Старший Тейлор порывисто встал и вышел, по быстро вернулся.

– Извините, – сказал он, обведя глазами сидевших за столом, – но я должен вас покинуть.

Джордж встревоженно посмотрел на отца:

– Что-нибудь случилось, па?

– Мой старый фронтовой друг попал в автомобильную катастрофу. Это неподалеку от Майами. Звонила его жена… Он еще жив. Хочет проститься…

– Ты поедешь на машине? – спросил Филип.

– До Джексонвилла. Оттуда самолетом до Майами. Я уже заказал билет. Извините, но мне надо спешить.

Он внимательно осмотрел всех, будто прощался. Задержал взгляд на старшем внуке, своем любимце, которого назвал в честь русского друга, спасшего когда-то ему жизнь [Русское имя Иван читается в английском произношении как Айвен].

– Думаю, что завтра к ужину я вернусь. Прощайте!

Вывший полковник ВВС выехал с базы Мэсситер через южные ворота. Но двинулся вовсе не в сторону города Джексонвилла, где будто бы ждал его самолет, а повернул на север, где дорога № 17 пересекала Олтомаха-ривер. Перемахнув мост, Тейлор развил предельную скорость и вскоре уже подъезжал к городу Саванна. Именно отсюда он вылетел самолетом, который взял курс не на юг, в Майами, а в противоположную сторону. В Ричмонде, штат Виргиния, полковника встретил высокий негр в форме уорент-офицера ВВС. Они молчаливо обмелялись рукопожатием и, не сказав друг другу ни слова, прошли на автомобильную стоянку. Седой негр распахнул правую переднюю дверцу точно такого же «форда», какой Тейлор оставил в аэропорту Саванны.

Едва полковник оказался в кабине, «форд» сорвался с места. Они быстро пересекли город, проехав неподалеку от знаменитого исторического памятника – церкви святого Джона. Тейлор еще подумал, что, если бы не срочный вызов, обязательно заехал бы сюда… Нет, не помолиться, полковник не был набожным человеком. Просто его крестили в этом храме, так сказать, благословили в жизнь. А теперь он хотел бы получить там иное напутствие. От господа бога? Нет, от Патрика Генри… Его дух навсегда остался в этой церкви. Ведь именно здесь огласили в 1775 году Виргинскую конвенцию, призвавшую к борьбе с английским королем, именно здесь произнес Патрик Генри знаменитые слова: «Свобода или смерть».

Но седой негр быстро вел машину по улицам Ричмонда. Он увидел, как шевельнулся его пассажир, вопросительно глянул на него: может быть, что не так…

– Свобода или смерть! – сказал негромко Ричард Тейлор.

– Совершенно верно, сэр, – улыбнулся уорент-офицер.- Понял вас, сэр…

Больше они не разговаривали.

При выезде из Ричмонда полковник загадал: «Если свернем вправо, на шоссе номер 301, то я буду завтра есть рыбу, которую добудет в океане Айвен. А если влево, на федеральную дорогу номер один…»

Обе дороги шли параллельно и вели к одной цели – в Вашингтон. Тейлор не захотел даже в мыслях прикидывать, что стоит за вторым «если».

Они свернули влево, на Первое федеральное шоссе. И тогда водитель впервые заговорил со своим пассажиром:

– Я с вами только до Фредериксбурга, мистер Сэмпсон. Там вас ждет другая машина, сэр.

Пассажир молча кивнул.

Все правильно, черт побери. Они мчатся во весь дух по Первой федеральной дороге, а во Фредериксбурге он пересядет в новый автомобиль – так диктуют законы конспирации. Завтра вечером он, Ричард Тейлор, будет есть жареную рыбу в доме сына, но сейчас его зовут «мистер Сэмпсон», и это тоже необходимо. У него были и другие имена, у полковника Тейлора, одного из руководителей тайной «Лиги седых тигров».

– Шесть месяцев осталось, – сказала Зоя Гаенкова и придвинулась к спинке сиденья командира.

Юрий Макаров повернулся к ней.

– Это вы о чем. Зоя Федоровна? – спросил он. Гаенкова вздохнула.

