Они сидели сейчас — трое и трое — главари, по сути дела, одного лагеря, однако конфликт между ними неожиданно зашел слишком далеко: Временное правительство не давало согласия на создание украинской армии, а Центральная рада самочинно ее формировала; Временное правительство категорически возражало против автономии Украины, а Центральная рада самовольно ее провозгласила.

Впрочем, Грушевский, Винниченко и Петлюра в этот момент были исполнены сознания своего превосходства — перевес безусловно был на их стороне. Наступление Керенского провалилось: шестьдесят тысяч погибло, двести пятьдесят тысяч солдат попало в плен.

— Нельзя ли закрыть окна? — попросил Церетели, — Беседа предстоит сугубо конфиденциальная.

Терещенко нажал грушку у торшера — бесшумно, на мягких лосевых подошвах вошел фрачный лакей с осанкой дипломата, закрыл окна, опустил тяжелые парчовые шторы и щелкнул выключателем. В тот же миг вверху чуть слышно загудело и по залу зашелестел ветерок; вентиляторы колыхнули абажуры торшеров. Но воздух был жаркий; и струи его напоминали дыхание сирокко.

Договориться с Временным правительством необходимо было и Центральной раде: в городе становилось неспокойно — возросли продовольственные трудности, по любому поводу вспыхивали забастовки.

Керенский сунул палец за взмокший воротничок.

— Товарищ Петлюра! — произнес Керенский и встал. — Украинизированных войск и Виннице, Жмеринке и Проскурове стоит пятьдесят тысяч. Их необходимо бросить на участок Збраж–Склат. Надо создать заслон против наступления австро–немцев! Этого требует генерал Корнилов, командующий армией прорыва, этого требует генерал Брусилов, главковерх. Этого требую, наконец, я — военный министр.

Петлюра тоже встал. Не потому, что для него — генерального секретаря по военным делам автономной Украины — военный министр всероссийского правительства был лицом начальствующим: автономия не была принята, и Керенский его полномочий вообще пока не признал; а тому же оба военных министра не имели никаких воинских чинов, будучи заурядными «земгусарами». Петлюра встал, зная, что стоя выглядит импозантнее и что таким образом ему легче сохранять престиж.

Петлюра сунул большой палец правой руки за борт френча и с апломбом ответил:

— Господи министр! Украинское войско должно стоять на подступах к украинской столице. В настоящий момент первая его задача — охранять страну от орды бегущих с фронта разгромленных армий.

Это был вызов.

Керенский тоже сунул руку за борт френча.

Они стояли друг против друга — оба сухопарые, оба слегка сутулые, оба совершенно одинаково одетые, точно пара близнецов у небогатых родителей: желтые краги, широченные бриджи, белые воротнички и красные галстуки. Только один — Керенский — был рыжеват и стрижен ежиком, второй — Петлюра — рус и причесан на пробор. Но поза обоих — правая рука за бортом френча, голова гордо откинута назад — как бы стирала это небольшое различие во внешности. Сейчас они были похожи как две капли воды.

— Вы проповедуете раскол перед лицом государственной опасности! — прошипел Керенский. — Это преступление против свободы и революции!

— Это — гарантия существования Центральной рады, то есть я хотел сказать: защита интересов нации! — прошипел и Петлюра.

— Господа! — прервал их стонущий голос Грушевского. — Я заклинаю вас! Трое суток мы пререкаемся, ни спим, не пьем, не едим! Нам надо наконец договорится! Ведь возможен же компромисс…

Хозяин, Терещенко, поправил пенсне, провел ладонью по чисто выбритым щекам, и Грушевский так и кинулся к нему в надежде услышать слова, которые разрядят напряженную атмосферу. Но элегантный хозяин только бросил лакею:

— Содовую, лед, лимоны, коньяк!

Украинскому сахарному магнату Терещенко весь этот конфликт между Временным правительством и Центральной радой был просто непонятен. Он считал — и так оно, собственно, и было, — что у Временного правительства и у Центральной рады интересы абсолютно одни: надо создать республику —такую, как, скажем, во Франции или, на худой конец, в Соединенных Штатах Америки. Где еще, как не во Франции или Соединенных Штатах Америки, такой простор для инициативы и такие возможности для триумфального шествия капитала?.. Что же касается личных интересов господина Терещенко, то все они сосредоточивались на родной Украине, в украинской промышленности: кто же, как не он — элита украинский буржуазии? Он искренне считал, что свою «Историю Украины» профессор Грушевский написал если не о нем самом и его роде, то для него и для его рода. Поэтому к Грушевскому он всегда относился с глубоким уважением. И все эти свары между Центральной радой и Временным правительством были ему неприятны, как всегда неприятны нелады в семье и раздоры среди родных.

