– О Боже!

– Надеюсь, ты мучаешься, – откинувшись, она прижала к груди набитый драгоценностями мешок. – Отлично, папа. А что мы будем делать на бис?

Роксана беспокойно ходила взад-вперед по магазинчику Мадам, проделывая путь от торшера с бахромой к картине в раме, от хрустальной палочки до украшенной драгоценными камнями шкатулки. В потертых джинсах и огромного размера футболке она выглядела как то, чем и была:

выпускницей колледжа, еще только выходящей в люди.

Мадам аккуратно подсчитывала сдачу для покупателя. За тридцать лет своей деятельности она так и не привыкла ко всяким современным штучкам вроде кассовых аппаратов. Старый, ручной работы портсигар служил ей верой и правдой.

– Радости вам, – кивнув сказала она вслед покупателю, выходившему из магазина с чучелом попугая под мышкой. Туристы, подумала она, купят все, что угодно. – Итак, pichouette [22] , ты пришла, чтобы показать мне свой диплом об окончании колледжа?

– Нет. Макс, кажется, хочет покрыть его бронзой, – она слегка улыбнулась, теребя руками фарфоровую чашку со щербинкой на позолоченном ободке. – Вы, наверное, думаете, что я изобрела средство против рака, а я на самом деле с грехом пополам вытянула четыре года в Тулейнском колледже.

– Быть на пятом месте среди выпускников группы – это не просто так дается.

Движением плеча Роксана отмела этот аргумент. На душе у нее было тревожно, ох, как тревожно, и она никак не могла понять, почему. – Достаточно одного лишь прилежания. А еще у меня хорошая память на детали.

– И тебя это беспокоит?

– Да нет, – Роксана поставила чашку и тяжело вздохнула. – Я об отце волнуюсь, – она почувствовала облегчение от того, что может сказать это вслух. – Руки у него уже не те. – Эту тему она не обсуждала ни с кем, даже с Лили. Все они знали, что у Макса прогрессирующий артрит, что у него распухают суставы и деревенеют некогда гибкие пальцы. Приходили врачи, прописывали лекарства и массаж. Но Роксана знала, что боль ничто по сравнению со страхом потерять самое дорогое. Его волшебство.

– Даже Макс не сможет заставить время повернуть вспять, petite[23] .

– Знаю. Понимаю. И не могу смириться. Он очень переживает, Мадам. Он уходит в себя, сидит все время один в кабинете, ищет этот проклятый волшебный камень. С тех пор, как в прошлом году Люк переехал, ему стало хуже.

Мадам сочувственно повела бровью.

– Мужчина становится мужчиной и нуждается в своем собственном очаге, Роксана.

– Он просто хотел, чтобы было куда женщин водить. Мадам скривила губы.

– Что ж, это веская причина. Но ведь он живет недалеко, здесь же, в квартале. Да и потом, разве он не продолжает работать с Максом?

– Да, да, – Роксана взмахнула рукой, закрывая тему. – Но он меня не интересует. Меня отец беспокоит. Не могу я достучаться до него, как это раньше мне удавалось;

и все с тех пор, как он увлекся этим проклятым камнем.

– Камнем? Расскажи мне про камень.

Роксана подошла к прилавку. Она взяла оставленную там Мадам доску с гадальными картами и стала перемешивать их.

– Философский камень. Это миф, Мадам, иллюзия. Как утверждает легенда, все, к чему бы не прикоснулся этот камень, обращается в золото. И… – она многозначительно взглянула на Мадам, – стариков делает молодыми. Больных здоровыми.

– И ты не веришь в такие вещи? Ты, всю жизнь прожившая рядом с волшебством.

– Я знаю, как работает волшебство, – Роксана разделила колоду карт на две части и стала складывать из них «кельтский крест». – Пот и работа, чувство времени и обман. Эмоции и драматизм. Я верю в искусство волшебства, Мадам, но не в волшебные камни. И не в сверхъестественное.

– Понятно. – Мадам свела брови над лежащими на прилавке картами. – И тем не менее, именно в нем ты ищешь ответа на те вопросы, которые тебя волнуют.

– М-м-м, – замеченная за изучением выкладки карт Роксана нахмурилась и покраснела. – Это я так, чтобы время скоротать. – Мадам схватила ее за руку в тот момент, когда она начала смешивать карты.

– Нехорошо прерывать гадание, – она нагнулась над картами. – Девушка вот-вот станет женщиной. Очень скоро предстоит путешествие. В прямом и переносном смысле.

Роксана улыбнулась. Тут уж она ничего не могла сказать.

– Мы отправляемся в круиз. На север, по Заливу Святого Лаврентия. Будем, конечно же, выступать. Макс считает это рабочим отпуском.

– Готовься к переменам. – Мадам сложила «колесо фортуны». – К исполнению своей мечты – если будешь умной. И к ее потере. Появится кто-то из прошлого. Придет печаль. Потребуется время для того, чтобы залечить раны.

– А карта смерти? – Роксана с удивлением почувствовала, как по телу пробежали мурашки, когда она посмотрела на ухмыляющийся скелет.

– Смерть преследует жизнь с первого ее момента, – Мадам нежно погладила карту. – Ты слишком молода, чтобы почувствовать ее дыхание. Но смерть приходит, когда ее не ждешь. Отправляйся в свое путешествие, pichouette , и учись уму-разуму.

Люк был не просто готов уехать. Ему ничего так не хотелось, как отправиться куда-нибудь из этого города. Последний платеж для Кобба лежал на его кофейном столике в конверте с наклеенной маркой.

Требования об оплате поступали с такой же регулярностью, как счета по закладной на недвижимость. Две тысячи туда, четыре сюда; итого получалось пятьдесят тысяч ежегодно.

Но не деньги волновали Люка. Их у него было предостаточно. Но ему приходилось сдерживать отвратительную тошноту, подступавшую к горлу всякий раз, когда он обнаруживала пустую открытку в своем почтовом ящике.

На ней обычно было написано «2 куска». Иногда «5 кусков», когда Кобба преследовали неудачи. А еще обратный адрес. И больше ничего.

Четырех лет Люку вполне хватило, чтобы убедиться в умственных способностях Кобба. Этот человек был куда хитрее, чем Люк когда-либо думал. Будь он дураком, истребовал бы сразу кругленькую сумму и быстренько бы ее просадил. Но нет, старый, хорошо владеющий ремнем Ал знал цену постоянному притоку денег.

Так что Люк был более чем готов уехать – ото всех этих открыток, от ускоренного пульса на шее, от беспокойства по поводу максовой одержимости найти несуществующий волшебный камень.

На судне у них будет слишком много работы, чтобы думать обо всех этих вещах. Там будут представления, заходы в порты и уже спланированное ими чистое «дело» в Манхэттене.

Когда у них будет свободное время, Люк планировал сесть у бассейна, надеть наушники, зарыться в какую-нибудь книгу и наслаждаться холодным пивом, которое будет разносить официантка с пышными формами.

В целом же, жизнь была прекрасна. На его счетах в швейцарских банках было чуть больше двух миллионов и примерно столько же вращалось в разных акциях, облигациях и на денежных рынках в Соединенных Штатах. Кое-какие более скромные средства были вложены в недвижимость. В его шкафу висели костюмы от «Севиль Роу» и «Армани», хотя он, как и прежде, предпочитал джинсы фирмы «Левай'с». Быть может, он и чувствовал себя более уютно в кроссовках «Найк», но на подставке для обуви красовались начищенные до блеска туфли от «Гуччи» и несколько пар ботинок фирмы «Джон Лобб». Он ездил на автомобиле старой марки «Шевроле Корвет» и летал на собственном самолете «Сессна». Ему нравились импортные сигареты и французское шампанское; кроме того, он питал слабость к итальянкам.

Короче, полуголодный карманник превратился в разборчивого любителя красивой жизни.

Поддержание этого имиджа стоило ему небольшого шантажа, а также подавления одного тоже небольшого, но изматывающего постоянного желания. Роксана.

Впрочем, Макс учил его никогда не подсчитывать, что чего стоит, если только речь не идет о гордости.

Люк с кружкой кофе в руке вышел на балкон, чтобы посмотреть на происходящее на площади Джексона. Там были девушки в красивых летних платьях, дети в прогулочных колясках, мужчины с висящими на шее фотоаппаратами. Взгляд остановился на трех чернокожих мальчиках, неистово отбивающих чечетку. Даже на расстоянии он слышал, как их ботинки резко стучали по бетонным плитам. Вокруг собралось немало народу и он порадовался за них.