Он встал из-за стола, подошел к окну, выдержал паузу, а потом вдруг совершенно неожиданно начал успокаивать пригорюнившегося было Матвея Петровича:

      — Ну не огорчайтесь, не все еще потеряно. Во-первых, мы примерно накажем этого тюфяка, можете не сомневаться... Во-вторых, исчезла интересующая вас вещица не бесследно: по нашим сведениям она в качестве улики находится в... Ну вы понимаете, где. Не догадываетесь?

      — А-а... понимаю, в милиции, – дошло, наконец, до Матвея Петровича.

      — Совершенно верное умозаключение. Именно в милиции, в специальном хранилище вещественных доказательств, а это в наше время, уверяю, все равно что в супермаркете. – Олег улыбнулся. – Так что, вопрос только времени, ну и понятно... – он замялся, – суммы.

      — Сколько? – выпалил Матвей Петрович, словно опасаясь, что тот передумает.

      — Погодите, погодите, не так быстро. Вопрос нуждается в проработке.

      — Я вас очень прошу, постарайтесь, постарайтесь что-нибудь предпринять. Когда можно позвонить? – почти взмолился Матвей Петрович и тут же разозлился на себя за проявленное перед этим сопляком малодушие.

      — Мне нужно один-два дня, – ответил Олег с удовлетворением рыбака, подсекающего простодушную рыбку, поверившую, что червяк на крючке предназначается исключительно ей на обед. – Надеюсь, у нас к этому времени появится некоторая ясность. И можете не утруждать себя, я позвоню сам. Однако повторяю – это, сами понимаете, недешево... Чем запущенней вопрос, чем больше… э-э... фигурантов в деле и чем выше их уровень, тем сложнее, а значит, и дороже решение проблемы. Всем, извините за банальность, красиво жить хочется. Поэтому лично я обычно предпочитаю решать вопрос на месте. Ведь договориться с патрулем au lieu d’incident1 всегда проще, не так ли? Но, к сожалению, наш с вами случай уже вышел из этой категории. Запущенный, ох, запущенный у нас с вами случай.

      На лице Олега появилась тонкая улыбка негодяя.

      В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в проеме возник человек.

      Был он небольшого роста, с крупными чертами лица, волосами, собранными на затылке в хвостик; напоминал одного из знаменитых портных, часто мелькающего в телевизоре.

      — Полевой, Леонид, – подойдя, представился он, и неожиданно крепко для своего роста пожал руку Матвею Петровичу.

      — Корунд, Матвей, – представился и Матвей Петрович.

      — Ввел в курс дела? – повернулся Полевой к своему заместителю, вальяжно развалившемуся на стуле.

      — А как же.

      — Вы уж нас простите, Матвей, если что не так, – вежливо, но немного свысока извинился Полевой перед гостем, и тут же переключился на другое: – Да, а как там наш друг, Марлен Марленович? Замечательный человек... А охотник-то какой, а!? Непревзойденный! Мы ведь однажды вместе славно постреляли, когда он еще губернатором рулил, в одна тысяча… – щелчок пальцами в воздухе, ладонь пистолетиком, указательный – ствол. – Нет! В две… в две тысячи первом, точно! В Коми... С винтокрылых машин. Да-а, медведя клал ваш хозяин с одного выстрела, а уж про лося и не говорю, – мечтательно протянул он. – Что, все еще любит поохотиться?

      — Да, Марлен охоту по-прежнему любит, – стараясь говорить как можно более небрежно, ответил Матвей Петрович, – мы и  сейчас часто балуемся. Я и сам не прочь поохотиться.

      — В самом деле?

      — А что, не похоже?

      — Просто вы выглядите, как бы это сказать?.. Ну, стопроцентно городским жителем. Трудно представить вас с огнестрельным оружием, или с ножом в руках, освежёвывающим какую-нибудь скотинку, – он усмехнулся. – А вот хозяин ваш, за версту видно – охотник!  Без обид? Лады?

      «Вот стервец, – подумал, Матвей Петрович, – как это он почуял, что я в обморок падаю, когда этот живодер шкуру с лося или кабана чуть ли не с живого сдирает?»

