Вардан, не обратив на него никакого внимания, опять накинулся на сборщика:

— Нахал! Ты привык, как турки, врываться в дом каждого армянина, жрать за его столом, лакать его вино и требовать позорных услуг от его невестки, дочери и детей. Наглец!

Старик-хозяин стоял как вкопанный! Он точно онемел; изредка только он крестился и произносил имя бога.

Но эфенди был столь же труслив, сколько лжив и хитер.

Увидев дикую ярость молодого человека, он сообразил, что с ним нельзя обращаться, как с армянином из алашкертской деревни. Вардан был подданным [русского] царя и имел при себе шашку. Поэтому эфенди ласково произнес:

— И богу известно, что я не следую обычаю турок. Напрасно клевещешь на меня, Вардан!

— Я клевещу?.. На тебя, который и с турками совершает намаз и в армянской церкви слушает обедню, чтобы заслужить расположение темного люда? Не ты ли выдаешь турецкому правительству лучших, благороднейших армян, думающих о благе своего народа! Не ты ли при турках называешь всех армян «гяурами», а при армянах ругаешь турок! Не ты ли, дружа с разбойниками, даешь на суде ложные показания против армян? Не ты ли, наконец, женился в десяти местах и, оставив всех жен, хочешь жениться еще раз? Ты ли не следуешь обычаям турок? Но я тебе скажу, что турок в тысячу раз благороднее тебя, так как ты и ни армянин, и ни турок…

Последние слова Вардана о женитьбе эфенди поразили старика Хачо. Ведь он хотел выдать свою дочь за человека, у которого была знатная родня и дворец в Константинополе и который не захотел жениться на дочери Отяна… «Нет, нет, подумал он, Вардан клевещет на него, Томас-эфенди не лгун…»

Излив весь свой гнев, Вардан вышел из комнаты. Не успел он выйти, как язык у эфенди развязался.

— Я напишу султану! Я напишу и русскому царю и непременно добьюсь, чтобы этот негодяй погиб в Сибири… С Томасом-эфенди так шутить нельзя. «Пока не побьешь осла, он не будет знать своего места»…

Томас-эфенди, как мы уже заметили, имел привычку угрожать именами знатных людей, желая этим доказать свои близкие отношения с ними. Старик Хачо был человек не глупый, но в своей жизни столько перенес от мелких чиновников, что, подобно всем крестьянам, верил в их всемогущество. Поэтому, услышав последние слова эфенди, он обнял колени сборщика и начал со слезами на глазах умолять его:

— Ради бога, не губи его! Прости ему ради моих седин, ты сам знаешь, что он чудак, хент…

Эфенди после минутного размышления ответил:

— Прощаю для тебя, так как я ел твой хлеб-соль.

Беда одна не приходит. Так случилось и с мирной семьей старика Хачо: несчастье сменялось несчастьем, и со всех сторон этому дому угрожала опасность.

Ссора Томаса-эфенди с Варданом произвела на всю семью Хачо тяжелое впечатление. Некоторые смеялись над трусостью Томаса-эфенди и хвалили Вардана, а другие осуждали последнего, называя его «хентом», который не умеет держать язык за зубами.

Больше всех возмущены были поступком Вардана двое из сыновей Хачо — Оган и Ако. «Как можно оскорблять должностное лицо!» — говорили они. По их мнению, должностное лицо не только во время исполнения своих обязанностей, но и в повседневной жизни сохраняло свое значение, свою силу, а потому противоречить ему было нельзя. Немало беспокоило это и старика. Он, хотя и не осуждал Вардана и считал его правым, все же находил поступок его неразумным. Старик Хачо хорошо знал эфенди. Он был уверен, что этот злодей будет стараться вредить Вардану, и если это ему не удастся, то выместит свою злобу на семье старика. Сборщик имел основательные причины для доноса на Хачо — старшину деревни, принимающего у себя такого известного контрабандиста, как Вардан.

Кроме того, старику Хачо приходилось расстаться со своей заветной мечтой. С тех пор, как он узнал, что Томас-эфенди был несколько раз женат, старик совершенно растерялся. Он рассчитывал выдать свою дочь за этого человека, и все его надежды рухнули. Но как доказать справедливость слов Вардана? Старик не считал Вардана лжецом, но кто его знает, мало ли что говорится во время ссоры?

