– Точнее, ты говоришь, что так хочешь, – спокойно отозвалась Лили. – Может быть, сейчас ты и в самом деле так думаешь. Но ведь все совсем не так, и никогда не будет, – Лили наклонилась и положила руку Роксане на плечо. – Ты не сказала ему про Натаниеля?

– Нет, – она отшвырнула розу и замерла, тупо глядя на пятнышко крови там, где шип вонзился ей в палец. – Когда он сказал про гостиницу, я вначале испугалась, что он уже знает. Но он не знает.

– Солнышко, ты должна ему сказать.

– Зачем? – в ее глазах горели жестокость и ярость.

– Люк имеет право…

– Его права закончились пять лет назад. Теперь все права имею только я! Натаниель мой. Черт побери, Лили, не смотри на меня так! – она вскочила на ноги, лишь бы не видеть этого мягкого и сочувственного взгляда. – А что я должна была сказать? О, кстати, Каллахан, через несколько месяцев после того, как ты отправился прогуляться, я родила твоего сына. Очень похож на тебя. Просто замечательный ребенок. Может быть, я вас когда-нибудь познакомлю, – она прижала руку ко рту, чтобы удержаться от рыданий.

– Не надо, Рокси.

– Я не заплачу, – она покачала головой, а Лили нежно обняла ее обеими руками. – Никогда не плакала из-за него, ни разу. А сейчас – тем более не буду, – но она прижалась к Лили, прислонившись щекой к ее плечу. – А что я скажу Нату, а, Лили? Вот твой папа, о котором я рассказывала, что он уехал. Теперь он вернулся, но не стоит привыкать к нему, потому что он опять может выкинуть тот же фокус. Вот я есть – вот меня нет.

– Он не отвернулся бы от собственного сына. Не смог им пренебречь.

– Я не могу этим рисковать, – она сделала глубокий вдох и шагнула назад, уже твердо держась на ногах. – Если я решу рассказать Люку про Натаниеля, то сделаю это сама и тогда, когда захочу. Слышишь, я говорю совершенно серьезно, – она крепко схватила Лили за плечи. – Пообещай, что ты ничего не скажешь!

– Не скажу, если ты пообещаешь, что сама все сделаешь правильно.

– Я постараюсь. А теперь пойдем, ладно? Это был такой длинный день.

Несколько часов спустя Роксана стояла в дверном проеме комнаты, где спал ее сын. Тени начинали бледнеть, становясь жемчужно-прозрачными перед рассветом. Она прислушивалась к дыханию Натаниеля. Ее ребенок, ее чудо, ее самое сильное волшебство. И она думала о человеке, спавшем в комнате этажом ниже, о человеке, который помог ей создать эту жизнь.

Она вспомнила, как была напугана, когда села рядом со своим отцом и призналась ему, что беременна. Как крепко Макс тогда обнял ее! Постоянная поддержка от него, Мышки и Леклерка. Похожие на смешные варежки, пинетки, которые вязала Лили, обои, которые Мышка купил для детской, молоко, которое Леклерк заставлял ее пить.

Тот день, когда она впервые почувствовала, как шевелился ее ребенок. Тогда она чуть было не сдалась и не заплакала, но сдержалась. Просторные платья, отекшие лодыжки. Первый сильный толчок, от которого она даже проснулась. Уроки ухода за младенцем. Лили вместо преподавателя. И всегда – это маленькое зернышко надежды, притаившееся где-то глубоко в душе, что Люк вернется до рождения их ребенка.

Но он не вернулся. Обливаясь потом, она выдержала восемнадцать часов тяжелого труда, впадая то в отчаяние, то в веселье. Она видела, как их сын вышел из ее лона, она слышала его первый возмущенный крик.

И каждый божий день она смотрела на него, любила его и видела Люка, как в зеркале отраженного в его лице..

Она смотрела, как сын ее рос, а отца пожирала болезнь, от которой не было лечения. Она была одна. Неважно, сколько любви она чувствовала в своем доме, но ночью ей не к кому было прижаться. Некому было обнять и утешить, когда она плакала, потому что отец больше не узнавал ее.

Некому было сейчас стать рядом с ней и охранять сон ее сына пока занималась заря.

Лили взбила волосы, проверила макияж, посмотревшись в зеркальце компактной пудры в футляре из горного хрусталя, и зажгла на своем лице яркую, приветливую улыбку. Она выпрямилась, отведя плечи назад, проверила, чтобы живот – который, как не печально было это признавать, понемногу становился еще небольшой, но уже проблемой – был втянут. И только полностью удовлетворившись своим внешним видом, постучала в дверь номера Люка.