      Потом вспомнил, с кем имеет дело – удивляться перестал, и подумал, что уж для его собеседника-то как пить дать не привыкать к такому пустяку.

      Честно говоря, Матвей Петрович охоту не переваривал. Да чего там – просто ненавидел! Но приходилось перешагивать через себя. Наступать грубым охотничьим сапогом себе на горло. Игра стоила свеч – на охоте, милостивые государи, личные дела решать куда проще. И особенно с Пронькиным – если кого и уважал Марлен Марленович, так это охотников. Люди, не изведавшие вкуса крови, были для него неполноценными существами, в лучшем случае – второсортными.

      Посетила Матвея Петровича также и другая мысль: что-то подозрительно часто извинялись эти ребята. Сам собой напрашивался совершенно естественный вопрос: к чему бы? И на этот вопрос следовали такие же естественные ответы: либо ребят этих, верней их возможности, Марлен сильно завышает и тогда задуманная операция провалится в самом зародыше; либо (этот вариант наиболее вероятен) в данный момент и в данном месте наблюдается примитивнейшее «разводилово» – цену братва набивает. Ну, да, правильно – Марлен сказал: денег не жалеть. Но оставался неясным вопрос: чьих, собственно, денег? У Матвея Петровича имелись веские основания полагать, что его денег. В смысле матвейпетровичиных.

      Он вздохнул. На всякий случай, мысленно. Чтобы не выдать волнения. Интересно, сколько эти бандиты с внешностью творческих интеллигентов заломят? Никак не меньше червонца, – крутилась и крутилась назойливая мысль, мешая сосредоточиться на беседе. Благо дело, хоть и косят под образованных, и речи тут у них – ну, чисто английский парламент, а блатные они и есть блатные – ежели б догадывались, о какой вещице речь, то пальцем бы за червонец не шевельнули.

      Не успело все это промчаться по нейронам, передаться через синапсы эффекторным и другим клеткам, составляющим головной мозг Матвей Петровича, как дурные предчувствия стали, похоже, претворяться в жизнь.

      - Матвей Петрович, Матвей Петрович, вы слышите? – сдается, уже не в первый раз поинтересовался Полевой.

      - Да-да, извините, отвлекся... Слушаю вас.

      - Я говорю: вещица эта ваша, похоже, не простая. Мы слегка справки навели. Есть мнение специалиста, что ножичек этот настоящий. И лет ему не сто, как вы нам сообщили, а больше, значительно больше. – Он испытующе  посмотрел на своего визави. – Но это неважно... Из уважения к Марлену мы за свою работу ничего не возьмем, но так получается, что не просто будет вытащить эту штуку. Тем более, мусора замужрили – мокроту на вашего байбута шьют...

      Матвей Петрович непонимающе открыл рот и посмотрел на Полевого.

      - А, ну да, ну да, – улыбнулся тот и перевел: – извиняюсь, из милиции сведения поступили – в убийстве замешан кинжальчик. И дело на него заведено... Но это нам все равно.

      «Цену набивает», – опять подумал Корунд.

      Но, похоже, Полевому было наплевать на мысли Матвея Петровича, точнее – на посетившее его сомнение.

      В очередной раз призвал Матвей Петрович на помощь полузабытые наставления руководителя драмкружка Дома пионеров, куда в восьмом классе определила его мама Вероника Матвеевна, грезившая вырастить из юного отпрыска, к тому времени вовсю проявляющего недюжинные способности, даже талант в области лицедейства, нового Станиславского.

      «Матвеюшка, – бывало сокрушалась она, поплевав на носовой платок и оттирая им перепачканную шоколадом остренькую мордочку пятилетнего Матвея Петровича непонятно для чего коверкая слова, – этя ктё этя съел у нас весь щикалат?» – «Этя не я!» – без малейшего колебания ответствовал юный отпрыск, полностью игнорируя железные улики, имеющие место быть в прямом смысле – налицо!

      Немало воды утекло с тех пор, но, тем не менее, можно без преувеличения утверждать: уж что-что, а умение врать с невинным видом закрепилось за Матвеем Петровичем на всю оставшуюся жизнь.

      И на сей раз он очень натурально сыграл полное пренебрежение к вопросу аутентичности интересующей его вещи и, как бы между прочим, заметил: