Затем он увидел богиню, портрет богини, висевший над камином из белого камня. Блондинка с хмурым ртом, в белом вышитом платье, опасно обнажающем пышную грудь.

— Ух ты!

— Это Энджи. — сказала Эмма, автоматически сморщив нос. — Жена Пи Эм.

— Ага. — У Майкла возникло странное ощущение, что глаза следят за ним. — Я… э… видел ее последний фильм. — Правда, он умолчал об эротических снах, которые донимали его после этого. — Она действительно нечто!

— Да, она такая.

Даже в свои неполные тринадцать Эмма понимала, что означает это «нечто». Нетерпеливо дернув Майкла за руку, она пошла дальше.

Комната, в которой они оказались, была единственным помещением в доме-мавзолее, где Эмма чувствовала себя нормально и где, как она полагала, бедному Пи Эм позволили выразить свой вкус. Здесь наконец появился цвет, смешение голубых, красных и солнечно-желтых красок. Полку над камином украшали музыкальные призы, на стенах висели золотые диски. У окна стояли два пышных лимонных дерева, которые Пи Эм сам вырастил из косточек.

Брайан сидел за старинным кабинетным роялем, принадлежавшим кинозвезде, чье имя не могла запомнить Эмма. Рядом сидел Джонно с обычной своей французской сигаретой. Пол был усыпан листами бумаги, на столике пузырилась лужица разлитого лимонада.

— Сохраним этот ритм в течение всего перехода, — говорил Брайан, выбивая аккорды. — Быстрый ритм с наложенными струнными и трубами, но доминирующей будет гитара.

— Отлично, но ритм не тот.

Джонно смахнул с клавиш руки Брайана, и бриллианты весело подмигнули, когда его пальцы побежали по клавиатуре.

— Ненавижу тебя, когда ты прав, — сказал Брайан, доставая сигарету.

— Папа.

Его улыбка тут же поблекла, едва он увидел Майкла.

— Эмма, ты должна была позвонить, если хотела вернуться раньше.

— Знаю, но я встретила Майкла, — сказала та, очаровательно сверкнув ямочкой. — Меня смыло с доски, и он помог мне. — Поскольку ей хотелось ограничиться только этим, Эмма поспешно добавила: — К тому же я подумала, что тебе будет приятно снова увидеть его.

Брайан со странной неприязнью отметил, что его девочка, его маленькая девочка стоит, держа за руку юношу, почти мужчину.

— Снова?

— Ты не помнишь? Отец приводил его к вам на репетицию. Его отец, полицейский.

— Кессельринг. — У Брайана свело живот. — Ты Майкл Кессельринг?

— Да, сэр. — Майкл не знал, прилично ли ему протягивать руку музыкальному гиганту, поэтому лишь вытер ладони о трусы. — Мне было тогда одиннадцать. Это было здорово.

Брайан привык находиться на сцене, в свете прожекторов, и это помогло ему скрыть боль. Он смотрел на Майкла, высокого, смуглого, крепкого, но видел не сына Лу Кессельринга, а своего погибшего мальчика, каким тот мог бы стать. Однако, вставая из-за рояля, он улыбнулся:

— Рад снова видеть тебя. Ты помнишь Майкла, Джонно?

— Конечно. Ну что, ты уговорил отца на электрогитару?

— Да, — ухмыльнулся польщенный Майкл. — Какое-то время я брал уроки, но мне сказали, что я безнадежен. Теперь немного поигрываю на губной гармошке.

— Эмма, почему бы тебе не угостить Майкла колой? — Брайан указал на диван, и на его пальце блеснуло обручальное кольцо. — Садись.

— Я не хотел бы прерывать вашу работу.

— Мы живем для того, чтобы нас прерывали, — ответил Джонно, смягчая сарказм улыбкой. — Что ты думаешь об этой песне?

— Она великолепна, как все, что вы делаете.

— Какой умный мальчик, Брай. Может, оставим его при себе? — усмехнулся Джонно.

Майкл улыбнулся, не уверенный, следует ли ему смутиться.

— Нет, правда. Мне нравятся все ваши вещи.

— А диско?

— Дрянь.

— Очень умный мальчик, — решил Джонно. — Как вы встретились с Эммой на пляже? — Он продолжал говорить, зная, что Брайану требуется время, чтобы привыкнуть к приятелю дочери.

