Роксана услышала, как громко захлопнулась входная дверь. Этот знакомый звук едва не заставил ее улыбнуться.

Впервые в жизни Роксана столкнулась с неодобрением к себе со стороны других членов семьи. Они не говорили, что она неправа, не читали нотаций, не давали ненужных советов, не скрывали улыбок и не чурались общения с ней.

Уж лучше было бы все это, думала она, чем шепот, который она слышала, когда входила в комнату, а также долгие жалостливые взгляды, которыми домашние провожали ее. Они ничего не понимали. Она могла сказать себе это и простить их – или почти простить. Никто из них никогда не ждал ребенка, будучи брошенным и одиноким. Впрочем, не совсем уж и одиноким, поправила она себя, подпирая ладонью подбородок и наблюдая за тем, как Натаниель играет во дворе с машинками. У нее были семья, дом и всяческая поддержка.

Но ничто из этего не могло смягчить боль от сотворенного Люком. Она проклинала бы себя, если бы открыла ему доступ к своему очаровательному ребенку и нарушила тем самым то душевное равновесие, в котором пребывал сейчас Нат. Почему они не видят этого? Она взметнула голову, когда открылась дверь в кухню, и улыбнулась, увидев идущую по двору Элис. Союзница, подумала Роксана, хотя и со своим мнением. Элис не знала Люка и не вкладывала в него душу. Она была единственной, кто согласился бы с утверждением, что всякая мать имеет право защищать свое дитя. И саму себя тоже.

– Произошла ужасная катастрофа, – поведал Натаниель Элис.

Заинтересовавшись, она наклонилась, ее соломенно-светлые волосы свисали вниз, а пола длинного хлопчатобумажного платья опустилась на каменистую дорожку.

– Выглядит мрачно, – тихим голосом сказала она. – Надо бы позвать скорую.

– Надо! – обрадовавшись, согласился Натаниель.

– Это третья катастрофа за пятнадцать минут, – Роксана подвинулась на чугунной скамейке, освободив место для Элис. – Число жертв растет.

– Эти дороги очень коварные, – Элис улыбнулась своей нежной, тонкой улыбкой. – Я пыталась убедить его в преимуществах гаражей, но он предпочитает заторы.

– Он предпочитает дорожные происшествия. Надеюсь, это не извращает его мышление.

– О, ну здесь, я думаю, нам не о чем беспокоиться, – Элис глубоко вздохнула, чтобы почувствовать запах роз, душистого горошка и только что политой разрыхленной почвы. Двор был ее любимым местом. Это было пространство, как будто специально предназначенное для того, чтобы сидеть там летним днем в тени и размышлять. Этот двор был типичным для Юга. Будучи северянкой, она воспринимала юг столь же увлеченно, как принявший католическую веру воспринимает церковные обряды.

– Я решила сводить Ната после школы на площадь Джексона. Пусть немного побегает.

– Жаль, что не могу пойти с вами. Мне все время кажется, что я не уделяю ему достаточно времени, когда готовлюсь к делу.

Элис философски относилась ко всем профессиям Нувелей. В ее представлении они не столько воровали, сколько изымали лишние доходы.

– Вы замечательная мать, Роксана. Я ни разу не видела, чтобы ваша работа шла вразрез с нуждами Ната.

– Надеюсь, что нет. Его нужды для меня самое главное, – она засмеялась, увидев, как он столкнул две машинки, изображая грохот с помощью своего голоса. – Он что, такой кровожадный?

– Нет, это здоровая агрессивность.

– Вы мне очень подходите, Элис, – вздохнув, Роксана откинулась на спинку скамьи. Впрочем, она потирала руки, а это явно указывало на то, что она нервничает. – Все с вами кажется таким уравновешенным, правильным, простым. Мне, знаете ли, нравится рутина. Возможно, все это оттого, что моя работа требует дисциплины.

Элис спокойным взглядом изучала Роксану.

– Я бы не назвала вас женщиной, которая не любит неожиданности.

– Некоторые неожиданности. Я не допущу, чтобы жизнь Ната была поломана. И моя жизнь тоже, если уж на то пошло. Я знаю, что ему нужно больше всего. Я хочу, черт возьми, знать, что ему больше всего нужно. И я, конечно же, знаю, что больше всего нужно мне.

