Вардан слушал с любопытством. Дудукджян продолжал:
— Между тем в наших руках были все силы; мы могли совершить большие дела. У нас был патриарх — глава народа, который думал только о спасении души. У нас происходили совещания представителей национального собрания[24], которое занято было пустяками и интригами. Наша учащаяся молодежь оглашала песнями берега Босфора в годовщину национального собрания, вовсе не думая о том, что в это время на их родине проливалась кровь. Мы имели прессу, которая не обращала внимания на судьбу своих соотечественников, а всегда была занята интересами других народов. У нас были школы, которые не дали Армении ни одного дельного учителя. У нас был театр, который не показал нам ни одной картины из жизни несчастных армян, а потчевал общество отбросами произведений французской стряпни. Наши национальные вожди лицемерили перед требованиями Высокой Порты[25] и думали только о своей славе. У нас была финансовая сила, но золото украшало дворцы амира, а на благосостояние народа не расходовалось ни гроша. Одним словом, мы держали в наших руках руль прогресса нации как бы для того, чтобы вести нацию к гибели.
Только теперь мне стало ясно, что наши намерения — одно только донкихотство, — продолжал Дудукджян. — Можно ли было ожидать иное? Целые десятилетия в бездействии сидеть в Константинополе, не исследовать жизни Армении, не знакомиться с нуждами и требованиями народа, не готовить его для лучшего будущего и вдруг явиться к нему и предложить оружие для самозащиты — это едва ли могло привести к чему-нибудь! Все же я не падаю духом; вера моя еще не пошатнулась. Быть может, я и мои товарищи погибнем в тяжелой борьбе, но эта гибель откроет путь нашим последователям, они пройдут вперед по нашим трупам…
Вардан, взволнованный до глубины души, бросился к Дудукджяну, обнял его и, расцеловав, сказал:
— Такое дело требует жертв… Честь и слава тому, кто будет в нем первым!
Было уже за полночь. Постели друзей были постланы, но они долго не могли уснуть. Дудукджян продолжал осуждать константинопольскую молодежь за беспочвенные мечты, критиковал духовенство.
— Если б десятая доля затрат на церкви и монастыри была отдана на устройство школ, то Армения была бы спасена…
Вдруг кто-то тихо постучался в дверь. Вардан открыл дверь. В комнату вошли Айрапет и Апо — два брата, не похожие на остальных сыновей Хачо.
— Мы явились в такое позднее время, чтобы нас не заметили, — сказал Айрапет усаживаясь. — Не помешали вам?
— Нисколько, — ответил Вардан, — мы не могли уснуть и разговаривали. У вас, никак, все спят?
— Все, — ответил Ало. — Только отец что-то кашляет и ворочается в постели, а когда он кашляет, значит, думает о чем-то.
И Вардан и его товарищ догадались, что братья пришли в такой поздний час недаром, и ждали, чтобы те высказались.
— Мы не могли говорить с вами при отце и братьях, — начал Айрапет серьезным тоном. — Мы хотим вам сказать, что сочувствуем вам и готовы служить во всем, в чем вы найдете нас пригодными.
Холодное лило Дудукджяна просияло радостью. Так радуется миссионер, когда ему удается приобрести новых верующих, и он видит в них первых овец будущего стада обращенных.
— Не надо думать, — продолжал Айрапет, — что у здешних армян нет сердца и души и никаких стремлений к свободе. Но есть у них одна плохая черта. Каждый армянин в отдельности осторожен, рассудителен, нерешителен и не имеет своей воли. Он всегда ждет примера и пойдет за тем, кто его покажет. Пример, и особенно пример удачного дела, оказывает на него громадное влияние. Но он не интересуется жизнью людей чуждых ему стран и не следует их примеру, а непременно ждет его от армян. Значит, мы будем первыми, и я уверен, что за нами последуют многие. Я знаю хорошо наш народ; он так сильно исстрадался, что при первой возможности готов растерзать турка и курда. Сердце его переполнено тайной ненавистью к ним.
Вардан и Дудукджян с радостью слушали Айрапета. Это был голос народа.
— Счастлив народ, который умеет ненавидеть! — воскликнул Дудукджян восторженно. — Тот, кто не умеет ненавидеть, не может и любить.
— Отец мой говорит, что почва не готова, — продолжал Айрапет. — Он человек не глупый и очень добрый, но его умные советы и осторожность доходят до крайности. Своим терпением он довел нас до отупения, и мы закоснели в неподвижности… По-моему, в нашем положении смелость, самоуверенность и дерзость, пусть даже сумасбродство, сделают больше, чем холодные и глубокие размышления.
— Да, «пока умный думает, хент переходит реку», — ответил Вардан смеясь.
