Статья в газете вдребезги разнесла все ее надежды на счастливое будущее с Фрэнком. Вернулось то же ощущение смертельной неизбежности, которое держало ее в Корибине. Теперь, как и тогда, душа ее взывала к кому-нибудь, кто помог бы ей выбраться из мрака, но на этот раз помочь ей не мог даже ее любимый Фрэнк. Фиона Мур обрушила проклятие на всех.
Крессида Рекальдо свернула газету, нервным движением сложила ее вдвое, потом разгладила дрожащими руками, сложила еще раз и еще. После долгой паузы пошла наверх, двигаясь как во сне, взяла теплую куртку и вышла из дому. Сумку она брать не стала, мобильник так и остался лежать на столе.
«Дублин дейли пост»
С сегодняшнего номера мы начинаем публикацию новой серии статей о нераскрытых убийствах, подготовленной известной журналисткой, лауреатом многих премий Фионой Мур. Подробнее — в разделе обзоров и рецензий, стр. 2–4.
Отступление 13
В путь я отправился на следующий день рано утром, еще не было семи; пройдя с милю от Данкреа, поймал попутную машину до Корка. У вокзала меня высадили; там я позавтракал, пока дожидался поезда. Ни с кем не разговаривал. Когда пошел за билетом, то остановился и замер на месте возле рекламного щита. «Лауреат многих журналистских премий Фиона Мур начинает публикацию новой серии статей „Идеальные преступления: Неразгаданные тайны былых убийств“».
Фиона Мур! У меня возникло ужасное предчувствие еще до того, как я купил «Дейли ньюс» и раскрыл ее, тут же наткнувшись на слова «красавец полицейский, глухой мальчик и лишенный сана священник».
В поезде я полностью ознакомился со смертельным номером, который отколола эта миссис Мур. Трижды перечел ее злобную и ядовитую статью и с каждым разом чувствовал себя все более и более беззащитным, подставленным под удар. Сволочь какая! Теперь мне было совершенно ясно одно: я не желаю обсуждать это с родителями и вообще видеть их в течение долгого, очень долгого времени. Я представил себе их реакцию, и мне стало плохо. После этого отключился от всего окружающего, просто сидел и смотрел в окно. Почти ничего не чувствуя и совершенно ни о чем не думая. Ощущение было такое, что жизнь кончилась, назад пути нет.
От вокзала Хьюстон я медленно побрел по южному берегу Лиффи. День, кажется, был отличный. По крайней мере дождя не было. Я свернул на Темпл-бар, пересек Колледж-Грин, миновал Тринити-колледж и вышел на Нассау-стрит, а оттуда — на Килдэр-стрит. При этом я как зомби автоматически отмечал в уме пройденные улицы.
В гостинице «Босуэлз» я раньше никогда не был и добрался туда раньше назначенного времени. Она располагалась напротив комплекса государственных учреждений на Килдэр-стрит. Я вспомнил, что этот отель известен как любимое место всяких политиков и журналистов, и тут же, пока болтался в вестибюле, заметил два-три вполне узнаваемых лица, не раз виденных по телику. Я долго набирался смелости, прежде чем подойти к весьма властной на вид даме, сидевшей за стойкой администратора. Она велела мне оставить рюкзак у швейцара. Ее явно предупредили о моем приходе, потому что, едва я сообщил о встрече с инспектором Макбрайдом, меня тут же проводили в небольшую комнату рядом с вестибюлем. Через пару минут туда явился официант — принес пинту «Гиннесса» и тарелку с сандвичами.
— Инспектор подумал, что ты наверняка будешь голодный, — сказал он и улыбнулся.
Я уже совершенно успокоился к тому времени, когда появился Брайди, опоздав на четверть часа. Глядя на него, невозможно было подумать, что это старший офицер полиции. Пусть не самый главный в их штаб-квартире на Феникс-парк, но близко к тому. Когда Брайди повысили до главного инспектора, Фрэнк сказал, что тот достиг своего потолка, и поскольку он гей, то самую высшую должность не получит никогда. На полицейского Фил не был похож совершенно, выглядел скорее как успешный бизнесмен. Говорил он с сильным дублинским акцентом, голова обрита наголо, здоровенное брюхо. Но одет модно и со вкусом: серый итальянский костюм, темная рубашка, застегнутая до горла, никакого галстука. И, чтобы еще больше сбить с толку, на среднем пальце левой руки — тонкое золотое кольцо. Сколько я его помню, он всегда жил с Марком — тот работал старшим медбратом в больнице Св. Винсента. Как сказала бы Шэй, Фил Макбрайд был нормальный мужик.