Элис на минуту замолчала. Она не относилась к той категории женщин, которые говорят, не думая. Она собрала воедино все свои мысли на этот счет, и сделала это так же аккуратно и избирательно, как если бы собирала полевые цветы.

– Вы хотите, чтобы я сказала вам, что скрывать Ната от его отца – это правильно.

– Да, я считаю, что это правильно, – Роксана взглянула на Ната и, проявляя осторожность, заговорила шепотом. – По крайней мере до тех пор, пока я не почувствую, что пришло время сказать. У него нет никаких прав на Ната, Элис. Он отказался от них, когда ушел от нас.

– Он не знал, что будет «мы».

– Дело не в этом.

– Может быть, не в этом, а, может быть, и в этом. Не мне судить.

– Так стало быть, – Роксана поджала губы, почувствовав очередное предательство, – вы заодно с ними.

– Это ведь не игра в футбол, и я не болельщик, Роксана.

Так как Элис больше всего на свете ценила дружбу, она положила руку на роксанины застывшие пальцы. – Что бы вы ни сделали, все мы будем за вас. Независимо от того, согласны мы с вами или нет.

– А вы не согласны.

Вздохнув, Элис покачала головой.

– Не знаю, как бы я поступила в вашей ситуации. Только вам одной известно, что творится у вас в душе. Я могу сказать, что Люк за ту неделю, что я его знаю, успел мне понравиться. Мне нравятся его сила, отчаянность, целеустремленность. Некоторые из этих черт привлекают меня и в вас.

– Значит, вы хотите сказать, что я должна приблизить его и доверить ему Ната.

Здесь трудно давать совет, подумала Элис. Интересно, почему многие так любят это занятие.

– Я хочу сказать, что вам следует сделать то, что вы считаете правильным. Но что бы вы ни сделали, факт остается фактом: Люк – отец Натаниеля.

Люк, Люк, Люк. Роксана кипела от злости, когда он вместе с Лили показывал номер под названием «Женщина в стеклянном ящике». Мышка вместе с Джейком стояли в стороне. Они оторвались от своего электронного прерывателя, над которым сейчас работали, чтобы посмотреть этот номер.

Стоило Люку вернуться, как он тотчас же стал солнцем, а все остальные стали обращающимися вокруг него планетами. Почему это произошло? Сие обстоятельство выводило ее из себя.

Все было не так, как хотелось. Они репетировали в его огромной гостиной с высокими потолками и роскошной лепниной на них. Внезапно они оказались на его территории и выполняли его команды. Динамики стереосистемы изливали звуки рок-музыки. Он подстраивался под ритм песни Брюса Спрингстина «Рожденные странствовать». Они всегда работали под классическую музыку, подумала Роксана, засунув руки в карманы своих спортивных брюк. Всегда. Ее еще больше раздражало, что рок его устраивал и подходил к номеру.

Все было быстрым, захватывающим, сексуальным. Все, что он делал, можно было охарактеризовать этими тремя словами. Она слишком хорошо знала, что публика будет в восторге от такого номера. И это еще больше портило ее и без того плохое настроение.

– Хорошо, – Люк повернулся к Лили и поцеловал ее в раскрасневшуюся щеку. – Время, Джейк?

– Три минуты сорок секунд, – он только остановил секундомер.

– Я думаю, можно еще десять секунд срезать, – несмотря на включенную вентиляцию, он истекал потом. Тем не менее, ему нравилось вести этот номер на бешеной скорости и он жаждал сделать его еще более коротким.

– Выдержишь еще один прогон, Лили?

– Конечно.

Конечно, ухмыльнувшись, подумала Роксана. Для тебя, Люк, – все, что только захочешь. И когда только захочешь. Она возмущенно повернулась и ретировалась в дальний угол комнаты. Она собиралась заняться номером «Вращающийся кристалл», на отработку которого ей не хватило времени перед последним представлением. Там, возле массивного камина стоял длинный раскладной стол с готовым для репетиции набором подставок.

Ей особенно нравился кристалл, сделанный в форме брильянта и отливающий всеми цветами радуги. Она взяла его в руку. Весил он, как оказалось, немало. В ее воображении .возникли мелодии Чайковского, затемненная сцена, голубоватый свет скрещенных лучей прожекторов и она сама в сверкающе-белом наряде.