— Это верно, — подтвердил Дудукджян. — Очень часто умных подводит их собственный ум, и они тогда только понимают свою ошибку, когда видят, что сумасброд и безумец опередили их. Было время, когда наши рассудительные константинопольцы считали более удобным и выгодным для армян находиться под управлением невежественных турок, чем под властью какого-нибудь цивилизованного правительства. Они думали, что цивилизованное государство своим высшим культурным развитием может поглотить и уничтожить армян, между тем как армяне при своем уме могли бы пользоваться глупостью турок, соперничать с ними в борьбе за существование и выйти победителем. Этот вывод теоретически верен, но лучшие философские теории очень часто оказываются неверными в применении к жизни. История имеет свои неправильности.
— Если великая цивилизованная нация уничтожает мелкие народности, — продолжал Дудукджян, — то же самое может сделать относительно своих подданных и нецивилизованная. Разница только в способах борьбы: одна убивает варварскими средствами, другая — культурными. Скажу яснее. Никто из нас до сих пор не понимал тайной политики турецкого правительства в отношении армян. Каждый из нас с недальновидностью ребенка повторял: «Будущность наша в Турции». Мы смотрели на совершающиеся несправедливость, беззакония и варварства как на явления случайные, вовсе не подозревая, какая дьявольская махинация скрывалась за ними. Мы видели только, как эксплуатировали, убивали нас, заставляли силой принять магометанство и как соседними варварскими племенами совершались другие злодеяния. Мы не знали, что все эти безобразия совершались по тайному наущению, не знали, что все это делалось с высшего разрешения. Мы обвиняли правительство только в слабости и беззаботности, в неумении сдерживать страсти своих диких подданных. Но мы не понимали, что сами чиновники правительства возбуждали варваров против армян, чтобы уничтожить христианский элемент в стране. «С какой целью?» — спросите вы меня.
— Турция хорошо поняла, что если в один прекрасный день она лишится своих европейских и азиатских владений, то причиной этому будут местные христиане. Она поняла, что раз в ее владении будут находиться христиане, то это всегда даст повод другим государствам вмешиваться в ее дела и снова поднимать «восточный вопрос». Вследствие этого, дабы не лишиться своих владений и оградить себя от вмешательства других христианских держав, Турция принуждена уничтожать христиан, из-за которых она потеряла уже некоторые провинции в Европе, и вот-вот отымут у нее и остальные. Что же касается азиатских владений, то там уцелела только лишь Малая Азия, в которой единственная христианская нация, угрожающая спокойствию Турции — армяне. Следовательно, чтобы успокоить европейские державы, нужно показать им, что в Армении нет армян. Для исполнения этого плана Турция избрала удобнейших палачей — курдов и черкесов.
— Если собрать все факты, совершившиеся в течение последних двадцати-пятидесяти лет, то можно убедиться в справедливости всего, что я сказал. Мы увидим, что гнет, преследования, грабежи армян, словом, все варварства — не случайные явления. Мы убедимся, что за ними крылась заранее обдуманная политика, цель которой — систематическое ослабление армянского народа, ведущее к окончательному его уничтожению. Я укажу только на некоторые факты. Чтобы лишить армян возможности самозащиты, Турция связала им руки — отняла у них оружие и вручила его врагам армян. Однако, увидев, что эта мера не способна обессилить армян, как народ трудолюбивый, предприимчивый, способный соперничать со своими врагами и сохранить свое существование материальной силой — богатствам, правительство прибегло к другим мерам, чтобы обессилить, убить его экономически. И вот увеличили налоги; изъяли из употребления бумажные деньги (без предварительного объявления об этом), словом, пустили в ход всякие финансовые хитрости с тем, чтобы деньги, оставшиеся в руках народа, потеряли цену, и он не мог платить налогов. Этим хотели заставить его продать казне за долги самый необходимый в хозяйстве инвентарь и лишить его таким образом средств к обработке земли. Однако и это не привело к желаемой цели: неугомонные армяне, увидев, что на родине нет заработка, отправлялись в чужие края и, приобретя там деньги, возвращались домой. Что же оставалось делать правительству? Турция решила сразу иссушить все источники жизни армян, издав хитроумные земельные законы, в силу которых армянин лишался права землевладения. Принадлежавшие армянам земли перешли в руки курдских беков, черкесов, муфтиев, кадиев и другого невежественного духовенства. Они сделались хозяевами, а армяне, трудолюбивые и деятельные армяне, обратились в рабов, обрабатывающих земли этих варваров. Все земельные споры между армянами и турками в Армении или остаются без всякого внимания со стороны правительства или же разрешаются непременно в пользу магометан. Тому тысячи примеров. Достаточно расследования одного из этих процессов для доказательства того, что правительство не желает оставлять земли в руках армян. Они хотят, чтобы армяне, лишившись наследства прадедов, покинули свою родину, усилив таким путем переселение армян. Освободив Армению от армян, Турция заселит ее курдами и черкесами.
