— Отец мой, Оксана Владимировна, грубый, темный человек. Сам не живет и другим не дает. Обидит другого на всю жизнь или совсем разорит, а сам наживет копейку. Чего о нем толковать?
«Яшка. Тот же Яшка — и не тот», — думала Оксана, поглядывая на него снизу вверх. А он говорил:
— Признайтесь, Оксана Владимировна, вы и обо мне так думали. Хуторской парень, неученый, грубый. Чего можно ждать от него? Женится — не переменится, будет таким же как и его отец Загорулька. Думали вы так обо мне?
— Не совсем, но кое-что в этом роде.
— Так я вам прямо скажу: ничего в этом роде у меня скоро и в помине не останется.
Оксана пожала плечами, улыбнулась, не зная, что возразить.
— Вот. Знаете ли, зачем я приехал к вам? Не знаете, а думаете, что знаете.
Оксана действительно думала, что знает, зачем он приехал, и с недоумением смотрела на него, покачиваясь в кресле. Ее начинали забавлять эти своеобразные повороты мысли у Яшки.
— Вы думаете, я опять буду говорить вам о своих чувствах? Нет, — продолжал он, осторожно обходя листья пальмы и избегая встречи с недоумевающими глазами Оксаны. — Я сказал вам один раз об этом и больше говорить не буду.
— Спасибо за откровенность! — насмешливо воскликнула Оксана, а в голосе ее прозвучала обида.
— Да, не буду, — грубо сказал, как отрубил, Яшка. — Но знайте: замуж ли выйдете вы, учиться ли будете, где бы вы ни были, хоть на краю света, я все равно найду вас. И как бы вы сейчас ни относились ко мне, со временем вы будете моей.
Оксану точно кипятком обдало. Вскочив с качалки, она готова была тотчас же выгнать Яшку, но… нравился он ей своей дерзкой смелостью. И она, подавив в себе вспышку гнева, укоризненно сказала:
— Вы забываетесь, Яков! Низко, нечестно говорить так. Извинитесь, или… или я…
Яшка закусил губу, подошел к ней и, наклонив голову, виновато промолвил:
— Простите, Оксана Владимировна, я ничего от вас не требую. Рано мне, простому хуторскому парню, требовать. Но я надеюсь, что в скором времени вы узнаете и поймете меня лучше. Может быть, со временем я смогу сказать о своем отношении к вам не таким грубым языкам, — закончил он и опять вынул из кармана портсигар. Но, коснувшись головой листа пандануса, зло посмотрел на него, спрятал портсигар и сел на диван.
Оксана чувствовала, как в груди ее неистово стучит сердце. Любит она Яшку? Нет. Не хочет больше слушать его? Хочет. Не зная, что ответить ему, она холодно спросила его:
— Скажите, Яков, что вам от меня нужно?
— Ваша поддержка на первых порах, — глядя ей прямо в лицо, ответил Яшка, теперь уже боясь обронить лишнее грубое слово. — Прошу вас познакомить меня с военными людьми, прежде всего с полковником Суховеровым.
Оксана опять с изумлением посмотрела на его:
— Зачем это вам?
— Мне нужно заарендовать пять тысяч десятин земли. Не у него, конечно, но не без его помощи.
Некоторое время Оксана колебалась. Все было так странно и неожиданно. Но сна не привыкла много раздумывать и быстро согласилась.
— Хорошо, предположим, я познакомлю вас, вы будете иметь свои тысячи десятин, если это знакомство поможет вам. А дальше? Что вы будете делать с таким количеством земли? Вы один?
Яшка улыбнулся, опять достал портсигар.
— В люди выбиваться буду, Оксана Владимировна. Да, разрешите мне закурить, пожалуйста! Ведь это пытка!
— Курите. Вы этого рыбака видите? — указала Оксана на одну из картин, которыми были увешаны стены гостиной.
— Вижу.
— И вы ничего не находите там опасного?
Внимательно рассматривая картину, Яшка заговорил, тщательно взвешивая слова, боясь сказать какую-нибудь глупость:
— Не нахожу. Немного опасно: одинокая лодка, в ней один человек, кругом бурное море… Но он выберется отсюда. Видите, как вздулись его мускулы, как он смело глядит вперед? Ей-богу, выберется! — убежденно заключил он и, жадно глянув на Оксану, подумал: «Даже когда сердится, и то красивая», — а вслух продолжал: — Вы сравниваете меня с этим рыбаком? Нельзя. Моя лодка понадежней будет, ее такие волны не разобьют…
3
С лестницы донесся приятный низкий голос Чургина:
— Куда же она спряталась? Целоваться собрался, а ее нет.