А вообще Терещенко пребывал сейчас в отличном настроении. За три дня, прошедшие в непрерывных и пока безрезультатных переговорах, он — один из всех — успел–таки обстряпать важное дельце. Он созвал киевских финансистов и промышленников и, пользуясь своим непререкаемым авторитетом не столько министра, сколько самого богатого человека на Украине, добился решения: на требования повысить заработную плату, на введение явочным порядком восьмичасового рабочего дня, на попытки осуществить рабочий контроль над предприятиями — отмечать локаутом!.. Локаут объявили уже Демиевский рафинадный завод, заводы Орловского, Лева и Черноярова, обмундировочные мастерские Шульмана. За ними пойдут и другие — покрупнее…

Вместо Терещенко заговорил Церетели:

— Товарищ Винниченко, как коллега по партии обращаюсь к вам…

Винниченко пожал плечами:

— Петлюра тоже социал–демократ…

— Но ведь вы, господин Винниченко, — чуть не крикнул Керенский, — глава правительства, премьер–министр.

Винниченко встал и картинно поклонился:

— Благодарю. Эта мы услышали впервые. Итак, правительство наше признано и автономия Украины принята?

Сказав это, Винниченко с достоинством сел. Он был доволен собой. Пожалуй, не так уж плохо начинал он карьеру главы правительства, то есть первого дипломата.

2

Впрочем, дипломатическая карьера Винниченко началась несколько раньше и тоже, как он считал, неплохо.

Дипломатическая миссия, с которой посылал его Грушевский к Временному правительству, потерпели неудачу: Керенский сказал «нет!» — и автономию Украины пришлось провозгласить самочинно. Тогда на следующий день после обнародования «универсала» Винниченко, будучи уже главою правительства, отправил новую дипломатическую миссию, но не к Временному правительству, а к… мистеру Рутту, главе дипломатической миссии Соединенных Штатов Америки в Петрограде.

Бывший государственный секретарь США, сенатор Рутт, как только США вступили в войну, прибыл в революционную Россию для помощи послу США Фрэнсису и с двумя специальными заданиями. Во–первых, он привез из американских банков авизо на заем в сто миллионов долларов — в счет пяти миллиардов обещанных России правительством США под аренду железных дорог на Украине и в Сибири. Во–вторых, он должен был добиться, чтоб Россия — в благодарность за «помощь» — немедленно возобновила военные действия на фронтах…

Винниченко дал своей миссии даже два задания. Во–первых, узнать у мистера Рутта, нет ли наконец ответа от президента Вильсона на обращение, направленное ему еще в марте «Товариществом украинских прогрессистов»? Во–вторых, прощупать, не удастся ли из упомянутых ста миллионом урвать малую толику и для Центральной рады?

Миссию Генерального секретариата приняли: сам сенатор Рутт, генерал Хью Скотт, адмирал Джемс Глекнон и полковник Риггс, военный атташе США в Петрограде.

Прием бил самый любезный. Пили сода–виски, курили настоящие сигары — два доллара за штуку. Американцы оказались компанейскими ребятами и охотно поделились своими планами на ближайшее будущее. Сенатор Рутт, обремененный дипломатическими обязанностями должен был остаться и Петрограде. Генерал Скотт, движимый туристским любопытством, собирался посетить Москву, чтоб осмотреть ее «сорок сороков», а заодно проинспектировать московские военные заводы. Адмирала Глекнона влекла, понятно, морская стихия, и он намеревался осуществить небольшой вояж к берегам Черного моря. Узнав, что Одесса находится на Украине, любознательный адмирал полюбопытствовал — хороши ли одесские девицы, высока ли марка шустовского коньяка и какой цифрой выражается тоннаж Черноморского флота — военного в Севастополе и торгового в Одессе? Он горячо пообещал на обратном пути с прогулки по Черноморскому побережью непременно завернуть а Киев, чтобы осмотреть знаменитые фрески Софийского собора, лаврские пещеры со святыми мощами и украинизированные полки Центральной рады, хоть они и сухопутные. Против того, чтобы немедленно украинизировать весь Черноморский флот, обходительный адмирал Глекнон не имел никаких возражений… Полковник Риггс, в свою очередь, информировал, что с изучения прибалтийских земель, которому он посвятил годы войны он, с недавних пор, как раз переключился на тщательное ознакомление с историей и территорией Украины, так как вот–вот ожидает перевода на решающий, Юго–Западный фронт. Риггс ничуть не возражал против того, чтобы этот фронт вообще переименовать в «Украинский», ежели он проходит по украинской территории и ежели это имеет значение для истории Украины Он тоже пообещал посетить Киев, а быть может, даже и поселиться в нем.