Смуглое лицо Атабаева потемнело от прихлынувшей крови. Какой негодяй! Он тут же написал записку в милицию. Потом подумал и спрятал ее в ящик стола. Где же люди? Кто заменит заготовителя, если его посадить за решетку? Нет ни одного грамотного туркмена, готового взяться за работу. Грамотны лишь муллы, дети ишанов, байские выкормыши. Чем они лучше Джепбара?.. И потом нужно проверить письмо. А еще — припугнуть подлеца. Ведь он трус, сразу станет шелковым, если дать ему по-настоящему почувствовать вкус и запах закона.

Атабаев вызвал к себе Джепбара-Хораза. В ожидании, разбирая папку с бумагами, никак не мог сосредоточиться на делах. Впервые задумался он о будущих кадрах государственного аппарата. Если в России трудно найти рабочих и крестьян, способных править государством, за какими же горными перевалами то время, когда у нас, у туркмен, появятся в нужном числе не то что образованные, а хотя бы грамотные люди!.. А пока… Пока приходится марать свои руки, здороваясь с такими вот Джепбарами, пользоваться их услугами,

Размышляя таким образом, он несколько овладел собой и, когда появился Джепбар-Хораз, смог разговаривать с ним спокойно. Впрочем, раньше чем Атабаев успел раскрыть рот, изворотливый человек оглушил его потоком льстивых слов.

— Не хотелось бы говорить тебе в глаза, но народ считает, что Советская власть у нас не в Совете, а в продовольственном комитете.

— Погоди, погоди…

— Если прикажешь людям сдвинуть гору, то пойдут и сдвинут!

— Дай слово сказать…

— И старики, до которых еще не добрались когти Эзраила, и молодые благодарны только тебе!

— К чему же эта лесть, Джепбар? Кому это нужно?

— Я же сказал: жалею, что приходится говорить в глаза!

— Лучше скажи, как в аулах обстоит дело с обменом мануфактуры на хлеб? А главное — сколько ты пригнал за неделю скота в город.

— По совести скажу: еще никто и пальца не протянул к продуктам! Придерживаемся порядка, какой ты установил.

Атабаев вынул из палки бумагу и показал Джепбару.

— По сведениям, поступившим ко мне со складов и из столовых, вес мяса за последнюю неделю снизился.

— Не может быть!

— Посмотри цифры.

Джепбар вытащил из узорчатого футляра очки с золотыми дужками, напялил на нос, заглянул в сводку, но тут же бросил ее на стол и вздохнул:

— Разве не знаешь, что на бумаге я не отличаю черного от белого?

«Как же ты писал доносы?» — подумал Кайгысыз, но вслух сказал:

— Как же ты запоминаешь, сколько сдал скота и какого веса?

— Я прежде всего верю людям. И потом…

— И потом?

— Есть у меня старые дедовские привычки. Как говорится: '"Верь аллаху, но ишака привязывай покрепче».

— Говори яснее.

— Ай, что может быть яснее: на палке толщиной с палец делаю зарубки. Конечно, для верблюдов и коров палки разные.

— Сколько же ты сделал зарубок за последнюю неделю?

Джепбар ударил себя по коленям, сокрушенно покачал головой.

— Что ты скажешь! Палки-то дома остались.

— Но хотя бы примерно скажи, на сколько больше голов за эту неделю?

— Думаю, голов на пятьдесят.

— Так почему же по весу так мало?

— Да разве ж это скот? Одни скелеты…

— Это почему же? Ведь весна во дворе… Трава из земли вышла…

Джепбар решил, что пора уйти в сторону. Есть ведь и другие вопросы — поважнее.

— Я должен поставить тебя в известность об одном серьезном деле.

— Что еще скажешь?

— Именно трава из земли вышла! Баи теперь не хотят продавать скот. Верблюжонка, который вот-вот умрет, они сравнивают в цене с собственной жизнью.

В хитрой болтовне Джепбара трудно было что-нибудь понять, но то, как он хватался за разные доводы, подтверждало суть давешнего письма. Можно было не сомневаться, что обвинить его ни в чем не удастся, если только не схватить его за горло, как в недавней схватке.

