Вернувшись домой, Крессида не стала рассказывать об этом Фрэнку, который был занят приготовлением макарон. Кэти-Мей сидела у кухонного стола, вроде бы делала уроки. Позднее, пока Крессида убирала со стола, Фрэнк уложил дочь спать и почитал ей на ночь сказку, потом спустился вниз, неся на руках Рафферти.
— Эта заводчица в клубе уверяла меня, что его уже приучили не гадить в доме, — сказал он. — Черта с два! Только что описал всю ванную!
— Может быть, Лулу заберет его у нас, — заметила Крессида рассеянно.
Е-мейл от Шона Брофи Фионе Мур
Фи! Статья — просто фантастика! На целый газетный разворот. Настоящая бомба! Интересно будет поглядеть на результат. Получил картинки, которые ты просила. Да, и билеты на «Пойнт» принесли, на пятницу. Кстати, она меня наконец выгнала. И чего это я такой довольный?
Целую, Шон
Глава 21
Утром во вторник муж и жена Рекальдо проспали. За поспешным завтраком было решено отложить план отправиться смотреть дома в Уэксфорде, пока Кэти-Мей в школе. Что стало некоторым облегчением для Фрэнка, который спал скверно. Вчера Фил Макбрайд сообщил ему о звонке Гила, и он полночи лежал без сна, пытаясь (безуспешно) найти способ сказать об этом Крессиде. После всех принятых ими решений он сплоховал на первом же этапе, в результате чувствовал себя подавленным и отчаянно хотел вырваться из дому и передохнуть.
— Я сам отвезу Кэти-Мей, а ты доедай свой завтрак, Кресси, — сказал он жене.
Они с дочерью уже выходили из дому, когда раздался телефонный звонок. Фрэнк молча выслушал, что ему сказали, и повесил трубку.
— Кресс? — позвал он. — Это Фил. Он хочет кое о чем поговорить.
— Разве ты с ним вчера не разговаривал?
— Да, именно об этом он и хочет поговорить, — правдиво ответил Фрэнк.
Крессида вышла из кухни, вытирая руки.
— Как не вовремя, — заметила она. — Думаешь, это срочно?
— Думаю, да. — Он с минуту размышлял. — Слушай, а почему бы тебе самой не поехать в Уэксфорд? Если найдешь что-то подходящее, мы съездим вместе на уик-энд. Я заберу Кэти-Мей из школы, так что тебе не придется торопиться назад.
— Да? Что же, идея неплохая. Торопиться действительно не придется, если не нужно поспеть к окончанию занятий. А ты не забудешь?
— Кресси, да за кого ты меня принимаешь? — Фрэнк улыбнулся. — Не забудь мобильный. — Он похлопал себя по карману. — Я свой взял. Держи связь. — И нежно поцеловал жену в губы. — А мы тут приготовим ужин к твоему возвращению.
— Сколько времени займет этот разговор с Филом?
— Он сказал, пару часов или около того.
Крессида засмеялась:
— Значит, целый день. Ладно, поеду взгляну, что там предлагают в Уэксфорде.
— Па-а-апа! Я же опозда-а-аю! — завопила Кэти-Мей.
— Уже иду! — прокричал Фрэнк, однако было видно, что ему очень не хочется. — Пока, милая. — Он еще раз поцеловал Крессиду. — Я люблю тебя, — тихонько сказал он, когда она притянула его к себе.
Крессида пошла обратно на кухню и налила себе еще чашку кофе. Прикинув, что утренние пробки рассосутся примерно через полчаса, она села к столу и развернула утреннюю газету. Сегодня был «книжный день» — обзоры всех новых изданий. Она лениво просмотрела литературную страницу, пытаясь найти среди публикаций интервью, подписанное Шоном Брофи. Да, вот оно. «Человек тайны». Фотография была плохая. Фрэнк сумел ловко повернуться спиной к свету, так что лицо осталось в тени. Да еще надел котелок, которого она никогда на нем не видела. В таком виде он выглядел странно, почти абсурдно, больше всего напоминая безработного букмекера. И был совершенно неузнаваем. Она с облегчением стала читать вступление.
Первые абзацы были по большей части посвящены творчеству Фрэнка Вентри и выходящему вскоре на телеэкран сериалу; после этого пошли подробности о личной жизни. Она продолжала читать с растущим беспокойством. Вся биография Фрэнка была изложена очень подробно, хотя настоящее имя не упоминалось. Но всякий, кто знавал инспектора Фрэнка Рекальдо, несомненно, мог опознать его в Фрэнке Вентри, хотя Брофи искусно скруглял все острые углы и ни разу не упомянул о его службе в Пэссидж-Саут. Ранний выход на пенсию был отнесен за счет ухудшившегося здоровья. Путевые заметки упоминались походя, без указания фамилии, под которой Фрэнк их публиковал. Могло быть гораздо хуже, но она знала — Фрэнк непременно вычеркнул бы то, что его не устраивало.
