Когда Люк вытянул руки, парень из Лафайет защелкнул одно запястье, продел цепь и защелкнул второе. Ключ был торжественно передан Мисс Луизиана, которая появилась на мосту в полном вечернем обмундировании и с тиарой на голове.
Вокруг лодыжек Люка веревку обвязывал чемпион Национального Родео по связыванию телят. Раздался барабанный бой – местная высшая школа любезно прислала свой оркестр духовых и ударных инструментов.
Люка опустили лицом вниз к водам озера Понтчартрейн. В толпе кто-то вскрикнул. Люк мысленно поблагодарил их за правильное чувство времени. Ничто так не помогает хорошему представлению, как привкус истерии и несколько обмороков в публике.
Внезапный порыв ветра так сильно ударил его в лицо, что из глаз потекли слезы. Его тело вертелось и раскачивалось. Люк уже работал над наручниками.
Он почувствовал рывок, когда веревка размоталась до конца. У него было пять секунд до того, как доброволец ее подожжет, и огонь поползет вниз. Люку пришлось побороть неожиданный приступ головокружения, когда ветер ухватил его игривой рукой и отправил описывать круги.
Чертова физика, подумал он. Тело в движении остается телом в движении, и Люк широко, как огромный маятник, раскачивался туда-сюда. Это зрелище пугало и восхищало толпу, но его задача заметно усложнилась.
Освободив руки, Люк недолго радовался. Он уже чуял запах дыма. Верткий и гибкий, как змея, он выгнул свое тело и выдернул его из пут смирительной рубашки, почувствовав яркий всплеск боли в пострадавших суставах. Пальцы быстро принялись за работу.
Его мозг четко контролировал происходившее. Лишь одна назойливая мысль без устали повторялась, как кулак пробиваясь сквозь хладнокровные механические действия.
Он выберется.
Люк услышал над собой рычание толпы, когда пустая смирительная рубашка полетела в волны. Со спасательной лодки, бороздившей воды озера, раздавался поздравительный гудок. Хоть Люк и был благодарен за поддержку, но хорошо понимал, что открывать шампанское еще рано.
Крякнув от усилия, он согнулся в поясе. Напрягая мышцы живота, Люк подтянул свое тело вверх, к ногам, чтобы теперь сразиться с узлами ковбоя. Он не посмотрел на пламя, но чувствовал его запах. Оно было всего в нескольких дюймах и подбиралось все ближе.
Он не думал, что ему суждена смерть от обгоревших пяток, но решил, что это было бы чертовски неприятно. Часы в голове предупреждали, что у него оставалось всего несколько минут до того, как огонь насквозь прожжет веревку и Люку придется нырять в озеро вниз головой.
У ковбоя оказались какие-то особенные узлы, обнаружил Люк. Он пожалел, что не послушался Леклерка и не сунул нож в ботинок. Но жалеть было уже слишком поздно. Ему придется или справиться с узлами, или поплавать в холодной воде, чтобы остудить ноги.
Веревка поддалась. Сейчас, на последней стадии требовался точный расчет. Если он освободится слишком быстро, то нырнет в озеро. Если помедлит, то его трюк окончится на больничной койке в палате для обгоревших. Ни то, ни другое ему не улыбалось.
Он схватил рукой вторую веревку. Она была тонкой, как провод, поэтому зрители ее не увидели, и никто им про нее не рассказывал. Люк почувствовал, как жар от пылавшей, веревки обжег ему костяшки, и сжал покрепче пальцы.
Дрыгнув ногами, он освободил их и полез вверх. С моста казалось, что он взбирался по тонкой колонне огня. Да и на самом деле, думал Люк, ему понадобится немало замечательной мази Леклерка от ожогов.
Зрители затаили дыхание, и всякий раз, когда порыв ветра опять налетал на Люка, из их легких вырывался дружный возглас. Когда он добрался до верха, то почувствовал на своих руках надежные и сильные ладони Мышки. Леклерк тоже нагнулся вниз, якобы поздравить с победой.
– Держишь? – шепнул он Мышке.
– Ага.
– Bien, – Леклерк быстро вытащил из рукава нож и перерезал обе веревки.
По толпе пробежала дрожь, послышались пронзительные крики – веревка, как огненная змея, упала в озеро.