К вечеру Атабаев поехал в недальнее село и снова… снова объяснял, терпеливо разъяснял, что советская власть стремится облегчить участь труженика, но что все права покамест не у тех, кто поливает своим потом землю, а у богачей, что пора научиться уважать своего брата бедняка, что прутья можно сломать по одиночке, а веник и силач не сломит… После беседы его отвел в сторонку знакомый немолодой дехканин.

— Я постеснялся расспрашивать тебя при народе, — сказал он, — надо поговорить с глазу на глаз.

— Давай, давай…

— Что Советская власть народная, это видит и сам народ. Можно уверенно сказать, что народ гордится ею. Но поговаривают, что все получается по пословице: «Только ртом дотянешься, а уж и нос забит».

— Кто это ведет такие разговоры?

Дехканин смущенно отвернулся.

— Язык не поворачивается рассказывать,

— Не стесняйся!

— Может все это враки?

— Расскажи — тогда разберемся: где ложь, где правда.

— Поговаривают, что не сегодня-завтра придут английские войска. Своими ушами не слышал, но есть такой разговор.

— Откуда слухи?

— Будто бы Джепбар-Хораз сказал…

— Вот подлец!

— Поговаривают, что он сказал: вот-вот в край ворвутся войска «инглизов», тогда, мол, послушаем, какую песню запоют босоногие, вроде Атабая, возомнившие себя начальниками.

Атабаев знал, что английские войска в полной боевой готовности стоят на персидской границе и что коварный Тиг Джонс развил бурную деятельность в Закаспии. Члены партии большевиков и левые эсеры были осведомлены об этом. Но откуда получал сведения Джепбар? Видно, агент охранки превратился в агента Антанты? Ничего удивительного. Может, и в Мерве сидят люди Тига Джонса… Может, и Джепбар-Хораз побывал в Асхабаде. Верно говорят: «Вода находит низину, подлец — подлеца».

Вернувшись в Мерв на другой день, Кайгысыз немедля собрал ответственных работников и потребовал ареста Джепбара за распространение контрреволюционных слухов.

Один из членов Совета, бывший чиновник, решительно высказался против. Другой — бывший волостной, в свое время рекомендовавший Джепбара на работу, и вовсе возмутился.

— Говорят: один грех мужчине не в счет, — негодовал он. — До каких пор мы будем топтать ногами Джепбара-ага только потому, что кто-то когда-то назвал его агентом охранки? Я полагаю, что на всей Закаспийской земле вряд ли сыщешь такого же честного, преданного Советской власти человека!

— Не знаю, кого же тогда можно назвать подлецом? — крикнул Атабаев.

— В тебе говорит личная неприязнь! — зычно перекрыл его волостной.

— Ложь!

Волостной вскочил с места.

— Ты не кричи! Тебе тут не пекарня — учить тестомесов уму-разуму!

— А ты знаешь, кто за последнюю неделю прикарманил двадцать коров и тридцать верблюдов!

— Может сработал по твоему заданию?

— Как ты смеешь!.. — Кайгысыз не смог договорить от негодования.

Они полезли друг на друга с кулаками. Их растащили в стороны, Кайгысыз утирал платком мокрый лоб.

В конце концов при голосовании большинством в один голос было принято предложение Атабаева об аресте Джепбара. Это члены Совета — железнодорожники поддержали Кайгысыза.

Домой он вернулся очень усталым, угрюмым. Бросил в угол портфель, посмотрел и не поверил своим глазам.

На блюде дымилась баранья нога, от большого казана исходил давно забытый запах чектырме. Кайгысыз опьянел от этого аромата, почувствовал слабость в ногах.

Даша бегала из комнаты в комнату в праздничном платье, от нее даже пахло духами. Она поставила на стол заветную бутылку вина, сохранившуюся с незапамятных времен.

— Что тут происходит? — спросил Кайгысыз.

— А помните, когда вы пришли ко мне комнату снимать? — мечтательно сказала она. — Помните, у меня тогда еще гости были? Я посмотрела на вас — такой высокий, симпатичный… Помните, как тогда было? Вот пусть и сегодня так будет.

— Так ведь тогда еще можно было достать на базаре барашка… — наивно объяснил Кайгысыз,

Даша горько улыбнулась.

— Вот и выпьем за барашка!

Она разлила вино по стаканам, поднесла Кайгысызу.