Размахивая руками, Рыскулов вскочил с места.

— Я прошу избавить меня от клеветнических выпадов!

— Потерпите, товарищ Рыскулов, — остановил его Элиава.

— Я и кричу потому, что переполнилась чаша моего терпения!

— Это тоже ошибка.

— Настаиваю, чтобы удалили с трибуны клеветника.

В зале поднялось волнение.

— Верно говорит Атабаев!

— Лжет!

— Долой клеветника!

— Удалите зажимщиков критики!

Когда председателю удалось успокоить расходившиеся страсти, Атабаев закончил свою речь.

— Хотите услышать горькую правду, товарищ Рыс-кулов? Вы просто не отдаете себе отчета в глубине своих заблуждений! Какая может быть партия, кроме единой Коммунистической? Выдумывать что-то другое — значит, неизбежно поворачивать коммунистов-мусульман против коммунистов-русских. А по сути за этим скрывается тайное желание наших общих врагов — отделить Туркестан от России. Не бывать этому!..

Нет, Рыскулова все-таки поддержали. За ним пошли, ему поверили. И люди, прибывшие из Москвы, не возражали против предложенного Рыскуловым переименования — они видели свою партийную миссию прежде всего в борьбе против великодержавного шовинизма. Только Рудзутак и еще несколько человек поддержали Атабаева, — но что значили их голоса.

Это был первый проигранный бой. Вечером в гостинице Атабаев в страшном возбуждении говорил друзьям даже такие отчаянные слова, которых потом стыдился: «Если Компартия стала тюркской, тогда считайте, что я не в партии!..»

Но утром, проведя бессонную ночь, он думал уже иначе, он протирал сухими ладонями свое утомленное лицо и скупо проронил утешавшим его друзьям:

— Я молодой коммунист… Гнев шагает впереди, ум— сзади… Я, верно, не так прочитал письмо Ленина…

Между тем, окрыленный успехом, Турар Рыскулов пошел еще дальше. На краевой конференции мусульман-коммунистов он уже говорил, что Туркестан — край тюрков и судьба туркестанской земли должна находиться в руках ее единственных хозяев — тюркских народов. Следовательно, и партия должна быть партией тюркских коммунистов, и республика — тюркской республикой. И существующая конституция, говорил Рыскулов, не оправдывает себя ни с практической, ни с исторической, ни с национальной точек зрения. Следует изменить и конституцию.

Все это, конечно, было на руку буржуазным националистам, потому что уводило трудящихся от задач классовой борьбы, принижало роль русского пролетариата и русских коммунистов.

Атабаев знал, что в пестроте народов, исторически смешавшихся на землях Туркестана, растет одна мысль— об объединении каждой нации — туркменской, узбекской, казахской, киргизской, о размежевании республик, и он понимал, что пантюркизм — и его родной брат панисламизм — находятся в непримиримой вражде с этой всенародной надеждой. Никогда не восстановим мирную жизнь на полях, не победим басмачество в Ферганской долине, не укрепим советскую дружбу народов, если не будут развенчаны националисты — ведь за их спинами Джунаид-хан, повелитель Хивинского ханства, и эмир Бухарский, и турецкие разведчики Ислама, лезущие через советскую границу, и сотни феодальных самодержцев у баев и беков, ненавидящих новый строй и скалящих на него свои желтые клыки. Но как победить? И он строку за строкой изучал «Циркуляр по восточному вопросу»— в этих мудрых указаниях партии утверждалось, что между мусульманами и русскими нельзя видеть никакого различия, что деятельность коммунистов должна быть проникнута духом подлинного интернационализма, что следует неустанно укреплять связи трудящихся мусульман с Советской Россией.

Вот она где — поддержка правды!

Бывали дни, когда Атабаев ненавидел Рыскулова, считал его даже личным врагом. Как можно так заблуждаться в людях — еще вчера он снизу вверх глядел на Турара, а этот человек теперь кажется демагогом… И неужели его послушают в Москве? Кайгысыз не находил себе места, уехал в аулы с докладами, когда ему стало известно, что националисты отправили в Москву делегацию во главе с Рыскуловым. Чего они еще добиваются?