Оксана выбежала из гостиной, смеясь и восклицая:
— Ура! Шахтеры прибыли! Подземная сила.
— Пока именно подземная! Но может стать и надземной. Ну, давай целоваться, сестра!
— Да, да, конечно! Если у вас все такие, так вы там и земную кору головами продырявите скоро. Наклонись, а то я не достану. Боже мой, да ты растешь, что ли? — радостно щебетала Оксана.
Яшка, совсем было посмелевший, притих. Что за совпадение? Надо же было именно сейчас приехать Чургину!
— О! И вы здесь, Яков Загорулькин? — удивленно воскликнул Чургин, входя в гостиную. — Я думал, что у вас дела только к Леону.
— Вы разве знакомы? — спросила Оксана, не понимая Чургина, но Яшка поспешил разъяснить:
— Мы с сестрой на днях были у них. А разве Оксана Владимировна не такая же знакомая мне, как Леон? — спросил Яшка, дружески протягивая руку Чургину.
— А уж это я не знаю. — Чургин измерил его ироническим, острым взглядом, покачал головой. — Сразу видно, что молодой Загорулькин. Папаша проще выглядит.
— То папаша, а то я!
— А это не имеет значения, — холодно сказал Чургин и отвернулся к Оксане.
Яшка был смущен. Чургин так хорошо принял его у себя, и вдруг эта перемена, этот пренебрежительный тон. Зло взяло Яшку, и он с обидой в голосе сказал:
— И вы меня не понимаете, Илья Гаврилович. Я бы моего отца… Видите ту картину? — указал он на «Боярыню Морозову». — Вот так бы, на санки — и в сторону.
— Это что же, в тюрьму или в землянку, под домашний арест, чтобы не мешал вам стать более крупным хищником?
Яшка кинул на него яростный взгляд и твердо проговорил:
— Я считаю вас умным человеком, Илья Гаврилыч, и думаю, что вы не будете ставить меня в один ряд с отцом.
— Наоборот, я ставлю вас впереди вашего отца, — возразил Чургин. — И готов биться об заклад, что вы далеко пойдете.
— Да вы же меня совсем не знаете! Я собираюсь… Э-э, да что вам толковать! — с горечью махнул Яшка рукой и быстро пошел к выходу, не попрощавшись.
Оксана заторопилась проводить его, сочувственно шепнула:
— Не обижайтесь, Яков. Илья хороший человек. Приходите завтра.
Когда она вернулась, Чургин с укором посмотрел на нее. «Влюбится. Ей-ей, он влюбит ее в себя», — подумал он и спросил:
— Зачем он приезжал к тебе? В любви объяснялся?
— Нет, так, зашел повидаться, — уклончиво ответила Оксана, а о просьбе Яшки познакомить его с полковником Суховеровым умолчала.
— Я уже Леону говорил и тебе повторяю: этого молодца сторониться надо, сестра.
Оксана подавила в себе смущение и перевела разговор на другое.
— А ты опять к «учителю» приезжал? — спросила она, тревожно заглядывая в глаза Чургину.
— К учителю, милая.
Чургин рассмеялся, поднял ее и закружился вместе с нею.
— Ух ты, родной мой колокольчик! А ну, спой мне «Папироску». Постой, я сам. — Он поставил Оксану на ноги, сел к пианино и, ударив по клавишам, басом запел:
Ой да папироска, друг мой тайный…
— Неразлучный! — прервала Оксана и, сев за пианино, заиграла и запела сильным звонким голосом:
Ой да папироска, друг мой неразлучный,
Что же ты не тлеешь, что ты не горишь?
Ой да добрый молодец убит горем, скучный,
Оттого ль не куришь, речь не говоришь?
Ульяна Владимировна должна была скоро вернуться со службы, и Чургин заторопился переговорить с Оксаной наедине. Пригласив ее в кабинет Задонскова, он уселся на кожаном диване и озабоченно спросил:
— Тебя тут замуж, кажется, отдавать хотят? Мне Леон все рассказал. Как у тебя отношения с семинаристом?