Это не значило, что она предавала Роксану, – нервничая, подумала Лили. Она собиралась всего лишь поздороваться и, может быть, что-нибудь посоветовать своему мальчику. Но это совсем не значило, что она совершала предательство – хоть ее сердце чуть не разрывалось от счастья увидеть его снова.

К тому же, она дождалась, чтобы Роксана ушла на пресс-конференцию.

К тому времени, как замок, наконец, открылся, Лили успела съесть почти всю помаду. Задержав дыхание, она сосредоточилась на улыбке и остолбенела, тупо глядя на низенького, темноволосого мужчину, стоявшего с другой стороны дверного проема. Он тоже выпялился на нее сквозь серебряные очки со стеклами в палец толщиной. Люк, конечно, мог сильно измениться, подумала Лили, но он никак не мог стать на шесть дюймов ниже!

– Извините, я ошиблась номером.

– Лили Бейтс! – в голосе чувствовались явный бронксовский акцент и неподдельная радость. Лили обнаружила, что незнакомец схватил и энергично тряс ее руку, – Я узнал бы вас где угодно! Где угодно! Вы даже красивее, чем на сцене.

– Благодарю вас, – по привычке она взмахнула пушистыми ресницами, в то же время отклонившись назад, чтобы он не смог затащить ее в комнату. У всех женщин с потрясающей внешностью выработан надежный инстинкт самосохранения от поклонников. – Боюсь, что я перепутала номер комнаты.

Но он крепко держал ее руку в своей, а другой поправил съехавшие с большого крючковатого носа очки.

– Я – Джейк. Джейк Файнстайн.

– Очень приятно с вами познакомиться, – каждый продолжал тянуть в свою сторону. Заволновавшись, Лили бросила взгляд через плечо, чтобы прикинуть: придет ли кто-нибудь на помощь, если она закричит. – Извините, что я побеспокоила вас, мистер Файнстайн.

– Джейк, просто Джейк, – он усмехнулся, демонстрируя ряд прекрасных зубов, таких ровных, что казалось, над ними трудился целый инженерный корпус. – Зачем нам эти формальности. Лили? Какое великолепное представление было вчера вечером! – его глаза, похожие на две черные фасолины, сияли. – Ве-ли-ко-лепное!

– Спасибо, – она была выше его, подумала Лили, и весила, конечно же, больше. Короткие рукава его рубашки открывали тоненькие, как зубочистки, ручки и костлявые запястья. В самом худшем случае, она сможет просто вытащить его в коридор. – К сожалению, сейчас я никак не могу с вами поболтать. Я опаздываю.

– О-оо, но ведь у вас найдется время для чашечки кофе, – он взмахнул свободной рукой в сторону стола, на котором стояли чашки, горшочки и накрытые тарелки. – И для завтрака. Поспорить могу, что сегодня утром вы еще ничего не ели. А я как раз заказал таких вкусных рогаликов. Вы сейчас перекусите, выпьете чашечку кофе, расслабитесь. Я каждое утро обязательно завтракаю, иначе мой организм весь день страдает. Может, апельсинового сока? – он втянул ее еще на дюйм. – Они здесь выжимают его прямо из свежих апельсинов.

– Нет, я и в самом деле не могу. Я просто…

– Джейк, прекрати разговаривать сам с собой. Ты меня с ума сведешь, – с еще мокрыми после душа волосами, Люк вышел из спальни, застегивая рубашку. Он остановился, как вкопанный, вздрогнул, а вместо досады лицо его выразило потрясение.

– Зачем же я буду разговаривать сам с собой, когда здесь есть такая прекрасная женщина? – Джейк внезапно поморщился от боли – это Лили невольно сжала его руку своей. – Именно пре-крас-ная! И мы так мило болтаем. Я как раз приглашал Лили присесть и выпить чашечку кофе, может быть, попробовать рогалик.

– Я… я выпила бы кофе, – с трудом произнесла Лили.

– Отлично, отлично. Я сейчас вам налью. Сливки? Сахар? Или заменитель?

– Да, отлично, – ей было все равно, даже если бы Джейк налил из кофейника дизельного топлива, она смотрела только на Люка. – Ты прекрасно выглядишь, – она услышала слезы в своем голосе и откашлялась, чтобы их скрыть. – Извини. Я помешала твоему завтраку.