Мне снилось что-то жутковатое и странное, и во всех снах появлялся Трап — он отчаянно пытался что-то мне рассказать. Мы были вдвоем в лодке, наблюдали за тюленями у скал. Потом тащили корзину с рыбой к коттеджу. Потом мы были в машине, везли лобстеров в ресторан. Потом в коттедже каждый занят своим делом: я за столом, писал в своей тетрадке, а он возле мойки. Сначала он стоял спиной к ней и на что-то мне указывал. Потом вдруг оказался спиной ко мне. Нагнулся над этой старой мойкой и через пару минут выпрямился, держа что-то в руках. Что-то предназначенное мне. И вот я уже рядом с ним, а он показывает мне под раковину, где в стене виднеется дыра. Вытаскивает батончик «Марса» и смеется. «Волшебство!» — говорит и дает его мне.
Меня еще трясло, когда я проснулся, трясло от холода и от страха. Потребовалось некоторое время, прежде чем я собрался с силами, чтобы встать и сварить себе на керосинке кофе. Я ужасно замерз, был голодный и грязный. Мне была необходима ванна и что-нибудь большое и жирное — поесть. Но еще не сейчас.
У нас с ним была такая игра. Трап загадывал слово — комикс, шоколадка, бисквит, — и, когда я справлялся, меня ждала награда: в потайном месте я находил то, что он называл. Такое вот волшебство. Я опустился на колени возле раковины. Под ней воняло, там было полно плесени, и первым делом я наткнулся рукой на мышиное гнездо. Меня чуть не стошнило, когда я увидел голых копошащихся мышат — казалось, их там сотни. Я стиснул зубы и пошарил рукой по стене за сифоном слива — и нащупал края кирпича, выступающего из стены. Он легко поддался, потому что бетонный раствор вокруг был мокрый и крошился. Я засунул руку в это потайное место Трапа, осторожно пошарил, боялся опять наткнуться на мышей. И вытащил оттуда небольшой пакет — пластиковый пакет для сандвичей, а в нем связка ключей и старый мобильный телефон, завернутый в обрывок газеты. Душа у меня ухнула прямо в пятки, когда я развернул обрывок — это была «Айриш таймс» — и взглянул на телефон. Экрана у него не было. Он был раза в три больше моего, а сзади к нему крепилось нечто напоминающее аккумулятор. Такой аппарат любой карман здорово оттянет. У меня не было никаких соображений насчет того, почему он тут оказался. Я осмотрел ключи. Кожаный брелок с названием фирмы-изготовителя почти весь истерся, но металлическая эмблема «лексуса» была цела. Я еще раз обшарил тайник и нащупал еще один пластиковый пакет, прилипший к полу. Потянул за один конец и потихоньку подсунул пальцы под него, отлепляя. Такой же пакетик, но сложенный вдвое и заклеенный почти рассыпавшимся скотчем. Внутри лежал маленький пожелтевший конверт с надписью на лицевой стороне. Я подошел с ним к окну. Мое имя выцвело, но разобрать было можно. Внутри было письмо от Трапа. Три или четыре страницы, написанные карандашом, чтобы не поддавались сырости. Умница Трап.
Мой дорогой Гил!
Я пишу это на случай, если ты сюда вернешься, а я верю, что в один прекрасный день ты именно так и сделаешь. Последние три дня я провел в лодке и все время писал, писал. Тяжело прощаться, знать, что я больше никогда не увижу ни тебя, ни твою маму. Вы с ней были самым драгоценным сокровищем, скрасившим мои последние годы.
Мальчик мой, меня недавно обвинили в том, что я тебя развращаю, а твою бедную маму — в тайном сговоре со мной. У меня едва ли достанет сил, чтобы произнести эти слова или защитить себя. Что уж тут говорить о защите, когда яд уже распространился? Я молюсь, чтобы ты с такой же убежденностью верил, что использовать во зло твое доверие и доверие твоей матери ко мне — самое последнее дело на свете, на которое я мог бы решиться. Клянусь, со мной ты всегда был в полной безопасности. Но протесты и возражения бесполезны.