Крессида аккуратно собрала все газетные полосы, засунула страницу с обзорами и рецензиями внутрь и сложила газету пополам. Когда она клала ее на стол, что-то вдруг привлекло ее внимание. Узкое рекламное объявление на всю ширину первой полосы: «С сегодняшнего номера мы начинаем публикацию серии статей Фионы Мур „Идеальные преступления: Неразгаданные тайны былых убийств“».
Крессида снова развернула газету. Верхняя часть была влажной, первые две страницы слиплись — вероятно, именно поэтому она не заметила эту статью раньше. Она разлепила страницы и положила газету на стол. Заголовок тянулся на весь разворот, на обе полосы: «Мертвая женщина осталась стоять в собственном саду. Самое знаменитое из всех нераскрытых убийств последнего десятилетия». Ниже красовалось фото Фионы Мур размером с квадратный дюйм. Крессида пару секунд пялилась на нее, прежде чем поняла, что изучает лицо матери Лулу Стивенсон, потом судорожно вдохнула и упала на стул.
Сначала она никак не могла сфокусировать взгляд на пляшущих перед глазами буквах газетного шрифта, но заставила себя несколько раз все перечитать, начиная с весьма интригующего вступления. «Это история о брошенной женщине, влюбленном в нее убийце, об их умственно отсталом ребенке, о красавце полицейском, глухом мальчике и лишенном сана священнике». Далее следовало описание убийства Эванджелин Уолтер, о котором автору поведал ее ближайший друг и деловой партнер, «который до сих пор живет с болью в сердце, не в силах пережить смерть любимой женщины». И, хотя все имена были изменены, было совсем нетрудно узнать в рассказчике Весельчака О’Дауда. Гея. История была передана в общих чертах, но с поразительной точностью в деталях. Крессида, которая всегда недолюбливала О’Дауда, тем не менее даже пожалела, что этот бедняга не успел удрать до того, как миссис Мур полностью его выдоила. Если бы она не была сейчас в таком шоке, то, может быть, задумалась бы о том, как этой репортерше удалось добиться от него такой откровенности, чтобы потом безжалостно эксплуатировать его же ранимость и уязвимость. Но это, видимо, следовало отнести на счет ее профессиональных уловок и приемов. Подробности убийства были приведены с пугающей точностью, равно как и последующие выводы и заключения. Статья каким-то образом выглядела одновременно и непристойной, и лицемерно благочестивой. Миссис Мур начала с трудностей, с которыми сталкивается работающая мать-одиночка, имеющая на руках ребенка-инвалида, затем аккуратненько препарировала всех остальных своих героев. Имела место и злобно-язвительная история о том, как Джон Спейн довел до самоубийства свою жену, а затем перенес свое внимание на маленьких мальчиков, особенно на сына предполагаемого убийцы — тут автор выражалась достаточно осторожно, отдавая должное юридическим тонкостям, — пока жена последнего спала с местным полицейским. Крессида читала и читала, все больше ужасаясь тому, что ее тщательно выстроенный мирок рушится на глазах.
Конец. Ее выставили на всеобщее обозрение. Она проиграла. Крессида сидела, уставившись в пространство. Перед мысленным взором мелькали тени из прошлого, которые, как она думала, ей давно удалось похоронить. Перед глазами вставала картина той ужасной ночи: Гил лежит на берегу бухточки, неподвижный, со сломанной рукой. А вот она сама — возвращается назад и находит Спейна спящим, тот упал лицом прямо на кухонный стол. Она пробирается в спальню, но Гила там нет. Она вскрикивает и бежит вниз, к берегу, где и натыкается на него лежащего в неудобной позе, прижавшись к скале, насквозь промокшего. И когда нагибается, чтобы поднять ребенка, слышит вопль Спейна: «О Господи, он, должно быть, все время шел за мной!» Старик в отчаянии, она тоже. Потом она, видимо, вошла в воду, держа сына на руках, движимая инстинктом. Пошла в воду, на глубину, пока Гил был без сознания, чтобы волны мирно сомкнулись над ними. Но Спейн вытащил ее. Слишком часто в своей жизни она позволяла, чтобы ее действия диктовались разными добросердечными болванами.