Все последнее время она ходила за ним по пятам — он это знал. Но он не боялся ее, он делал все, чтобы быть умнее тех, кто мог послать эту смерть за ним.

Сейчас все было иначе. Сейчас смерть рядом, и он уже ничего не может сделать, чтобы ее избежать. Только что на суде он сказал, что мечтает дожить до счастливого времени, когда будут судить виновников нынешней преступной войны. Он говорил об этом и понимал, что судьи улыбаются внутренне его наивности — они знают, что жить ему осталось, может быть, всего один день. Но он не жалел, что сказал это. Все, что он сказал им сегодня о себе, было о всех честных болгарах, и в этом смысле его мечта умереть вместе с ним не может.

Его смерть рядом. Неотвратима. К этому надо привыкнуть. Но по силам ли это человеку? И разве не живут все люди, зная, что впереди их ждет смерть? Когда-то, давным-давно, он в книге какого-то, кажется, французского психолога читал о том, какой ужас охватил бы население планеты, если бы каждый человек заранее узнал срок своей смерти. Тогда эта мысль его заинтересовала, но он подумал о том, что человек, узнавший о предстоящем ему долголетии, мог бы идеально спланировать свою жизнь. Он был тогда молод и даже в теме смерти отыскал мысль о жизни.

Он обязан встретить смерть мужественно, как подобает солдату, и он не должен подарить палачам торжество видеть его сломленным. Надо найти силы подавить в себе извечный страх человека перед непостижимостью небытия, надо подняться над этим страхом. Заставить себя не думать об этом. Все люди смертны. Все. И все остаются в людской памяти. Всегда остается память о человеке.

Отец как-то сказал: память о человеке равнозначна потере, какую с его смертью понесли живущие. Да, да, истина в этом!

Но думать о том, сколько он значит для других, Заимов не хочет, не умеет, — против этого восстает вся его скромность, она в его крови. Да, но что значит его смерть, когда в этой страшной войне каждый миг гибнут тысячи и каждый из них со своей судьбой, с извечной жаждой жизни? Просто в этот день будет убито на одного солдата больше.

Единственно, на кого смерть обрушится неизбывным горем и горькой памятью на всю жизнь, это его близкие — Анна, дети. Прокурор кричал: «Такой весь ваш проклятый род!..» Неужели раздавят и семью? Есть же предел и у подлости. Нет, не посмеют. Анна... В трудный час она становится такой сильной, такой смелой. Во время первого суда, когда ему тоже грозила смерть, его защищали самые известные адвокаты — их нашла Анна. Потом, когда он благодарил своих адвокатов, один из них сказал: «Ваш главный защитник — ваша жена».

Анна выстоит! Сын уже мужчина. Офицер. Сын унаследовал от него любовь к армии. Перенесет ли он позор разжалования, поймет ли, что это позор не для него, а для временщиков, которые являются врагами Болгарии и ее армии? Он его сын, он все мужественно перенесет и все поймет. И ему поможет сама жизнь, ход истории. Власть временщиков будет недолгой — все они обречены. Придет час, и ее раздавят танки Красной Армии. Важно, чтобы сын сейчас не потерял воли и веры.

Мог ли он сам избежать того, что произошло? Мог... и не мог. Это было в самом начале года, в январе. Его познакомили с тайно прибывшим из Москвы болгарским коммунистом Цвятко Радойновым, который привез ему благодарность за бесстрашную патриотическую деятельность от Георгия Димитрова и приглашение ввиду грозящей ему опасности перебраться в Советский Союз, где он как генерал-артиллерист будет очень полезен на фронте. Для переброски его в СССР коммунисты располагали самолетом.

Он был страшно взволнован. Нет, нет, в первое же мгновение он знал, что не покинет Болгарию. Он только думал: почему ему предлагают уехать? Ведь сам Радойнов приехал в Болгарию, чтобы здесь вести борьбу за свободу и честь своего народа. Георгий Димитров благодарит его за работу и тоже хочет, чтобы он оставил Болгарию. Почему? Опасается, что он не выстоит перед трудностями?

А Радойнов спокойно и терпеливо ждал его ответа.

— Я до конца исполню свой долг здесь, на родной земле, — сказал ему Заимов.

Вопрос о его отъезде был снят, и об этом больше разговоров не было. Радойнов попросил помочь ему в организации болгарской освободительной армии. Позже с Заимовым связался другой, также тайно прибывший из Москвы болгарский коммунист Антон Иванов. И Заимов помогал ему установить связь партизан с надежными офицерами болгарской армии.

Да, тогда он мог избежать всего, что с ним произошло, мог избежать близкой теперь смерти. Но он никогда бы потом не простил себе этого.

Владимир Заимов не знал, что в эти часы болгарские коммунисты Цвятко Радойнов и Антон Иванов были в беспощадных руках охранки и тоже ждали казни.

Он испытывал сейчас странное чувство уверенности, неопровержимой правоты своей. Он причастен к великому и светлому, что противостоит мраку и ужасу фашизма! Он свято верит в победный итог своей борьбы!

Все будет хорошо... все будет хорошо... Все будет так, как того хотят честные люди.

А его смерть... Что значит его смерть, когда за то же, что и он, гибнут миллионы?

За дверью гремят сапоги.

Лязгает запор. За ним пришли.

Судьи завершают свое позорное дело.

Выписка из приговора, полученная Анной Заимовой в канцелярии суда.