— Что еще ты вспомнила, Оля? — как можно спокойнее спросил Валя.

— Я вспомнила, — сказала она, подняв глаза к звездам и начав кружиться на месте, как девочка на утреннике в костюме снежинки, — я вспомнила, как умер бывший хозяин этих чудесных кед.

— И как же он умер? — спросил Юра.

— Мутант-шопенгауэр откусил ему нос, и он умер от потери крови, — сказала девушка и засмеялась. — Я стояла на месте. У меня был шок. Монстр выскочил так неожиданно. Из темноты. Но вроде это была свободная темнота. Вроде там не стояло никаких мутантов-шопенгауэров, но оказалось, что стояло. И он набросился на меня, а тот парень бросился на шопенгауэра, и они стали кувыркаться в драке, и шопенгауэр победил и откусил ему нос. И, кажется, насытился этим, ему вроде с самого начала не столь уж много нужно было, и ушел обратно во тьму. Перед этим выплюнул сережку, будто вишневую косточку. А тот парень умер от потери крови. И я ничем не могла ему помочь. У меня был шок. Но я, честно, болела за него в том поединке. Только за него. За шопенгауэра я не болела. Никогда не понимала его метафизического анализа воли. Но мне надо было идти дальше, а я, как назло, была на каблуках. И тогда я сняла с мертвеца кеды, потому что хотела жить. Это ведь не так уж плохо, когда люди хотят жить, так ведь? А нога у меня большая, вы не подумайте. Размер как раз мой оказался.

— Оля, это все, что ты хотела сказать нам? — спросил Валя. — Если это все, то мы должны идти дальше. Оставаться на одном месте слишком опасно. То, что ты сделала... В этом ничего страшного нет. Учитывая обстоятельства.

— Нет! — гневно прервала его Оля. — Это не все! — голос ее дрожал от ужаса. — И еще кое-что я вспомнила! Я вспомнила, как звали того паренька. И как он выглядел. И тут я поняла, что этот мертвец — это ты, Паша! — с этими словами она ткнула Пашу в грудь указательным пальцем. — Это ты тот мертвец!

И тогда только все заметили, что все это время Паша шел босиком.

— Отдай мои кеды, — сказал он не своим голосом. Лицо его было синим, а вместо орлиного носа зияла дыра.

— Отдай мои кеды, — бесстрастно повторил он.

— Не отдам! — попятилась Оля. — Не отдам! Это теперь мои кеды! Ты отбросил их, а я подобрала. Они мои по законным основаниям.

— Тогда я возьму кое-что другое, — сказал мертвец-Паша и вонзил свои зубы в лицо Оли. Спустя мгновение она, безносая, лежала на асфальте, из раны хлестала кровь. Паша же будто растворился во тьме. Словно никогда и не шел с ними.

Оставшиеся беглецы приложили все силы, чтобы спасти Олю, перепачкались в крови, но так и не смогли удержать ее в мире живых.

— Почему он только сейчас на нее напал? Этот призрак. — спросил Жека чуть погодя.

— Не знаю, — признался Вовка. — Может быть, ждал, когда она вспомнит.

— Потусторонние существа любят устраивать шоу, — поделился соображениями Валя. И тут же натолкнулся на одного из них.

От неожиданности он чуть не упал. Перед беглецами стоял улыбчивый молодой парень довольно дикого вида. В заломленной на затылок кожаной кепке, русской народной рубахе, галифе и кирзовых сапогах. Он щелкнул пальцами, и в руках у него, откуда ни возьмись, появилась балалайка. Парень заиграл и запел:

На окошке два цветочка —

Голубой да аленький.

У покойничков на коже

Синие проталины!

Мы давно уже не пели,

Берегли мы горлышко!

Я у вас в руках не вижу

Ни факелов, ни колышков!

Вы зачем сюда пришли?

Жить вам надоело?

Если плоть вам объедят —

Я скажу «за дело»!

Гроб за гробом высится,

Град, из дуба сделанный!

За что людям помирать —

Спрашивать не велено!

Эээээх!

После этого парень принялся горланить частушки про каждого в компании. Оскорбительные частушки. Какое-то стэндап-выступление. Большинству современных русскоязычных рэперов стоило бы у него поучиться. Но в каждом куплете была скрытая угроза, становившаяся все более явной с каждой секундой.

Все шестеро стали медленно отходить назад, пока не услышали за спиной какие-то странные звуки. Это было то ли рычание, то ли мяуканье. Обернувшись, они увидели, что со все сторон их окружили странные существа. Полукошки-полусобаки, размером примерно с ротвейлера. Глаза хищников недобро светились желтым огнем.

Между тем демон-балалайщик заиграл нечто совсем уж неистовое.

И тут с неба вновь пошел опилочный снег. Вскоре он повалил так густо, что и собако-коты, и балалайщик скрылись из виду. Поднялась метель. Опилки застилали глаза и уши. Всем одновременно невыносимо захотелось спать. И они уснули.

Проснулись у гнилого пенька, на том самом месте, которое описывал Юра. Все шестеро. Костет тут же крепко расцеловал Настюху.

— Мы вернулись! — расплакался он.

Доехали до города на попутке, которой оказалась вместительная газелька. Судя по обшарпанности, еще недавно она рассекала по улицам города в качестве маршрутки. Это было подозрительное везение. Но на то, чтобы проявлять подозрительность, ни у кого уже не было сил.

Настюха решила не возвращаться сразу к своим родителям. Не только из-за страха перед их вполне адекватной неадекватной реакцией на то, что ее не было больше года. Она так и не успела истосковаться по их пьяным заскокам. Тем более, Костетова мамаша как раз снова свалила на дачу. Так что девушка расположилась у своего ненаглядного.

Ночью оба спали как убитые. Без всяких мыслей о разврате, но крепко прижавшись друг к другу.

Утром, потчуя девушку овсянкой с яичницей, Костет задал вопрос, давно его мучивший:

— Почему ты больше не являлась ко мне после того случая? К Масякину этому приходила, а ко мне нет. Чем я хуже?

Настюха тяжело вздохнула.

— А ты думаешь, легко мертвым возвращаться в мир живых? Это ведь целая история. Там все в бюрократии погрязло. Сначала у одного разрешение получить, потом у другого — отсутствие возражений, у третьего — выпросить соответствующие санкции... Цель у нас была одна — остановить злодеев-извращенцев. Спасти не только тебя, но и весь мир. Вот мы и действовали наверняка. Прямо в Мудров решили звонить. Напрямую. Мы ведь думали, что ученые умные и все поймут. Кто знал, что Масякин такой дубиной окажется.

— Понятно.

— Дурачок ты.

— Почему сразу дурачок? Я, между прочим, скучал по тебе.

— Я тоже, — Настюха поцеловала Костета.

— Давай тогда сексом займемся, наконец?

— Не могу... — на лице девушки появилось искреннее сожаление.

— Почему?

— У меня эти дни.

Тем же вечером Настя вышла из туалета и прибежала к Костету с потрясающей новостью:

— Представляешь? У меня месячные зеленые!

Оба расхохотались.

— А знаешь что, — сказала как-то Настюха.

— Что? — спросил Костет.

— Я рада, что ты меня съел. Я много думала об этом, когда была бестелесна. И еще до того, когда жива была. Мне всегда хотелось чего-то такого. Чтобы ты съел меня, а я съела тебя. И то и другое одновременно. Звучит глупо, я в курсе. Хоть наполовину, но ведь получилось. Ты понимаешь меня?

— Ага, — Костет пододвинулся к ней поближе. — Мне бы тоже очень хотелось, чтобы мы были друг в друге. Чтобы ближе близкого. Ближе, чем это вообще возможно. Ты ведь об этом?

Настя улыбнулась и поцеловала его.

Валя нашел себе новую работу по специальности. Перебрался в другую квартиру. Тоже коммунальную, но поближе к друзьям-воспитанникам — Вовке, Жеке, Костету, а теперь еще и Настюхе. Мало ли чего. Ведь они знают всю подноготную мироустройства. А она такая, что расслабляться нельзя. Нужно быть всегда начеку.