Сперва Костет ничего не говорил. Сидел на кровати, рыдая в потные ладошки покрасневшим лицом. Но потом Валя обнял его за плечи и зашептал на ухо что-то успокаивающее. Про то, что он его друг и только добра ему желает. И не хотел его напугать и до слез довести.

Тогда Костет высморкался в протянутый ему одноразовый платок, сделал глубокий вдох и все рассказал. Валя слушал его с повышенным вниманием, задавал уточняющие вопросы, ходил по комнате, делал пометки в блокноте.

— Это все? — строго спросил Валя.

— Все, — подтвердил Костет.

— Точно все?

Костет обреченно на него посмотрел.

— И больше тебе не снилась Анастасия Агапова? Никаких поцелуев не посылала и про ведьму ничего не рассказывала?

— Нет, — Костет снова всхлипнул.

— Очень все это занятно. Очень, — задумчиво проговорил Валя. — Ты не переживай так. Никому не скажу о том, что произошло. Я верю тебе. Остальные могут не поверить, а я — не остальные. Думаю, что могу помочь тебе найти эту ведьму. Есть у меня одна ниточка...

Костет громко высморкался, и в горле у него мгновенно пересохло. Это к нему вернулась жажда. Жажда мести.

На следующем совещании руководителей районных «Лидерских клубов» начальство не только не порицало Валю за безалаберность и пассивность, но и приводило его в пример, как человека реабилитировавшегося:

— А ведь думали его увольнять. А некоторых из собравшихся до сих пор думаем, это как пища для размышлений. Так что в их интересах сейчас же пойти по стопам Вальтера.

Ведь он не просто сколотил пусть узкую пока, но сплоченную группу волонтеров под названием «Трезвый взгляд». Мы их видели в прошлую среду на уличной акции против пассивного курения. Что значит — потом все трое смолили за углом? Ну, и пусть себе смолили. Не в этом дело. Важно, что они несут людям, а внутренняя начинка сама собой поменяется в процессе этого несения. Поучаствуют в дюжине таких акций и обязательно бросят, вот увидите. Для этого все и делается. Такова наша идеология. К тому же, чего вы нам голову морочите? Акция-то была против пассивного курения, а не против активного.

Кто помнит ее лозунг? Да он ведь был у вас на футболках написан, позорища! И на растяжке. И на кепках, которые мы раздавали победителям конкурсов. И там еще соревнование было — «Кто громче крикнет наш лозунг». Правильно, Наталья, «не дай себя отравить». Хоть кто-то вспомнил. Кстати, как раз тебя, Наталья, на том мероприятии не было. Так что потрудись потом объяснительную написать. Но вернемся к волонтерам Вальтера. Они разве давали кому-то себя травить? Нет, не давали! И не травили никого при этом — тихо себе за углом дымили, видела их. Дисциплинированно и скрытно, чтобы не подводить родную свою организацию. А дисциплина в нашем деле — самое главное.

На прошлой неделе Вальтер обратился к нам с просьбой посодействовать в его новом начинании. И мы ему помогли, потому что приветствуем инициативность. К тому же давно никто из вас ничего нам не предлагал: ни походов, ни акций внеочередных. Это как пища к размышлениям. А Вальтер взял да и предложил. Хорошо, что мы его не уволили, когда собирались. Причем предложил не просто что-нибудь, ерунду какую, а организованную поездку его волонтеров в инновационный город Мудров. Чтобы они познакомились с интеллектуальной элитой России, подготовили бы доклад и выступили перед учащимися средних школ своего района. Все благодаря тому, что у Вальтера в Мудрове работает бывший однокурсник, кандидат психологических наук Масякин. Учитесь, как личные связи удачным образом вплетаются в профессиональные обязанности. Так что, Вальтер, мы тебя поздравляем — все формальности улажены, и командировка твоя со-сто-ит-ся!

— Херня какая-то, — нахмурился Жека.

В последнее время много чего изменилось. Дабы обсудить все это, устроили сходку в одиннадцать вечера на веранде детского сада «Веселые нотки». Территория запиралась на ночь, но пацанам ничего не стоило перемахнуть через забор.