— Привет, Кадди[37]! — У Брайди была кличка для каждого из нас. Фрэнка он звал либо Амиго[38], либо Троил — по понятным причинам. Кэти-Мей была Кьюти[39], а Марк — Сьюз, не спрашивайте почему. — Ты не голоден?
— Нет, спасибо. — Я отодвинул кружку с пивом. — Что-то не хочется есть.
Он сел.
— Понятно, сынок, понятно.
Тут открылась дверь и вошел Фрэнк.
Я в ярости вскочил на ноги и заорал:
— Нет!
— Успокойся! — жестко приказал Брайди. — Дело слишком важное, чтобы впадать в истерику.
Я упал на диван и зажмурился, чтобы остановить слезы, которые подступали к горлу еще с прошлой недели. Меня унизили, со мной обошлись как с ребенком, совершенно сбили с толку. Теперь я не знал, как мне относиться к Фрэнку.
Когда я открыл глаза, он все еще стоял в дверях. Лицо бледное как мел. Брайди встал, взял его за руку и подвел к креслу. Несмотря на свою ярость, я был поражен тем, как нежно и любовно он обращался с отцом и какой у того болезненный вид. На похоронах дедушки мне показалось, что он выглядит старым и жалким, но только сейчас я понял — Фрэнк очень болен.
— Я бы хотел присутствовать, Гил, если ты не против, — тихо сказал он. — Думаю, это касается всех нас троих. Но если ты настаиваешь, я уйду. — Фрэнк никогда не забывал о хороших манерах или о том, чтобы дать тебе возможность выбора, хотя — Господь свидетель! — я в последние годы не раз действовал ему на нервы. Единственный раз, когда он потерял терпение, был на этих похабных похоронах. Надо было прямо тогда с ним поговорить. Он пытался начать разговор, но я сам оттолкнул его. Ничего не мог с собой поделать.
— Оставайся, если хочешь, — неприветливо сказал я. Смотреть на него я не мог. — Газету сегодняшнюю читал? Видел, что понаписала о Трапе эта сука?
— Да, — ответил он. Лицо его позеленело, и я понял, что он думает о Кресси и ее реакции, но он не стал упоминать об этом вслух.
— Тебе надо было рассказать мне все это много лет назад! — взорвался я. — А ты предоставил мне самому во всем разбираться!
— Мы думали… Надеялись, что ты сам спросишь… когда додумаешься… Мы с твоей мамой…
Солидарность у них, что ли?
— Похоже, вы рассчитывали, что я никогда не спрошу, — буркнул я. — Надеялись, что я все забыл.
— Кончай визжать, Гил! — Брайди взял дело в свои руки. — Ты сам просил об этой встрече, помнишь? — Тон его чуть смягчился. — Я понимаю, тебе сейчас трудно. Итак, можешь нам рассказать, что ты там узнал? Времени сколько угодно. Так зачем ты отправился на Трианак?
— Я об этом уже пару лет думал. Даже больше. — Тут я впился взглядом во Фрэнка. — Господи, я ведь даже не знал, кто мой отец, пока дедушка однажды не завел о нем разговор. Я не знал даже собственной проклятой фамилии, черт бы меня побрал!
— Я твой отец, Гил. Ты — мой сын, Кэти-Мей — твоя сестра. Я никогда не думал о тебе иначе. — Фрэнк был очень печален.
Я опять едва сдержал слезы.
— Это я знаю, папа, но ведь существует еще и Гил Суини, сын убийцы, не так ли?! Брат Алкионы Уолтер!
— Господи помилуй! — Фрэнк уронил голову на руки.
— Сводный брат, коль на то пошло, — вмешался Брайди. — И давайте-ка без этих сцен!
Я прямо взвился:
— Можно же было сделать анализ ДНК! — Идиотское предложение, в самом деле идиотское — ведь никто из них ничего не отрицал.
— С какой целью? — мягко осведомился Брайди.
— А чтобы я точно знал, не полоумный ли я, как… как…