворце на углу Тимофеевской он собрал более тысячи полотен Левицкого, Боровиковского, Шевченко, Жемчужникова, Штернберга, Репина, Федотова и Врубеля. Даже собрание картин во дворце Ханенко в сравнении о этим — ничто!..

Правда, признать украинскую автономию и украинскую армию Временное правительство сейчас не желает. Но разве они категорически отказывают в признании? Ничего подобного! Только предлагают подождать до Учредительного собрания. Что же в этом, скажите на милость, плохого? Ведь каждому дураку ясно, что Учредительное собрание, где большевики будут в явном меньшестве, никогда не одобрит раздачи земли без выкупа или национализации промышленности.

Михаил Сергеевич всей душой за Учредительное собрание! И, будьте уверены, Центральная рада уж постарается, чтобы украинское Учредительное собрание одобрило не куцую автономию, а полную самостийность Украины!

Пускай уж украинизированные части идут на фронт. Ну хоть не все пятьдесят тысяч, а, скажем, двадцать пять, тридцать — можно же поторговаться…

То, что едва ли не тридцать украинизированных батальонов попало в плен, мало тревожило господина Грушевского. Напротив если хотите, это даже радовало его. Ведь с митрополитом Шептицким договорено точно: всех пленных украинцев австрийцы и немцы собирают отныне в специальных лагерях и из них формируется украинская национальная армия: «синежупапники» — в Германии и «серожупанники» — а Австрии.

Это будет со временем недурной аргумент в переговорах с тем же Временным правительством. С провалом наступления «соборная» Украина, выходит, не теряла армии, a как раз приобретала ее.

Митрополит все же сумел проехать к себе в Галицию и сейчас, когда австро–германские армии хлынули в прорыв, оказался по ту сторону фронта — под эгидой Габсбургов и Гогенцоллернов: обещание он выполнит, может быть спокойны…

И Грушевский, считая, что наступил момент решительного вмешательства, обратился непосредственно к хозяину дома:

— Глубокоуважаемый Михаил Иванович! Мы с вами — люди одной крови, оба киевские аборигены. Если экстремисты в наших правительствах, — он повел глазами на Петлюру и Винниченко, на Керенского и Церетели, — не могут сойти со своих платформ, то мы с вами, я верю, найдем почву для соглашения…

В это время лакей с осанкой дипломата вкатил столик с напитками. Хозяин окинул взглядом поданное:

— Простите, высокочтимый профессор, я внимательно вас выслушал, и сейчас мы с вами отведаем моей запеканки и моего спотыкача. Вот это, скажу я вам, платформа так платформа! Ни один запорожец не одолел, бы и кварты! А мы — с лимончиком и сифончиком: после трехдневных споров это будет симпомпончик!

Он захохотал.

Тогда Петлюра положил на стол бумагу:

— Вот, господа. Это — последняя редакция–минимум наших требований. Если Временное правительство согласно удовлетворить их, я немедленно отдаю приказ, и через полчаса пятьдесят тысяч украинских воинов выступят, чтоб своей геройской грудью встретите шваба!..

Он снова сунул палец за борт френча и остался стоять, чувствуя себя в этой позе уверенно и неуязвимо — выше всех.

4

Петлюра был доволен. Осуществлялась мечта всей его жизни: он решает дела государственной важности, перед ним заискивают большие люди, от него зависит — «быть или не быть»! Он — генерал.

Что же касается поражения на фронте, то на это у Петлюры был свой оригинальный взгляд, обнаруживавший в нем недостатки стратега. Он полагал, что нынешнее поражение на фронте по существу является победой. Наступление Керенского здесь, на востоке, оттянуло на себя немецкие силы с Западного фронта, и США, которые только что начали на западе свое первое наступление с еще не обстрелянной в боях армией, смогут легко добиться победы. Следовательно, роль батальонов Центральной рады, гнавших в наступление целые полки, победителями не должна быть забыта. Пятьдесят тысяч, остающиеся под началом Центральной рады, конечно, тоже надо бросить в бой, чтоб под желто–голубым знаменем довести войну до победного конца. Но согласиться на это сразу было бы недипломатично, так как снизило бы его, Петлюры, престиж. Ведь неизвестно, подвернется ли еще потом столь подходящий случай обеспечить свои интересы?

На бумаге рукой Петлюры были начертаны четыре пункта:

«1. Немедленное издание приказа об украинизации всех гарнизонов находящихся на Украине.

2. Замена всего военно–административного начальствующего состава на Украине украинцами.

3. Передислокация на украинские фронты с других фронтов всех украинизированных частей.

4. Признание автономии Украины».

Керенский взял бумагу. Вчера австро–германцы заняли Зборов, сегодня вечером пал Тарнополь… Керенский был загнан в угол.

Голос его дрожал, когда он произнес:

— Я согласен… поставить эти вопросы… на обсуждение Временного правительства.

Грушевский радостно всплеснул руками:

— Вот видите, господа! Видите! Значит, согласны, согласны!..

— Я не согласен! — высокомерно ответил Петлюра. — В такой редакции не пройдет, господин министр! Вы поставите «на обсуждение», пятьдесят тысяч моих казаков сложат головы, а Временное правительство после этого отклонит наши требования! — Он взял бумагу и стал засовывать ее обратно в карман. — Как хотите, господин министр! Пока вы будете обсуждать вопрос, австро–германцы могут дойти и до Киева… Решайте сразу: или — или!