— У нее возникли некоторые сложности с волной, и я помог ей выбраться на берег. — Майкл обошел инцидент с мастерством подростка, знающего, как перехитрить взрослых. — Она в очень хорошей форме, мистер Макавой. Просто нужно больше тренироваться.

Брайан выдавил еще одну улыбку и взял стакан теплого лимонада.

— Ты много времени уделяешь серфингу?

— Использую каждую возможность.

— Как твой отец?

— Нормально. Он теперь капитан.

— Слышал. А ты, должно быть, закончил школу.

— Да, сэр. В июне.

— Будешь продолжать?

— Вообще-то да. Отец рассчитывает на это.

Достав сигареты, Джонно машинально предложил Майклу. Тот взял, но после первой затяжки у него свело желудок.

— Значит, — немного развеселившись, спросил Джонно, — собираешься идти по стопам отца? Кажется, у вас называют копов плоскостопыми?

— О! — Майкл отважился на еще одну слабую затяжку. — Вряд ли я создан быть полицейским. Вот отец в этом деле мастер. Очень упорный, как было с делом вашего сына. Он годами продолжал работу над ним, даже после того, как его закрыли. — Майкл осекся, испугавшись, что завел об этом речь, и тихо закончил: — Он такой целеустремленный.

— Да, конечно.

Несколько успокоившись, Брайан улыбнулся очаровательной улыбкой, за которую его любили поклонники. Жаль, что он не добавил в лимонад рому.

— Передай ему мои лучшие пожелания, хорошо?

— Ясное дело.

Майкл облегченно вздохнул, когда вошла Эмма, неся поднос с напитками.

Час спустя она провожала его к машине.

— Хочу поблагодарить тебя за то, что ты не сказал папе о моей сегодняшней неудаче.

— Пустяки.

— И все же. Папа очень… беспокоится. — Эмма взглянула на высокую каменную стену. Куда бы она ни приезжала, всюду были стены. — Наверное, если бы он мог, то поместил бы меня под колпак.

Желание погладить ее по голове оказалось таким сильным и таким неожиданным, что Майкл успел поднять руку, но, осознав это, провел ею по своим волосам.

— Должно быть, он тяжело переживает случившееся с твоим братом, и все такое.

— Отец ужасно боится, что кто-нибудь попытается похитить и меня.

— А ты?

— Нет. Рядом всегда телохранители, поэтому никто меня не тронет.

Ухватившись за ручку дверцы, Майкл смущенно топтался на месте. И вовсе он в нее не втюрился, ничего подобного. Она еще ребенок.

— Может, встретимся завтра на пляже?

— Может быть. — В груди Эммы учащенно забилось сердце женщины.

— Я показал бы тебе несколько приемов обращения с доской. Чтобы улучшить технику.

— Замечательно.

Майкл сел в машину и долго возился с ключом, прежде чем завел двигатель.

— Спасибо за колу и все остальное. Было очень приятно встретиться с твоим отцом.

— До свидания, Майкл.

Он наконец тронулся с места и едва не заехал на газон, поскольку смотрел в зеркало заднего вида на Эмму.

Он ходил на пляж каждый день, но в то лето больше ее не видел.

Еще час до отбоя. Час до того, как сестра Непорочница зашаркает тапочками по коридорам, сунет нос в каждую комнату, проверяя, что музыка выключена, а одежда аккуратно висит в шкафу.

— Уже онемели?

— Кажется, нет.

Марианна притопывала в такт песне Билли Джоэла. Да, Билли прав. Девочки-католички начинают слишком поздно.

— Эмма, ты держишь лед на ушах двадцать минут. Ты отморозишь их.

Холодные струйки текли по рукам, но Эмма продолжала крепко прижимать лед к ушам.

— Ты уверена в том, что делаешь?

— Разумеется.

Покачивая бедрами, Марианна подошла к зеркалу, чтобы насладиться видом золотых шариков в недавно проколотых ушах.

— Я следила за каждым движением моей кузины, — сказала она и добавила с немецким акцентом: — И у нас ест фесь инструмент. Лет, иголька. Картофелину мы стащили на кухне. Два быстрых движения — и твои интересные ушки станут красивыми.

Эмма не отрывала глаз от иголки, пытаясь найти выход, который сохранит нетронутыми и ее уши, и ее гордость.

— Я еще не спрашивала разрешения у папы.