— Да, конечно. Но отец выживет, я уверена в этом. Он сильный, здоровый человек, вы же слышали, что сказал доктор?
Несмотря на ужасное смятение, Джинни автоматически делала все, что нужно, разумно отвечала на вопросы всем, кроме Стива, который где-то оставил Анну, а теперь приехал сюда верхом, чтобы найти жену.
— Я хочу поговорить с тобой, Джинни, — строго сказал он.
— Мне не о чем с тобой говорить. Ты уже все объяснил. — Она попыталась вырваться, но он удержал ее.
— Джинни… черт подери, ведь и тебя могли убить! — тихо воскликнул Стив.
— Тебе этого очень хотелось? Ведь это разом решило бы все проблемы, не так ли?
— Нет. Это было бы чертовски скверно и не решило бы никаких проблем, к тому же я намерен отложить поездку на Кубу. Кроме того, я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности. Сеньор Дос Сантос, внимание которого тебе так льстит, очень опасный человек.
— Не более чем ты, правда, Стив? Во всяком случае, мне так кажется. Если это все, что ты хотел сказать, то можно считать наш разговор законченным. Я соберусь и скоро буду готова покинуть Новый Орлеан, хотя, надеюсь, ты догадываешься, что прежде я должна убедиться, что отец вне опасности.
— Тогда оставайся с отцом, полагаю, ты сможешь ухаживать за ним лучше всех. Я сам приготовлю все для твоего отъезда в Мексику и позабочусь, чтобы тебя сопровождали…
Стив повернулся и собрался уйти — он, без сомнения, торопился к Анне. Джинни, помимо своей воли, вцепилась в его руку.
— Что ты имеешь в виду? Я не хочу, чтобы ты обо мне заботился! Я сама все подготовлю и без твоей помощи. Ты ублюдок и на многое способен…
Она тут же пожалела о своих словах, но было уже поздно. Даже при тусклом желтом свете Джинни заметила, как сверкнули его глаза.
— На что это я способен? На что ты, черт побери, намекаешь? Мне следует тебя проучить, Джинни, раз и навсегда. Но прежде втолкуй себе…
Из-за полуоткрытой двери раздался жалобный голос Сони:
— Я не думала, что так случится! Откуда я знала, что он собирается убить его? О Боже, Боже!
Ее голос заглушило тихое бормотание сиделки; дверь захлопнулась, оставив Стива и Джинни в полной темноте. Разозленная Джинни пошла на ощупь к своей комнате. Конечно же, Стив сейчас отправится к Анне.
Но когда она нащупала дверную ручку, Стив, опередив Джинни, сам открыл дверь. Споткнувшись о порог, она чуть не упала, но он подхватил ее и внес в комнату.
— Ради Бога, оставь меня!
У нее перехватило дыхание, когда он повернул ее лицом к себе. Она почувствовала, как он стремительно расстегнул корсаж, обнажил груди и, не обращая внимания на ее сопротивление, впился губами в ее соски.
— Перестань, Стив! Не смей!
— Как жаль, что здесь так темно и я не вижу твоего лица, искаженного ненавистью! Я слишком хорошо помню, какой страстной любовницей ты была, прежде чем стала моей женой.
Его слова хлестали ее как плеть. Джинни задыхалась от ярости и боли. Но сейчас она действительно лицемерила и, делая вид, будто отталкивает его, тянулась к нему душой и телом. Ее губы открылись навстречу ему.
В комнате было совсем темно. Все, что произошло между ними, Джинни объясняла потом именно этой темнотой. Все, что они скрывали, вдруг прорвалось наружу,
Сорвав одежду, они прильнули друг к другу губами. Он бросил ее на ковер, и все, кроме страсти к Стиву, перестало существовать для Джинни.
Это была настоящая битва, в которой не было ни победителя, ни побежденного. Он делал с ней все, что хотел, и Джинни ликовала вместе с ним, пока наконец не вскрикнула в экстазе. Она лежала, не двигаясь, в его объятиях.
Они говорили друг другу слова любви, и все это казалось возвращением в прошлое.
Когда Джинни проснулась, Стива уже не было. Наверняка он ушел к Анне, подумала она, этого следовало ожидать. Он использовал ее, оскорбил, а она все ему позволила… Впрочем, для них это уже своего рода прощание.
