— Говорят, бек едет, — сказал один из них, — интересно, что ему опять нужно?

— Курд даром не приходит к армянину: что-нибудь ему да нужно, — хмуро ответил старик.

Из-за холмиков стали видны острые концы копий и через несколько минут показались всадники.

— Едут, — сказал кто-то из крестьян. Старик видел плохо, а потому, как ни старался разглядеть едущих, ничего не заметил.

— Да, это они, — подтвердил другой крестьянин.

— Ребята, — сказал им старик, — оставайтесь здесь, возьмите их лошадей, дайте корм, пока наши вернутся с работ.

Бек приближался, окруженный охотничьими собаками разных пород и более двадцатью всадниками, которые были его родственники и исполняли обязанности телохранителей. Беку перевалило за сорок лет, но он хорошо сохранился и выглядел таким статным молодцом, что с виду ему можно было дать не больше тридцати. Одет он был с головы до ног в шелк и бархат, обшитый золотом; оружие его также было разу крашено золотом и серебром.

Красивая серая лошадь под ним, казалось, вся засыпана серебром и блестящими каменьями.

Старик, увидев бека, сделал несколько шагов и стал возле канавы, вырытой для стока воды. Через канаву был перекинут мостик, по которому должен был проехать бек, но он пришпорил коня; тот, фыркнув, легко перескочил канаву и, сделав несколько красивых оборотов, стал против Хачо.

— Каково, нравится тебе, кум Хачо? — спросил бек, поглаживая красивую гриву коня. — Ты знаешь толк в лошадях, как находишь моего коня?

— Пусть господь хранит его от всякого зла, очень красив; сам Кёр-оглы[6] не имел такого. Конь как раз по тебе, — ответил Хачо, погладив лошадь по голове. — Где приобрел? У тебя раньше его не было.

— Получил недавно в подарок от эрзерумского вали[7], — ответил с гордостью бек. — Он берег его как зеницу ока и отдал мне, как хорошему знакомому; ему он достался от алеппского шейха.

— Красивый конь, — повторил старик.

Воодушевленный похвалой, бек снова ударил коня. Тот, сделав несколько прыжков, стал кружиться перед домом. В этих упражнениях видны были благородные качества чистокровного животного и умение ездока укрощать диких лошадей. Наконец бек слез с коня и, бросив поводья работнику, приказал водить коня, потому что конь был весь в мыле.

Старик, взяв за руку бека, ввел его в приемную, где уже все было готово к приему почетного гостя.

Пол был застлан богатым персидским ковром. Около стен лежали мягкие подушки для возлежания, а для самого бека было приготовлено почетное место. Хозяин, пригласив гостя сесть, по принятому на востоке обычаю, обратился к нему со следующим приветствием.

— Дом мой принадлежит вам. Место ваше на голове моей, в глазах моих; я ваш покорный слуга, сыновья мои — ваши рабы, а жены их — ваши прислуги; все, что есть у меня — ваше. Прошу покорно, садитесь.

Бек поблагодарил. Один из сыновей Хачо, подбежав, снял с его ног красивые сапоги, и гость уселся на почетное место. Рядом с ним заняли места его двоюродные братья и другие родственники.

Часть свиты осталась в комнате, приложив руки к пистолетам, заткнутым за пояс; другие же вышли во двор смотреть за собаками и лошадьми, объедавшимися добром из амбаров хозяина.

Бек и его свита были вооружены пиками, саблями, пистолетами и ружьями; они не снимали их, хотя были в гостях у приятеля. Курд и у себя дома и в гостях, в военное и в мирное время, не может расстаться с оружием; оно с ним нераздельно.

Вернулись с полевых работ и другие сыновья Хачо. Они суетились, исполняя приказания отца. Все они были без оружия. По восточному обычаю, вначале подали черный кофе в маленьких чашечках.

— А где Степаник? Не видно что-то его, — спросил беж. — Я привык у вас дома принимать кофе из его рук.

Старик Хачо, скрыв неудовольствие, приказал позвать мальчика.

Вошел Степаник; на лице его играла веселая улыбка. Он приветствовал бека, приложившись к его руке (вожди курдов любят эту церемонию). Бек, погладив его шелковистые волосы, сказал:

— Знаешь ли ты, какой хороший подарок я привез для тебя?

