К этому времени абверское досье Заимова состояло всего из трех страниц. На первой — донос племянника Заимова Евгения Чемширова в немецкое посольство в Софии в 1939 году. В доносе говорилось, что генерал Заимов уволен в отставку за участие в военном заговоре против царя, что он, находясь на секретной службе, под видом экспортера винограда ездил в Берлин, что он как советский агент очень опасен, но что, возможно, он связан и с другими иностранными разведками.

На второй странице — краткая характеристика доносителя Чемширова, написанная, очевидно, военным атташе немецкого посольства Брукманом, принявшим от него донос. В ней говорилось, что это молодой человек с заметно неустойчивой нервной системой, без ясно просматриваемых убеждений, но с обостренным желанием делать не рядовую жизненную карьеру, иметь большие средства для жизни и возможности вращаться в высших кругах. Предлагая свое сотрудничество, видимо, рассчитывает на то и на другое. На вопрос, не находится ли он во вражде со своим родственником генералом Заимовым, он ответил: «Нет, он и его семья относятся ко мне хорошо». Скрытого смысла вопроса он явно не понял. Никакой другой информацией он не располагал.

На третьей странице изложено мнение по данному вопросу какого-то более высокого чина: «По сути данной информации: прорусское направление Заимова широко известно. Оно носит фамильный характер со времен войны русских и болгар против турок в прошлом веке. Связь Заимова с советскими представителями также не может считаться открытием, ибо она сама собой подразумевается. Как активный прорусист Заимов давно внесен в список потенциально интересующих нас, однако военный потенциал находящегося в отставке Заимова невелик. Его связь с разведками других стран требует подтверждения и маловероятна. По поводу поездки Заимова в Берлин необходимо запросить службу безопасности. Что касается источника, то можно воспользоваться его услугами на разовых началах и с чисто символическим вознаграждением. То, что он не располагал никакой другой полезной информацией, свидетельствует о том, что он дал нам только то, что было у него под рукой...»

Делиус прочитал эти документы и стал обдумывать схему действий по дальнейшей разработке Заимова и подбирать кандидатуру из своих агентов для ее исполнения.

Но Делиус запаздывал. В это время Заимовым уже занялись гестаповцы, и эти господа действовали более решительно. Они уже давно получили от своего агента, инспектора софийской полиции Цонева, обстоятельное досье на Заимова, в котором были документы агентурного наблюдения за ним, за его встречами, телефонными разговорами и перепиской.

На основании досье гестаповцы составили заключение, что Заимов является врагом не только и не столько Болгарии, сколько самой великой Германии.

Гестаповцам оставалось решить заключительную задачу: арест Заимова на месте преступления или хотя бы в момент, когда при нем будут улики, пусть даже косвенные.

Именно в эти дни им позвонили из Берлина и предупредили, что в Софию из Братиславы выезжает инспектор гестапо Отто Козловский, который везет важнейший материал, требующий немедленных и решительных действий.

Здесь перед нами возникает очень мутная история, прояснить которую, очевидно, уже нельзя. Известно одно, что в это время в Чехословакии были арестованы подпольщики Ганс Шварц и Генрих Фомфер, а также Стефания Шварц, которая в качестве курьера приезжала в Софию и которой помогал Заимов. И еще ясно, что Стефания Шварц, вольно или невольно, выдала гестаповцам явку и пароль Заимова. Кроме как от нее, они получить ее ни у кого не могли.

По-видимому, Стефания Шварц была прослежена гестаповцами, когда она явилась в советское посольство. Затем она пропала из поля их зрения. Совершить налет на советское посольство гестаповцы не решились, так как не были уверены, что найдут ее там. Естественно, что ее «словесный портрет», а может быть, даже фотографию они разослали во все свои службы, и, когда она возвращалась в Чехословакию, они арестовали ее на границе. Но могло быть еще проще — ведь о прибытии Стефании Шварц в Софию знал Чемширов.

Так или иначе она была схвачена, и ее подвергли гестаповской «обработке». Известны методы, которые применялись гестаповцами к беременным женщинам, рассчитанные на то, что ради спасения ребенка будущая мать может пойти на все.