«Все это ничего не значит… ничего…» — устало подумала Джинни. Она предпочла бы забыть об этом, делая вид, будто ничего не случилось. Стив держался на расстоянии, а она запирала на ночь дверь своей спальни. Если бы ему захотелось овладеть ею, Стив не задумался бы взломать эту дверь, но он этого не сделал.
Джинни провела следующие несколько дней словно во сне. Сенатор, которому продолжали давать обезболивающие, почти не приходил в себя. Доктор Мэддокс серьезно предупредил, что любое резкое движение может привести к смещению пули, а это чревато дурными последствиями. Большую часть времени Джинни проводила в комнате отца, с трудом веря тому, что этот старик с восковым лицом, неподвижно лежащий под белоснежным покрывалом, еще совсем недавно был красивым и жизнерадостным. При нем находились и две сиделки, рекомендованные доктором Мэддоксом, благодаря чему Джинни могла спать по ночам. Соня требовала постоянных забот, ибо до сих пор не оправилась от потрясения и чувства вины. Она то рыдала, то просила, чтобы ей позволили умереть, то вела себя так, словно забыла о случившемся.
— Дорогая, мы все сожалеем об этом… Если бы мы могли что-то сделать… — Джинни уже стала привыкать к сочувственным словам старых друзей Сони. На все их вопросы она отвечала, что Соня постепенно успокаивается и очень подавлена тем, что доктор запретил ей принимать гостей. Впрочем, Аделина Прюет появилась в комнате Сони без всякого предупреждения. Даже эта блюстительница нравов была ошеломлена состоянием своей подруги.
Пытаясь скрыть потрясение, она бодро спросила:
— В чем дело? Почему вы все попрятались? Тебе следовало бы знать, Соня, что этим ты отнюдь не остановишь сплетников. Где же твое хваленое мужество?
Соня села на постели и выпрямилась.
— О, Аделина, это ты? Ты думаешь, все это знают? Как он посмел… Зачем он демонстрировал всем свою связь с этой цветной стервой! Подумать только, что я… я позволила себе…
Мадам Прюет, гордившаяся своей твердостью, тяжело вздохнула:
— Соня…
— Ты думаешь, они застрелят его? Он это заслужил! Не так ли, Аделина? О Боже, я, должно быть, сошла с ума, если всем рисковала ради такого человека! Ведь это животное — ничего, кроме грубости и дикости… О, пожалуйста, скажи мне, что об этом никто не знает… Я не вынесу огласки.
Собравшись с мыслями, Аделина Прюет быстро подошла к постели и, взяв за руки свою подругу, сделала знак медсестре, чтобы та привела доктора.
— Нет, нет, дорогая, не беспокойся об этом. Это известно только мне, а в моем молчании можешь не сомневаться. — Повернувшись к сестре, она приказала: — Пришлите сюда Тилли! И побыстрее!
Сестра поспешно выскочила из комнаты, почти бегом пересекла коридор и столкнулась с высоким мужчиной, который выбежал из кабинета сенатора.
Стив Морган был в чертовски скверном настроении из-за Джинни, которая целых три дня избегала разговора с ним. Но на этот раз, решил Стив, он все-таки заставит ее поговорить. Что еще она затеяла, черт бы ее побрал? И где она?
Этот вопрос он и задал перепуганной сестре:
— Где… прошу прощения, моя жена?
— Мадам Брендон… ее подруга просила меня…
— Не будете ли вы любезны сообщить моей жене, что я желаю немедленно видеть ее? А если она где-то прячется, то скажите, что я обязательно ее найду!
Он широкими шагами прошел в комнату Сони. Та, увидев его, пронзительно закричала:
— Ты! О чудовище, как ты посмел появиться в моей спальне после того, как был здесь с… с этой дрянью? Что ты здесь делаешь? Как тебе удалось убежать?
Тут даже миссис Прюет не выдержала и всплеснула руками. Надо же было Стиву прийти в этот момент! Ведь для ее бедной подруги прошлое стало сейчас настоящим. Едва ли не в первый раз в жизни миссис Прюет растерялась и не знала, что делать.
— О какой дьявольщине вы тут беседуете? — Стив толкнул дверь ногой и холодно смотрел на обезумевшую Соню. Ее глаза так расширились от ужаса, что, казалось, занимали пол-лица. Слезы потоком лились по ее щекам.
— Как ты можешь так говорить со мной? Я думала, что ты меня любишь, а ты уходил из моей постели для того, чтобы лечь с ней… Ты ее тоже обольстил?