Вардану не трудно было понять, что было причиной этого бреда. Он почувствовал в этих словах раскаяние, а потому забыл свою ненависть к этому жалкому человеку и, взяв его за руку, сказал:

— Успокойтесь, эфенди, вы скоро поправитесь, раны ваши не опасны.

— Я слышу знакомый голос…

— Голос Вардана.

Больной задрожал всем телом и, оттолкнув от себя руку Вардана, воскликнул:

— Возьми руку, я могу загрязнить ее; отойди от меня, я могу осквернить тебя… Вардан, я знаю тебя: ты добр, но в то же время беспощаден. Призови всю свою жестокость и сейчас же убей меня; этим ты сделаешь мне великое добро. Брось труп мой в опустевшие земли Алашкерта, некогда цветущие поля которого я сам опустошил; пусть пожирают его звери, или, если сжалишься надо мною, то закопай труп мой в яму; предай меня вечному огню и вечным мучениям. Но нет, нет, я не достоин земли Армении — мой отвратительный труп осквернит ее.

— Успокойтесь, эфенди, — повторил Вардан, — вы не умрете, я приложу все старания, чтобы вы остались живы.

— Я думал, что мне не трудно будет умереть и закрыть глаза, чтобы не видеть совершенных мною злодеяний. Но нет, месть сильнее ничтожного человека. Она оставила меня в живых, чтобы я долго еще видел те места, опустошению которых содействовал сам. Видеть бедные лачужки несчастных крестьян, изгнанных мною, видеть все это и терзаться от угрызений совести — это ужасное мучение… Я послужил орудием гибели целого края, но убить себя не сумел!

Последние слова он произнес с глубокой горечью, выражавшей все его душевные муки, его отвращение к жизни и жажду найти покой в могильном забвении.

В эту минуту проснулась хозяйка.

— Больной ваш, как видно, неспокоен, не желает ли он чего-нибудь?

— Ничего не нужно, он в лихорадке, и это скоро пройдет.

— Я узнаю этого человека. Не Томас ли эфенди?

— Он самый.

— Несчастный! Несколько дней назад он бродил в наших краях босой, с непокрытой головой и в изорванном платье. Когда к нему подходили, он подымал крик и убегал. Говорили, что он помешался.

Вардан вспомнил, что он тоже заметил в эфенди признаки помешательства, когда увидел его стоящим на скале.

«Но почему помешался он, — думал Вардан, — разве нравственные муки могли нанести столь сильный удар такому развращенному человеку, как эфенди?»

— Рассказывали, что эфенди любил девушку, которая исчезла во время бегства алашкертцев, — сказала хозяйка, — ходили слухи, что эту девушку схватили неизвестные люди и увели.

— Какие люди?.. Какая девушка?.. — в ужасе вскрикнул Вардан.

— Не знаю, так рассказывали.

Так вот что было причиной помешательства эфенди! Теперь Лала была потеряна для Вардана… ее похитили… Исчезли последние надежды, и в измученном, потухшем сердце Вардана остался только печальный пепел воспоминаний.

Ночь прошла. Занялась уже утренняя заря. В воздухе послышалось веселое пение птиц.

После бурной и дождливой ночи настало яркое летнее утро.

Вдруг в лачужку вбежала девушка с радостным лицом. Как видно, она шла издалека, так как промокла с ног до головы и все платье ее было в грязи.

— Джаво!.. — вскрикнула хозяйка и бросилась к ней.

Женщины обнялись.

Вардан на минуту забыл свое горе при виде сердечной встречи сестер. Вошедшая была высокого роста, худощавая и довольно красивая девушка. Глаза ее, такие же черные, как и у сестры, радостно блестели. Лицо ее и имя показались знакомы Вардану, но он не мог вспомнить, где и когда ее видел.

— Знаешь что? — обратилась пришедшая к сестре, — Джаво останется у тебя, она будет здесь долго; хозяйка отпустила ее.

Как ни радостны были эти слова, как ни приятно было старшей сестре видеть Джаво у себя, но она очень удивилась, услышав, что хозяйка отослала ее домой. Что побудило ее сделать это теперь, если раньше она с трудом отпускала Джаво к сестре даже на самое короткое время?

— Что случилось? — спросила она.

— Не бойся! Ничего дурного не случилось.