– Хочешь поднять меня наверх? – Люк уже почти отдышался. Он знал, что потом, когда уровень адреналина • крови упадет, ему придется помучиться от боли. С помощью Мышки он встал на ноги. Все камеры были направлены на него, но Люк всматривался в толпу.
– Роксана?
– Видимо, не смогла пробраться, – сказал Мышка и с силой шлепнул Люка по спине так, что тот пошатнулся. Твоя рубашка дымилась, – мягко объяснил он и ухмыльнулся: – Это было здорово, Люк. Может быть, поедем в Сан-Франциско и выступим на Золотом Мосту? Как было бы классно!
– Конечно, – на всякий случай он провел рукой по волосам, чтобы убедиться, что они не горят. – Почему бы и нет?
Может быть, это было глупо и крайне эгоистично. Может быть, для его обиды нашлось бы много непривлекательных эпитетов, но Люк знал только одно: когда он вошел в спальню, распространяя запах дыма и триумфа, то обнаружил Роксану мирно лежащей в кровати. Он пришел в ярость.
– Ну, это в самом деле мило, – он швырнул ключи на тумбочку, те звякнули, отчего Роксана застонала и открыла глаза. – Я уже думал, что с тобой случилось Бог знает что, а ты здесь преспокойно дрыхнешь!
Хоть эти действия и казались ей ужасно рискованньми, но Роксана все же попробовала приоткрыть рот и заговорить:
– Люк…
– Я уже понял – для тебя ровным счетом ничего не значит ни то, что я работал над этим трюком много месяцев, ни то, что это был самый потрясающий номер в моей жизни, ни то, что ты пообещала мне быть там, когда я выберусь наверх, – он с гордым и высокомерным видом подошел к кровати, нахмурился и так же гордо отвернулся. – Только потому, что мне надо было сосредоточиться, и я ждал какой-то поддержки от своей женщины…
– Твоей женщины? – этого было достаточно, чтобы Роксана встала на дыбы. – Ты это говоришь таким тоном, словно мое место где-то в шкафу, между твоим шелковым костюмом и коллекцией грампластинок!
– Ты стоишь выше, чем мои пластинки, но совершенно очевидно, что мое место – на несколько ступеней ниже.
– Не будь таким идиотом.
– Черт побери. Рокс, ты же знала, как это было важно для меня!
– Я собиралась прийти, но… – она запнулась, почувствовав поднимавшуюся из желудка волну. – Ох, черт! – Роксана выкарабкалась из постели и, шатаясь, бросилась в ванную.
Когда приступ рвоты кончился. Люк, измученный глубоким раскаянием, уже стоял рядом с холодным влажным полотенцем в руках.
– Давай, малышка, обратно в постель, – ее ослабевшее тело безвольно упало ему на руки и потом – на простыни. – Извини меня, Рокс, – он нежно вытер ее липкое лицо. – Я тут хожу, рахмахиваю руками, а на тебя даже не посмотрел толком.
– Я очень плохо выгляжу?
– Не спрашивай, – он поцеловал ее в лоб. – Что случилось?
– Я думала, что это блины, – ее глаза были закрыты, а голова неподвижно лежала на подушке; едва приоткрывая рот, Роксана шептала: – Я надеялась, что ты придешь домой весь зеленый, тогда я знала бы точно, что это пищевое отравление.
– Ну, извини, – он улыбнулся и опять прижался губами к ее лбу. Она вспотела, но температуры не было. – Я сказал бы, что у тебя просто легкое недомогание.
Если бы она не была настолько слаба, то обиделась бы.
– У меня никогда ничего такого не бывает.
– У тебя никогда ничего не бывает, – уточнил он. – Но если к тебе что-нибудь прицепится, то это всерьез и надолго, – он помнил ее ветрянку, единственную детскую болезнь, которой она заразилась. Ветрянка и приступ морской болезни на борту «Принцессы Янки» – это были два единственных случая, когда Роксане приходилось соблюдать постельный режим. До сегодняшего дня.
– Мне просто надо немного отдохнуть. Я буду в норме.
– Роксана, – Люк отложил полотенце в сторону и взял лицо в свои руки. – Ты не поедешь.
Она распахнула глаза. Попыталась сесть, но он удержал ее на месте, лишь слегка придавив к кровати.
– Конечно же, я поеду. Это была моя идея. Не собираюсь пропустить развязку из-за того, что съела плохой блин!