Та, кто придумала и распространяла всю эту клевету, мертва, и весьма скоро я последую за ней. Если б только клевета умирала столь же легко и быстро! Я убил ее. О да, это я ее убил. Может, не я нанес ей coup de grace[35], но первый удар был мой. Я не намеревался этого делать, но так уж получилось. Что меня более всего беспокоит, — гораздо больше, чем то, что я уже сделал и что собираюсь сделать, — так это то, что ты, вероятно, видел гораздо больше, чем кому-либо из нас могло прийти в голову. И я пишу это, чтобы все расставить по своим местам.
Катализатором всего, что случилось, стала девушка со странным именем — Алкиона Уолтер. Первый ребенок твоего отца, не признанный им. Бедное невинное создание было оставлено на попечение монахинь в монастыре в Типперэри, в котором состоит моя собственная сестра. И когда Эванджелин Уолтер узнала об этом, она поняла, что ей не удастся и дальше держать существование дочери в тайне, и ополчилась против меня. Было подозрение, что заболевание Алкионы вызвано небрежением или жестоким обращением, а поскольку отец ее был неизвестен, вина падала на Эванджелин. А та много лет охотилась за ним. Когда ты лишился слуха и речи и когда в округе стало известно, что твой отец жестоко обращается с тобой и с твоей матерью, с миссис Уолтер что-то произошло: она еще больше укрепилась в своей решимости уничтожить Суини.
Она повела на него наступление всеми возможными способами и по всем направлениям — на финансовом фронте и на личном. Может быть, кто-то другой объяснит тебе, как именно, потому что я не знаю подробностей. Что я точно знаю, так это то, что чем больше она его изводила, тем больше Суини терял рассудок и способность владеть собой. По мере того как все его деловые начинания кончались провалами, его нападки на твою мать становились все более и более жестокими.
Когда обстоятельства вынудили твоего отца продать любимую яхту, ее купила миссис Уолтер, использовав ОʼДауда в качестве посредника. Суини только тогда понял, кто стоял за всем этим, когда она поменяла название яхты на «Алкиону». Сделала она это вскоре после того, как выписалась из больницы, когда обнаружилось, что у нее рак в последней стадии. Именно тогда она и устроила прогулку на яхте, чтобы представить глухонемую умственно отсталую дочь отцу, а заодно и всем соседям. Любой с первого взгляда на этих двоих сразу же понял бы, кем ему приходится бедняжка. Я понял. ОʼДауд понял, Кресси поняла. И ты тоже, дорогой мой Гил.
Если у этого убийства было начало, непосредственный толчок, то он действительно имел место. Ты сказал отцу, что видел ее. Он пригрозил, что подаст на меня в суд, а тебя сдаст в приют. И избил до полусмерти и тебя, и твою мать, а потом рванул на катере на Трианак. Несмотря на то что вы оба были сильно избиты, Кресси отправилась предупредить меня, но меня не было дома, я поспешил к миссис Уолтер, чтобы попытаться ее утихомирить. Кресси помчалась следом за мной на машине, прихватив с собой и тебя. После этого события полностью вышли из-под контроля.
Я рассказываю все это, потому что последние несколько дней очень сильно беспокоюсь, что если ты и в самом деле видел, что произошло в этом проклятом саду, то можешь неправильно все истолковать. Если так, ты непременно прочтешь это письмо. Я убил Эванджелин Уолтер, я изнасиловал и избил ее всего через две недели после того, как она перенесла серьезную операцию. Она сидела на лекарствах и наркотиках, но я был просто вне себя от ярости. Потерял над собой контроль и жестоко ее избил. Кресси пыталась меня оттащить, и при этом нечаянно сбила ее с ног. Я считаю, что твой отец тоже прятался в это время в саду и видел все, что произошло: его катер был причален возле старого слипа.
После того как я без помех отвез тебя и Кресси домой, сам отправился назад — это ты тоже, я думаю, знаешь. А в промежутке между этими двумя моими посещениями сада Суини, видимо, тоже попользовался ею. Об этом я узнал позже от Фрэнка Рекальдо, который был без ума от Кресси. Во второй раз я поехал в сад, чтобы убедиться, что с миссис Уолтер все в порядке. Я ни на секунду не усомнился, что от удара Кресси она лишь на мгновение потеряла сознание. И заявил потом Фрэнку и другим детективам, что не я убил ее, но полицейские мне не поверили. Не могу объяснить почему — голова раскалывается.
