– Он лез к тебе. Черт побери, когда я вышел на палубу, он совсем прижал тебя к перилам. Ты что же, думаешь, что я мог стоять и смотреть, как он так с тобой обращается?

– А кто ты такой, сэр Каллахан? Мой белый рыцарь? Знаешь, что я скажу тебе, приятель, – она ткнула его пальцем в грудь: – Со своими драконами я сама сумею разобраться. Я не какая-нибудь слабая плакса, которой нужны спасатели, – она опять ткнула в него, чуть ли не оцарапав до крови. – Я сама смогу справиться. Понял?

– Ага. Понял, – и решив, что он действительно понял, Люк дернул ее к себе, покрывая грубыми поцелуями, пока ее приглушенные протесты не стихли и она не обняла его крепко-крепко.

– Извини, – отвернувшись, она уткнулась лицом в его плечо. – Это не имеет никакого отношения ни к этому придурку, ни к тебе.

– Я знаю, – он поцеловал ее волосы. Люк тоже чувствовал ожог от кнута, поднятого Максом, и это было намного больнее, чем любые удары ремня Аль Кобба.

– Он обидел меня, – ее голос внезапно стал таким тонким, что она сжала губы и попыталась придать ему больше твердости. – Он никогда раньше не обижал меня так. И дело не в работе, Люк. Дело было не в…

– Я знаю, – опять повторил он. – Не могу это объяснить, Рокс, но возможно, он думал о чем-то другом, возможно, он плохо себя чувствует. Может быть дюжина разных причин. Он никогда раньше так не нападал на тебя. Не держи на него зла.

– Ты прав, – она вздохнула и отстранилась. – Я приняла это слишком близко к сердцу, – она подняла руку и нежно погладила его по щеке. – И выплеснула все это на тебя, когда ты был таким славным парнишей. Ты отлупил бы его из-за меня, а, малыш?

Он с облегчением усмехнулся, довольный, что она пришла в себя и уже в состоянии опять подтрунивать над ним.

– Спросишь тоже, куколка! Да я стер бы его в порошок!

Она поежилась и подставила ему губы:

– О, как я люблю, когда меня целуют суровые ребята! – Тогда вот это должно тебе понравиться.

Этот покрытый ковром коридор от его каюты до каюты Люка оказался для Макса одним из самых сложных переходов в жизни. Он знал, что его дочь там, с человеком, которого он всегда считал своим сыном. Он поднял руку, чтобы постучаться, потом снова опустил. Сегодня весь день его пальцы ломило от глубокой, спрятавшейся в костях боли. И он с силой ударил их о дверь, словно чтобы наказать самого себя.

Люк открыл дверь. Он тотчас же смешался от неожиданности и неловкости. Его замешательство выразилось в вежливом оцепенении.

– Макс? Тебе что-то нужно?

– Я хотел бы войти, если ты не возражаешь. Люк заколебался. По крайней мере, слава Богу, что они с Роксаной были еще одеты.

– Конечно. Выпьешь что-нибудь?

– Нет, не надо. Спасибо, – он перешагнул через порог и остановился с жалким видом, глядя на свою дочь. – Роксана.

– Папа.

Они постояли так еще мгновение, замерев, как в углах треугольника. Они втроем всегда были так близки, они столько пережили вместе. Макс понял, что все заготовленные им заранее речи улетучились из головы, будто дым. – Извини меня, Рокси, – это было все, что он мог подумать или сказать. – У меня нет оправдания.

Ее плечи расслабились.

– Все в порядке, – ради него она могла забыть даже о своей гордости. Так она и сделала, протянув руки и подбежав к нему через комнату. – Сама виновата, что слишком приставала к тебе.

– Нет, – униженный таким легким прощением, он поднес обе ее руки к своим губам, – Ты защищала свою точку зрения, ты абсолютно правильно себя вела. Я был несправедлив… или что-то в этом роде, – его улыбка дрогнула, когда он опять поднял на нее глаза. – Если это может служить утешением, то впервые за почти двадцать лет Лили кричала на меня и даже употребляла разные слова…

– Да? И какие же?

– Мне кажется, там был «дурак». Роксана покачала головой.

– Мне придется научить ее каким-нибудь словечкам покрепче, – она поцеловала его и опять улыбнулась. – Ты помиришься с ней?