Чем мог, однако, понравиться Хачо этот низкий, бесстыжий человек? Ему давно было известно, что Томас-эфенди — бессовестный, подлый грабитель, что для него нет ничего святого и что он может пожертвовать всем для своей выгоды. Но старик забывал все это из-за положения эфенди. В силу устарелого предрассудка он всегда поклонялся мундиру. По его понятию, мундир сборщика очищал, снимал всякий порок. Вот почему старика Хачо очень влекла надежда иметь такого зятя, перед котором все дрожали. Простой и справедливый, старик Хачо, как старшина и глава целой деревни, имел свои слабости. Ему не хотелось бы выдать свою дочь за простого крестьянина, тем более, что он вырастил ее при таких таинственных обстоятельствах. Выбирая Томаса-эфенди своим зятем, он имел и свои цели: он был старшиной, и ему часто приходилось иметь дело с местным начальством, а эфенди мог быть его заступником. Теперь все его надежды рушились.

Если бы при всем этом Хачо знал еще о видах на Лала Фаттах-бека, то, пожалуй, не вынес бы всех этих бед. Но сыновья ничего не говорили ему. Тайное горе мучило и точило их сердца, в особенности сердца Айрапета и Апо, которые после неудачного совета с братьями не знали, как спасти свою сестру от гибели. Какая участь постигла бы несчастную Лала, если бы бек похитил ее! Могла ли она сделаться женой магометанина или бы кончила свои страдания самоубийством, как Сона?

В то время, как другие думали о ней и терзались, Лала чувствовала себя хорошо и была счастлива.

После объяснения с любимым человеком, мужской костюм точно жег ее тело. Она хотела одеваться как девушка, хотела быть женщиной… Она еще чувствовала на своих губах следы горячих поцелуев Вардана, в ушах раздавались его ласковые слова. А с тех пор, как она увидела победу Вардана над эфенди — человеком, перед которым дрожали жители всего края, значение Вардана в глазах девушки еще более увеличилось. Почему-то женщины любят в мужчине силу, превосходство над, другими. Они восхищаются, видя в мужчине достоинства, не доступные женщине. Ее чувство переросло в обожание, когда она увидела, как Вардан силою своего превосходства подавил, уничтожил всемогущего сборщика, которого она ненавидела всей душой. Нередко приходилось ей терпеть пошлости этого негодяя, и каждый раз при его появлении она пряталась, но отец звал ее, чтобы она, приготовив трубку, доставила бы эфенди удовольствие.

Лала рассказала Айрапету о столкновении Вардана с эфенди.

— И прекрасно сделал, молодец, — ответил Айрапет. — Надо было избить этого мерзавца. Он привык мучить крестьян и думает, что со всяким можно поступать так же.

Лала хотела было броситься в объятия брата, признаться ему в своей любви и просить его, чтобы он поговорил об этом с отцом. Но Айрапет поспешно вышел, точно куда-то торопился.

Дело в том, что Capa должна была видеться сегодня с Хуршид, женой Фаттах-бека. Рано утром явилась Джаво и сказала, что у хозяйки ее захворал мальчик, и та, под предлогом данного обета, собирается в ближайшую от села О… старую часовню молиться, где и назначает свидание Саре. Эта часовня одинаково почиталась как армянами, так и курдами. Сара очень обрадовалась, узнав от Джаво о намерении Хуршид, так как она сама через Джаво просила этого свидания.

Расставшись с Лала, Айрапет поспешил к жене, чтобы узнать о последствиях свидания. Он вышел из деревни и на полпути сел отдохнуть под тенью большой скалы в нетерпеливом ожидании Сары, которая должна была вернуться из часовни этим путем.

Место, где сидел Айрапет, представляло очень любопытную картину. Это была подошва горы, покрытая обломками скал, срывавшихся с вершин в течение веков. Вся она заросла кустарниками и дикой травой; там и сям возвышались деревья. Внимание Айрапета привлекла яблоня, покрытая каким-то вьющимся растением, извилистые стебли его змееобразно поднимались до самой верхушки; казалось, это растение старалось задушить, уничтожить дерево, верхние ветки которого, лишившись соков и листьев, уже почернели и искривились.