— Ничего не херня, — опроверг Вовка. — Тебе-то чего? Нас на неделю от занятий отмазали. Повезут в Мудров, про который президент на каждом канале трещит. А там у нас реальный шанс суку эту косоглазую сцапать и должок ей вернуть по первое число. Надо за Настеньку обязательно отомстить.

— Сожгем ее! — прорычал Костет. — А лучше зарежем, замаринуем и шашлык из нее пожарим. Она нам еще за тот плевок ответит, мразь.

— Я бы не стал ее жрать, — засомневался Жека. — Вдруг отравимся. Неизвестно ведь, какие эти корейские ведьмы на вкус. Хотя, если в маринаде хорошенько замочить...

— Одного не понимаю, — почесал себя за ухом Вовка. — На фига Вальтеру Михайловичу во все это вписываться? Ему-то какое дело? Криминал ведь.

— Фиг знает, — пожал плечами Костет. — Я сам удивился, когда он ко мне приперся и сказал, что хочет помочь. И знает, где Цой скрывается. И сам нас туда отвезет.

— Так ты спроси у него, — предложил Жека Вовке. — Чего не спросить-то? Нормальный мужик вроде.

— Спрошу, — пообещал Вовка.

Город Мудров был задуман как доказательство, что земля русская может не только родить платонов с невтонами, но и взрастить до взрослого состояния. Ведь раньше их после того, как рожали, сразу отпускали в вольное плавание. И там уж никакой разницы — кто из них оказался планктоном, а кто нектоном. Это для морских биологов разница, потому что планктон течению вообще никак не сопротивляется, а нектон еще хоть как-то. Кем окажутся сами морские биологи — на то законы социального дарвинизма. Доплыл до силиконовой долины — честь-хвала. А не доплыл, так чего же по тебе в таком случае плакать.

Президентскую идею инновационного поселения ученые восприняли с сомнением. На их месте любой бы засомневался. До появления хоть какой-то конкретики они вообще не рыпались. Занимаясь, чем и всегда, — выбиванием зарубежных грантов. Когда же Мудров был почти достроен, а его создатели бросили первый призывный клич, некоторые отважились. Как водится, самые смелые и доверчивые.

Саша Масякин, бывший однокурсник Вальтера Михайловича, в то время как раз пробивал гринкарту. Страна свободы и гамбургеров манила его с видеосалонного детства. Он плохо знал английский язык, но полагал, что как только дорвется, так сразу и выучит. Чуть ли не с того самого момента, как спустится с трапа.

Когда до официального открытия Мудрова оставалось всего ничего, населен он был лишь на треть. Масякин как раз узнал, что гринкарту ему в ближайшее время не дадут. Тема его исследований не вписывалась в американские приоритеты.

— Вот если бы вы занимались проблемами искусственного интеллекта, — намекнули ему в посольстве, — тогда можно было бы говорить. А ученых вроде вас, у нас, извините, хватает. «Хоть жопой жуй», — кажется, так выражаются в России.

— А хотите, я вам траншеи рыть буду! — задорно предложил Масякин. — Я ведь на все руки мастер — ученый широкого профиля. Вы меня обязательно возьмите. Я вам пригожусь. Вот не сойти мне с этого места: знал бы какие-нибудь государственные тайны — обязательно бы их выдал от одной лишь горячей любви к США!

Но лучше бы он этого не предлагал, потому что после этого окончательно потерял в глазах американца. Даже тайн никаких государственных не знает, а все туда же.

Главная масякинская мечта рухнула. Пока он проклинал себя на чем свет за то, что не занимался искусственным интеллектом, в отечественном наукограде повысили зарплаты и прибавили бонусы. Чтоб ученые подумали еще раз, получше, и все-таки согласились работать в Мудрове.

На многих такой довод подействовал: светила науки были людьми умными и поняли, что большего в иннограде им уже не предложат. И нужно брать, пока дают, а то потом вообще ничего не обломится.