– Наверное у меня это лучше получится, если я сперва помирюсь с тобой.

– Ну, ты уже помирился.

– И с тобой, – пробормотал Макс, поворачиваясь к Люку.

– Понятно, – хотя ей ничего не было понятно, но Роксана уловила, что должна сделать. – Ну, тогда хорошо, пойду-ка я к Лили и подготовлю ее, – она прикоснулась к руке Люка, проходя мимо него, и оставила их одних.

– Я должен что-то сказать тебе, – Макс поднял руки в редком для него беспомощном жесте. – Наверное, я все-таки что-нибудь выпью.

– Конечно, – Люк вытащил из нижнего ящика тумбочки небольшую бутылочку бренди и открыл ее. – Боюсь, что у меня нет бокалов.

– Обойдемся, если ты не против. Кивнув, Люк налил с три пальца бренди в обычные стаканы.

– Ты хочешь поговорить обо мне и Роксане, – начал он. – Я уже думал, почему ты не захотел обсудить это раньше.

– Тяжело признаваться, но я не знал, как. То, что я сказал сегодня…

– Ты поспорил с Рокс, – перебил его Люк, – не со мной.

– Люк, – Макс положил ладонь ему на руку. В его глазах были любовь и раскаяние. – Не захлопывай дверь передо мной. Я был зол, но злость, в отличие от известного мнения, не всегда высказывает правду. Я хотел сделать тебе больно, потому что мне самому было больно. Мне стыдно за себя.

– Забудь об этом, – смутившись. Люк отставил стакан с бренди и встал. – У тебя просто было плохое настроение, вот и все.

– И ты считаешь, что то, что я сказал, будучи в плохом настроении, пересиливает все, что я говорил и делал все эти годы?

Люк посмотрел на него и это снова были глаза того дикого, отчаянного мальчишки.

– Ты дал мне все, что у меня есть. Ты ничего больше мне не должен.

– Жаль, что люди не понимают, какой властью обладают слова. Тогда они больше уважали бы их. Роксане легче простить, потому что она никогда не сомневалась в моей любви. Я надеялся, что у тебя тоже не будет повода в ней сомневаться, – даже не пригубив. Макс тоже поставил свой стакан рядом со стаканом Люка. – Ты – наш с Лили сын, которого мы так и не смогли родить. Можешь ли ты понять, что иногда я на долгое время забывал, что ты родился не от меня? А когда вспоминал, то это не имело никакого значения.

Целое мгновение Люк молчал – он просто не мог ничего сказать. Потом он опустился на край кровати.

– Да. Потому что было время, когда я и сам почти забывал.

– И может быть потому, что линии ваших жизней переплелись в моем сердце, мне было трудно, очень трудно принять то, что происходит между тобой и моей дочерью.

Люк коротко усмехнулся.

– Да, я тоже напереживался, да так, что чуть было не отправил ее, – он поднял голову. – Я не мог отправить ее, отказаться от нее. Макс. Даже ради тебя.

– Она не ушла бы, – он знал обоих своих детей. Он положил руку Люку на плечо и сжал его, хоть пальцы и пронзила боль. – Это бесплатный урок, – пробормотал Макс и увидел, как Люк улыбается. – У любви и магии есть очень много общего. От них душа становится богаче, а сердце – счастливее. И они обе требуют постоянных и настойчивых тренировок.

– Запомню.

– Так что смотри, – Макс направился к двери, но остановился, так как ему в голову пришла еще одна мысль. – Я бы хотел иметь внуков, – проговорил он, а у Люка от изумления открылся рот. – Очень хотел бы.

Сэм был вполне доволен тем, как развивались его планы. Он был всеми уважаемым членом общества, заметной в Вашингтоне силой. Как правая рука сенатора, он имел свой собственный офис, скромно обставленный бастион мужественности с кожаными креслами и нейтрального Цвета обоями. У него был и свой собственный секретарь, сообразительный политик-ветеран, который точно знал, какой номер надо набрать, чтобы раскопать нужную информацию.

Хоть Сэм предпочел бы иметь яркую иномарку, но он смотрел в будущее и ездил на «крейслере». Среди обывателей все чаще и чаще раздавались голоса, что американцы должны покупать все американское. А Сэм собирался стать любимым сыном Америки.