— Знаю, — ответил Степаник, покраснев, — красивую козулю; я уже бросил ей корм, но она не хотела есть.

— Видите каков! Уже успел получить подарок, — заметил бек, обращаясь к хозяину.

— Я знал, что ее привезли для меня, потому и взял, — ответил Степаник.

— Ну, иди теперь поиграй с ней, — оказал бек.

Юноша поклонился и вышел.

— Умный мальчик, — заметил бек. — Наверно, он остается недоволен, когда не получает от меня подарков.

— Он не виноват, что вы балуете его, — ответил старик, нехотя улыбаясь.

— Какие роскошные горы у вас, кум Хачо, — переменил разговор бек. — Прекрасная охота, на каждом шагу встречаем диких коз, джейранов, блуждающих группами, а фазанов и диких голубей — и не перечтешь. Вот эту козулю поймали живой мои борзые. Если б столько вы видели, какие у меня борзые! Недавно получил еще пару в подарок от вождя зиланцев; я послал за нее пару мулов. — Бек говорил только об охоте, собаках, разбоях и очень воодушевлялся, рассказывая о своих подвигах.

Хачо, хотя не выносил таких разговоров, однако слушал, а по временам делал и одобрительные замечания.

Настал час обеда. Прямо на полу накрыли скатерть и расставили блюда с пловом и целыми жареными баранами.

Между ними стояли кувшины с шербетом и огромные миски с болтушкой из кислого молока, которую ели большими ложками. Крепких напитков не было.

Гости ели и пили с аппетитом.

— Вы не выгоняли еще стада на пастбище? — спросил бек хозяина.

— Нет, еще не выгонял, — ответил тот. — Нельзя надеяться на апрель: он любит к концу пошаливать. Жду, пока минет это время.

— Тепло и холод зависят от бога, кум Хачо, чему быть, того не миновать, — ответил гость. — Наши стада вот уже неделя как пасутся, но знаете, какая беда? У нас нынче совсем нет запаса муки, и пастухи наши несколько дней уже сидят без хлеба.

Старик понял намек и ответил:

— А наш хлеб разве не твой? Прикажи, сколько нужно муки, и я вышлю.

— Пусть благосостояние и счастье не покидают твоего дома! — воскликнул бек. — Конечно это так. Что мое, то твое. Что твое — мое. Не так ли, кум?

— Сам бог свидетель тому. Сколько послать муки?

— Пока достаточно будет десять возов, а там, в случае надобности, попросим еще, ведь от этого не опустеют твои амбары?

Старик нехотя улыбнулся, что придало его лицу печальное выражение, и кивнул головой в знак согласия.

После обеда Степаник подал всем умыться и принес кофе. Бек приказал своим слугам, стоявшим в комнате, идти обедать вместе с другими, для которых был подан обед на паласах[8], накрытых на дворе. В приемной остались бек с несколькими приближенными и старик Хачо.

Предметом их беседы был конь, подаренный эрзерумским вали. Бек рассказывал о благородстве его крови и уверял, что он знаменитой арабской породы и что его родословная восходит чуть ли не ко времени знаменитого Антара.

— Но дорого обойдется мне этот роскошный подарок, — закончил бек свой рассказ.

— Почему? — спросил Хачо.

— Да разве не знаешь, что посланцу вали, приводившему коня, нужно дать не меньше ста золотых.

Старик смекнул теперь, в чем цель посещения бека, но, словно не поняв в чем дело, ответил:

— Что ж, дай. Разве конь не стоит ста золотых?

— Откуда у курда деньги? — перебил его бек сердитым тоном. — Этот презренный металл есть только у вас, армян.

Один из родственников бека вмешался в разговор.

— Бек, неужели и ты заботишься о деньгах? Разве кум Хачо позволит, чтобы ты в них нуждался?

— Клянусь богом, это верно, — прибавил другой.

— Да, он добрейший человек, — подтвердил третий, — нет подобного ему среди армян.

Старик понял, что, хочет он или нет, деньги ему придется выплатить, и сказал: