Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Смотри, Вовка, — поразился Жека, ткнув товарища локтем в ребра. — Что это с ним? Смотри, лицо у него как всегда сделалось. И прыщей меньше стало — как звезды потухли. А усы... Усы у него больше не зеленые.

Вовка присмотрелся — и действительно. Костет наклонил голову набок, скорчил жалкую капризную рожу и затрясся, как от холода. Потом чихнул, да так горестно, что чих этот, казалось, на целую неделю приблизил осень. Крик улетающих на зиму птиц и шелест опавшей листвы услышали Вовка с Жекой в этом чихе.

— Пацаны, — простонал Костет. — Вы только не психуйте, но вы сейчас и вправду Настюху съели. Из нее шашлык был. Со мной что-то странное творилось. Я только сейчас как-то в себя пришел. А ведь мог и вас запросто порешить. Думал об этом, ножик специально в кармане держал.

В подтверждение он достал нож, вымазанный в чем-то за-сохшем-бордовом.

Когда Костет выложил еще кое-какие подробности, Жека с Вовкой окончательно убедились, что он не шутит, и, конечно же, охренели. Не выходя из этого состояния, налили водки себе и покаявшемуся повару-душегубу. Выпили, не чокаясь, — правда, закусывать стали теперь не шашлыком, а маринованными огурчиками с помидорками. Лицо у Костета в очередной раз изменилось, и Жека с Вовкой испугались, что, блин, на тебе, сейчас проблюется. Но Костет блевать не стал, а принялся рыдать с протяжными завываниями.

— Ну, ты это, не плачь, мужик же, — принялись утешать его пацаны, то похлопывая, то поглаживая по ритмично вздрагивающей спине.

— На-а-а-астенька! — мычал Костет.

— Нету ее больше, — внушали Жека с Вовкой. — Была, да сплыла. Все там будем.

— Лю-лю-любил ее... — прохлюпал Костет.

— Не, ну ты же не специально, — сказал ему Жека. — Тем более что по любви. Это вообще фигня какая-то — людей за непреднамеренное сажать. Если они случайно убили, то са-жать-то их зачем? Им самим, небось, от своих дел херово. К тому же у тебя усы только сейчас обратно почернели. А всю дорогу зелеными были. Как-то это все связано. Жопой чую.

— А меня теперь еще и посадят, да? — поднял покрасневшие глаза Костет.

— Ну, а ты как думал? — не выдержал Вовка. — Ты ее убил, расчленил, в маринаде замочил, а потом шашлыки пожарил. Это ж почти как в песне «КиШа»: «Если мясо мужики, пивом запивали.» Еще, возможно, и нас за соучастие приплетут.

— Я вообще только сейчас все понял. все, что наделал. после водки. — пробубнил Костет, высморкался в салфетку и перестал плакать.

Почувствовал вдруг, что плакать сейчас не время. Пацаны правы — Настюху уже не вернешь, а в тюрьму ему не хотелось. Костет ведь и сам догадался, что в этом деле был лишь жертвой, как и она. Оба они стали жертвами запредельной мистической силы, и усы его позеленели не случайно — это Жека точно подметил. То, что Костет влип в историю — это да, но когда и с чего эта история началась, не знали пока что ни он, ни его кореша. А между тем история эта началась даже не с позеленевших усов, но с золотого уса.

3. Любовная коллизия

Если верить Википедии, золотой ус, или каллизия душистая — это ничего особенного, подумаешь, «крупное растение с двумя типами побегов. Одни прямостоячие, мясистые, до 2 метров высоты, с нормально развитыми листьями длиной 2030 сантиметров, шириной 5-6 сантиметров. Другие — горизонтальные с недоразвитыми листьями, длинными трубчатыми, облегающими побег влагалищами, ресничками по краю. От ствола уса отходят горизонтальные коленчатые побеги — усы, заканчивающиеся молодыми розетками. Этими розетками каллизия и размножается. Цветы мелкие и ароматные, в свисающих соцветиях».

Если же верить Костетовой мамаше, Инге Петровне, то золотой ус — это средство от всех болезней, включая рак и СПИД. И если бы не происки врачей-вредителей из коварного Минздрава, то благодаря золотому усу уже давно бы построилось царство божие на земле. Вот она и кормила своего сына Костю этим чудесным растением в разнообразных видах — сушеном, вареном, тушеном и остальных.

Костет не верил в чудесные свойства уса и употреблял его, чтобы скандалов лишний раз не было. «Ну как ты не понимаешь?! — визжала порою мамаша, пробивая его молчаливое сопротивление. — Это не ты не хочешь кушать золотой ус, это врачи-вредители внушили тебе, что он невкусный! У них бизнес, а нам болеть!» После этих слов Инга Петровна обычно принималась рыдать, то ли от бессилия, то ли напротив.

В последнее время скандалов не было вовсе, поскольку мамаша наконец-то нашла ключик к сердцу своего сына, чтобы пустить в него ус. А ключик этот заключался в настаивании уса на спирту. Этот рецепт был у Костета любимым. Жека и Вовка тоже его оценили и частенько захаживали к другу на рюмку уса. Так что все были довольны, а Инга Петровна просто счастлива. Она ведь твердо знала, что от такого богом данного растения, как ус, плохо быть не может, даже если он на спирту.

Когда в одну из соседних квартир заселилась россиянка корейского происхождения Тамара Цой, Инга Петровна сразу к ней прикипела. Так же, как и она, Цой была повернута на золотом усе и знала множество малоизвестных народных корейских рецептов из него. Она-то и подарила Костетовой мамаше большой сушеный листок неимоверно редкого подвида уса. Который растет только в одной деревне Кореи, и о котором почти никто не знает. Потому что ботаники из остального мира добираются туда редко, а если добираются, то местные жители дают им по шее, чтобы поворачивали оглобли.

Инга Петровна в припадке благодарности расцеловала Цой и побежала творить из листа спиртовую настойку. Сделав заготовку, мамаша Костета уехала на неделю на дачу, наказав сыну не пить настойку до ее возвращения ни при каких обстоятельствах. Костет кивнул. Он не собирался пить настойку из редкого листа, потому что знал — если он это сделает, мать ему этого никогда не простит, и хорошо, если из дома не выгонит. Благодаря этой настойке она планировала помолодеть лет на двадцать, найти Костету «нового папу» и еще что-то в этом же духе.

Но тут нарисовалось непредвиденное: Настюха призналась Костету в измене со своим двоюродным братом Лешей. С Костетом у нее все было серьезно, — хоть ни разу и не трахались, но все к этому шло. Она впервые в жизни решила не торопиться, чтобы все было как в фильме, что недели три назад по «России» показывали.

С братом Лешей она переспала случайно — напилась в тот раз до блевотины. Можно было бы, конечно, ничего Костету не рассказывать, но на душе у нее было противно. К тому же она знала, что Костенька мягкий и добрый, как его же усы, — побесится и простит. Дня два-три попьет, а после сам позвонит, скажет, «вернись, любимая, хоть ты и блядь, но я с тобой уже сроднился».

Так бы и произошло, но в эти самые два-три дня Костет пропил все деньги. Вовки с Жекой, как назло, под рукой не оказалось. «Ну и пусть она меня из дома выгонит, — думал он, открывая ящик с настойкой редкого уса. — Все равно мой мир рухнул. Хуже уже не будет».

Но Костет ошибся, и вскоре стало хуже, причем существенно. От выпитой настойки ему сначала полегчало, и он даже подумал, что бабы есть бабы — что с них возьмешь. Собрался было звонить неверной и почти прощенной Настеньке, но вдруг руки его затряслись. И ноги тоже затряслись. И голова затряслась. И уши сами собой задрыгались. И усы позеленели. Потом все стихло, правда, усы так и остались зелеными.

Костет не понял, чего это было, но вспомнил, что собирался звонить Насте, и позвонил. Она прибежала почти сразу же и налетела на него с жаркими поцелуями. Предложила сделать это сейчас же и здесь же, на полу на коврике в коридоре. Настюхе не чужды были красивые театральные жесты, хотя в театрах она никогда не бывала.

Вместо того чтобы адекватно прореагировать на всю эту страсть, Костет пырнул девушку кухонным ножиком, припрятанным в тапке. А когда удивленная Настюха от неожиданности даже не вскрикнула — хрюкнула, он аккуратно провел этим же ножиком по ее горлу. Прямо под сексуальным вторым подбородком. После этого поволок еще дергающуюся в последних конвульсиях девицу в ванную, где и освежевал ее тушу.

2
{"b":"233716","o":1}