Ого, коли волк не съест, коза до Мекки дойдет: всю власть передать ТуркЦИКу и Совету Народных Комиссаров; упразднить Турккомиссию; ограничить права Реввоенсовета Туркфронта; вывести из Туркестана или разоружить Красную Армию, в основном состоящую из русских, создать мусульманскую армию; пути сообщения, связь, иностранные дела, торговлю и финансы передать в подчинение ТуркЦИКу.

Комиссия, изучавшая его претензии, подготовила проект решения о задачах Коммунистической партии Туркестана. Владимир Ильич согласился с этим проектом и подчеркнул ошибки туркестанских представителей, поддерживающих по сути панисламизм и пантюркизм, сделал на полях заметку о том, чтобы способы борьбы с духовенством и панисламизмом и с буржуазно-националистическим движением особо разработать…

В июле 1920 года был создан Центральный Комитет компартии Туркестана. В него вошли: Н. Т. Тюракулов, К. Атабаев, К. Хакимов, С. Асфандияров, Ю. И. Ибрагимов, В. П. Билик, Солтан Ходжаев, Д. Устабаев и другие.

Атабаев и его товарищи, — а были тут и русские, и узбекские, и туркменские большевики, — ликовали, когда узнали, что миссия Рыскулова закончилась плачевно.

Атабаев одного только не знал, уйдя с головой в трудные дела руководства Закаспийской областью, — он не знал, что как итог всей борьбы с националистами за ленинскую стратегию, появилась в партии краткая характеристика одного из ее молодых деятелей. Рукой Валерьяна Куйбышева была написана докладная Турккомиссии в ЦК РКП(б). И в ней говорилось:

«Среди членов нового Центрального Комитета есть выросшие из местного населения, появившиеся сами по себе выдающиеся личности, например, Тюракулов, интеллигент, бывший студент, рожденный в бедной киргизской семье, человек с коммунистическим умом, Атабаев, уроженец туркменского аула, чудом при крайне неблагоприятной обстановке выработавший в себе здоровое коммунистическое мировоззрение…»

В маленьком саду за высоким дувалом солнце не скоро покажется. Тополиная листва над дувалом уже играла, точно горсть золотых монеток, а на дощатом постаменте айвана, где с блокнотом и карандашом уселся Атабаев, отдыхая в воскресное утро, было еще прохладно. Удивительно пахнут деревья в саду и в конце июля, — не каждое в отдельности: молоденькая яблоня, гранатовый куст, старый развесистый тут, который забыли подстричь, персиковое деревце, — нет, не каждое в отдельности, а все вместе; нежно и благовонно дышат они на рассвете до того самого часа, когда золотое светило переберется через глинобитный забор,

Только по воскресеньям Атабаев отдыхал в саду при доме. Но разве можно было назвать отдыхом и этот час уединенного размышления, когда все мешалось в голове: и свое личное, неустроенное существование, и жизнь народа, и судьба мира?

Как будто общее положение улучшилось: освобожден Красноводск, и даже первые пароходы пришли из Баку, в городах налаживается советская жизнь — в Асхабаде и Мерве, как где-нибудь в Вологде или Туле. В аулы поехали первые учителя.

Нет, все-таки очень плохо в аулах.

В доме на столе с ночи лежат листки сообщений «не для печати».

…Шайка басмачей подожгла школу в селе Гагшал и до полусмерти избила учителя.

…Неизвестный убил председателя сельсовета в Амша и сбросил тело в арык.

…В селе Корсары басмачи ограбили сельскую лавку.

…Неподалеку от станции Такир разрушен железнодорожный мост.

За порогом каждого сельсовета, каждой школы, каждой потребительской лавочки, у каждого аульного колодца— маленький, но кровавый фронт. А людей нет. И нужны люди не просто с винтовками и ручными гранатами — нет, их надо вооружить большевистским сознанием, ленинской стойкостью…

Солнце уже поднялось над дувалом, заглянуло в сад и стало припекать сквозь листву. Кайгысыз вытер пот с влажного лба, но не ушел в дом. Нужно было что-то додумать, подвести итоги тому, что не удавалось порой даже разглядеть в водовороте быстро текущих будней.