Она стала рассказывать сестре, что хозяйка отпустила ее на время, чтобы она жила у сестры до тех пор, пока ее снова не позовут. Госпожа снабдила Джаво деньгами, платьем и подарками, которые она захватила с собой.

— Погоди, она все покажет.

Джаво начала развязывать свой узел и показывать полученные подарки. Но сестра, не удовлетворившись ее объяснением, спросила снова:

— Что же случилось? Почему она освободила тебя?

— Джаво потом расскажет тебе; это долго, очень долго рассказывать, как сказки о Лейле и Меджнуне.

Затем Джаво сказала сестре, что она всю ночь шла под дождем, устала и очень проголодалась, и не мешало бы ей выпить молока.

Хозяйка взяла кувшин и побежала доить корову, чтобы напоить сестру свежим молоком. Сейчас только Джаво заметила гостя, и ее сверкающие глаза встретились с внимательным взором Вардана.

— Милая Джаво, ты служила у Хуршид, не так ли?

— Да, верно.

— У жены Фаттах-бека?

— Да, у его жены.

Вардан нашел конец запутанного узла и продолжал расспрашивать.

— У бека есть ведь и вторая жена — та армянка?..

— Была бы, если б Джаво, как сатана, не похитила ее и не увезла.

— Эту армянку?

— Да, армянку — Лала, Степаника: у нее два имени.

Сердце Вардана забилось сильнее.

— Куда увезла Джаво похищенную девушку?

— Джаво проводила ее к своей госпоже, а та отправила ее через русскую границу.

Лицо Вардана засияло в неудержимом восторге, и он в самозабвении обнял Джаво, не зная, каким способом выразить свою бесконечную благодарность.

— Поцелуй Джаво. Джаво спасла ее, — сказала курдианка.

— Джаво моя сестра! — воскликнул Вардан и поцеловал ее.

Хозяйка принесла кувшин парного молока и подала его Джаво; она с жадностью выпила почти половину.

Теплое молоко восстановило ее силы.

— Ну, теперь рассказывай, — попросила ее сестра.

Джаво начала в своей обычной манере рассказывать, как муж ее госпожи — Фаттах-бек любил давно одну армянку — дочь старшины Хачо. (Старшину знали все соседние курды). Жена бека не желала этого брака, опасаясь красоты армянки, которая могла совсем пленить бека, а потому, побуждаемая ревностью и завистью, всеми силами старалась препятствовать этому браку, но бек сопротивлялся. Когда же он вернулся из баязетского сражения, то намеревался похитить девушку, но госпожа предупредила его. Она в сопровождении двух верных слуг отправила в село О… Джаво с тем, чтобы до приезда бека похитить Лала и увезти ее в чужие края. Джаво нашла ее в доме священника вместе с ее теткой Сарой. Обе они скрывались там.

Сара давно знала о намерении бека, и когда Джаво рассказала ей план Хуршид, та с радостью согласилась убежать с Лала в ту же ночь вместе с посланными. Они увезли Лала на русскую границу, а бек остался ни с чем. Госпожа Джаво втихомолку смеялась над беком и очень радовалась, что отняла у него красавицу Лала.

Через несколько дней вернулись слуги и сообщили, что благополучно довезли Лала до места назначения; тогда госпожа приказала Джаво удалиться на время к сестре, пока не пройдет гнев бека.

Рассказ Джаво так сильно заинтересовал хозяйку, и в особенности Вардана, что никто из них не заметил, с каким вниманием слушал его больной.

Когда Джаво кончила, послышался голос эфенди.

— Теперь я могу спокойно умереть. Лала спасена… Вардан подошел к нему. Голова эфенди покачнулась и упала на подушку.

Курдианки тоже подошли к постели.

— Умер, — проговорил Вардан.

— Несчастный! — воскликнули сестры в один голос.

Июльское солнце жгло беспощадно. Воздух был словно наполнен огненными иглами. Усталые, ослабевшие птицы скрывались на ветках деревьев, на которых не шевелился ни один листочек. Только мухи, комары и всякая мошкара миллионами носились в воздухе и не давали людям покоя, залетая то в рот, то в нос, жаля и мучая их больше, чем палящие лучи солнца.

В эти дни древний Вагаршапат представлял необыкновенное зрелище.