Предательство, чем бы оно ни объяснялось или даже оправдывалось, все равно предательство. Тем более если человек, спасая себя от мук, обрекал на муки и смерть других. В данном случае именно так и было. Понять поступок Стефании Шварц можно. Простить трудно.

Козловский приехал в Софию не один. С ним прибыл профессиональный провокатор Флориан. Они привезли уже разработанный план операции. Вместе с гестаповцами, действовавшими в Болгарии, и с помощью местной охранки они немедленно приступили к его реализации.

Флориану нужен болгарский паспорт. Для этого на границе жандармы отбирают паспорта у всех болгар, ехавших в тот день в Болгарию. Выбирают наиболее подходящий паспорт. На него наклеивают фотографию Флориана и умышленно неправильно ставят полицейский штамп — паспорт должен иметь вид поддельного и изготовленного не очень умело.

16 марта Флориан отправляется на квартиру Заимова в качестве нового курьера Чехословакии. Чтобы не дать Заимову возможности в последнюю минуту подать кому-нибудь сигнал о прибытии курьера, Флориан отмычкой открывает дверь и входит в дом Заимова. Анна обнаруживает его уже в передней, и ей сразу гость кажется подозрительным. Но сам Заимов, по телефонному звонку дочери прибывший домой, не разделяет тревоги жены, и мы уже знаем почему.

Флориан пробыл в доме Заимова около часа. Все это время Заимов испытывал противоречивое чувство. Чем дольше он был с этим человеком, слушал его, наблюдал, тем острее испытывал неприязнь к нему. Это не было подозрением или недоверием, просто он был ему несимпатичен: какой-то он был неопределенный, непрерывно изменчивый, скользкий. Даже возраст его не определишь — сперва он показался Заимову совсем молодым парнем, а пригляделся, нет, ему можно дать все тридцать. Вблизи видно, что желтоватая кожа его лица не свежая, дряблая, в уголках глаз мелкие морщины. Но необычайная важность дела, с каким прибыл этот человек, обязывала Заимова подавить в себе антипатию к нему и немедленно действовать.

— Завтра в пятнадцать часов мы встретимся в кафе «Сердика», это недалеко от вашего отеля, — сказал Заимов.

— Такая ответственная встреча в кафе? — удивленно спросил Флориан.

— Не беспокойтесь, мы не будем сидеть вместе, а ровно в шестнадцать уйдем оттуда, — ответил он, но, куда они пойдут, не сказал. Эту осторожность он проявил чисто интуитивно.

Когда курьер ушел, Заимов по срочной цепочке связи сообщил о прибытии курьера советскому разведчику Савченко.

Одним из связных у Заимова был Евгений Чемширов. Этот красивый молодой человек пользовался у него большим доверием. И не только потому, что он был его племянником. Он считал, что Чемширов очень хорошо помогает ему, не сомневался в его храбрости и находчивости. Заимов не любил в нем жадность к деньгам, легкомысленность, но думал, что как раз эта опасная работа переплавит его характер. Но ему и в голову не могло прийти, что Евгений может его предать.

Работники болгарской охранки и гестаповцы знали Чемширова лучше, они давно убедились, что за деньги, за «красивую жизнь» Чемширов отдаст и совесть и душу. Но держали они его на крепком поводке страха — у него должна не проходить тревога, что его связь с охранкой и гестапо непрочна, и он должен стараться делать все, чтобы она не оборвалась. Так что видимая Заимову храбрость его связного объяснялась очень просто — ему нечего было бояться.

У советских разведчиков Чемширов вызывал серьезные сомнения, но никаких обоснованных подозрений не было и у них — настораживала все та же несерьезность его характера, какая-то беспечная легкость, с какой он действовал, и даже его бесстрашие. Сказать об этом Заимову они не решались, зная, что он полностью доверяет своему племяннику и доволен его работой. Это было их непростительной ошибкой. Они предпринимали некоторые меры предосторожности — когда через Чемширова проходила важная встреча, в последнюю минуту внезапно меняли порядок или место встречи, ставя его в такое положение, чтобы с этой минуты и до конца встречи он был под контролем и не мог совершить какой-нибудь ошибки. Предосторожность эта была не лишней, но она, увы, положения не спасала.