– До Нового года, Юрий Иванович…

Макаров хотел рассмеяться, но в последнее мгновение сдержал себя, понял, что обидит ее. Хоть он и командир, да только все равно женщина, она и есть женщина, для них впору и уставы особые писать. Непорядок это – женщина в армии, да что поделаешь… Хотя вон у тех же янки женский вспомогательный корпус составляет одну десятую часть всех вооруженных сил. У нас в армии их значительно меньше. Но, видимо, армия все-таки не место для женщин.

Не слишком ли рано думать о Новом годе? – сказал Макаров. Их «уазик» подобрался уже к реке и въезжал на мост, выстроенный недавно ракетчиками.

Да нет, просто вспомнилось кое-что, – неопределенно ответила Гаенкова и, помолчав немного, спросила: – А вы, Юрий Иванович, видели когда-нибудь, как апельсины растут на елках?

Он удивленно взглянул на женщину, пожал плечами:

– Нет, не приходилось…

Впереди показался поворот влево. Туда шла позиционная дорога, она вела к пусковой установке, и Альберт вопросительно глянул на командира.

Прямо, – сказал Макаров. – Сначала заедем на командный пункт.

Мне, знаете, что хотелось бы… – начала Зоя и не договорила. Ей показалось, что Юрий только из вежливости поддерживает разговор, ему нет дела до ее чувств, до ее любви к нему. Не нуждается Макаров, чтобы его любила еще какая-нибудь женщина, кроме одной-единственной, той, что осталась сейчас в военном городке… Лариса и только Лариса – вот кто нужен Макарову.

«А на что ты надеялась, голубушка? – спросила себя Зоя Гаенкова. – Даже если б и дрогнуло у него сердце, оп усмирил бы любое чувство ко мне. Или к другой женщине… Да ведь я и сама замужем, жена офицера. Значит, как бы смертельная зона для таких, как Макаров. Честь и долг для него дороже самой жизни. И не понять Юрию, что апельсины могут расти даже на елках…»

А Макаров думал о том, что наступает особое время, оно, конечно, войдет в историю. Человечество еще раз продемонстрирует зрелость и умение в критический момент избрать разумную альтернативу. Ведь только безумец в состоянии рассчитывать уцелеть в ядерной войне. Уж кто-кто, а он-то хорошо знает, какое ужасающее, не постижимое для человеческого воображения оружие находится в его руках. И разве только у него одного… Кажется, теперь и за океаном поняли: иного выхода, кроме полного ядерного разоружения, нет и быть не может. До конца ли поняли?

Еще несколько лет назад девяносто процентов граждан Соединенных Штатов считали, что в ядерной войне не может быть победителей, а девяносто шесть процентов утверждали – только безрассудные авантюристы могут идти на дальнейшее обострение отношений с Россией. Он вспомнил, как, оценивая новые аспекты во внешней политике Америки и России, газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Все реалистически мыслящие люди понимают, что ядерные переговоры – это не какая-то уступка русским, а объективная необходимость, порожденная нашей общей заинтересованностью в том, чтобы выжить».

«Именно так, – мысленно произнес Юрий Макаров, – выжить. Другого не дано. Люди планеты повсеместно ощутили: человечество дошло до порога, за которым война становится самоубийством для того, кто рискнет ее развязать…»

Зеленый «уазик» мчал их к развернутой ракетной установке, которой надлежало вскоре исчезнуть как боевой единице РВСН. И командир части вспоминал, как вовсе не просто приняли он и его коллеги весть о подписании Вашингтонского договора по ракетам средней и меньшей дальности. Юрий Макаров не служил в подразделениях, вооруженных СС-4 и СС-20, их по старой привычке звали в войсках «пистолетчиками». Сразу после училища Макаров попал на другие комплексы. О них разговор в 1987 году пока только начинался… А судьба РСД была уже решена. После ратификации Договора в конгрессе Соединенных Штатов и Верховном Совете СССР по сто ракет убрали путем их запуска, а остальные принялись планомерно уничтожать, ибо дело это оказалось далеко не простым. Ведь помимо самих развернутых «изделий» ликвидации подлежали ракетные вспомогательные объекты, перепрофилировались и заводы-изготовители.

Еще во время переговоров американцы настаивали, чтобы мощные тягачи для СС-20 были разрезаны по оси и превращены в металлолом. Это было бы неоправданным вандализмом, возражали русские эксперты. Зачем губить добрые машины, на которых можно перевозить, например, лес или газовые трубы…