Она задрожала, но ошибочно приняла свое горе за злость.

— Не собираешься ли ты сказать мне, что не спал с ней?

— Нет, не собираюсь.

— Тогда нам больше нечего обсуждать.

— Эмма! Черт, все случилось помимо моей воли. Я хочу поговорить с тобой, но не по этому проклятому телефону. Надеюсь поменять дежурство и прилететь на пару дней.

— Я не стану встречаться с тобой.

— Пожалуйста, Эмма!

— Нет смысла, Майкл. Ты волен быть с тем, с кем пожелаешь. Если хочешь, прими мое благословение. А я собираюсь оставить все это в прошлом, и встреча с тобой не входит в мои планы. Понимаешь?

— Да. — Наступило долгое молчание. — Кажется, понимаю. Всего хорошего, Эмма.

— Спасибо, Майкл. До свидания.

Она снова заплакала. «Реакция», — сказала она себе. Запоздалая реакция на жуткую сцену с Блэкпулом. А Майклу она желает всего хорошего, правда. Черт побери его и всех мужчин.

Эмма заперла дверь, включила радио на полную громкость и, сев на пол, зарыдала.

Квартира выглядела так, словно по ней пронесся ураган. Повсюду валялись газеты, журналы. На полу лежали две ярко-красные сумки, одна босоножка того же цвета и пластинки. Выбрав одну, Эмма поставила ее на проигрыватель и с улыбкой вспомнила, что Марианна слушала Арету Франклин, когда неистово собирала вещи. Неужели они расстались почти на год?

Эмма подняла с пола шелковую блузку и красную шляпу. Марианна не смогла отказаться от возможности учиться в Париже, в Школе изящных искусств. Эмма радовалась за подругу, хотя ей было очень грустно стоять одной в опустевшей квартире.

С улицы доносился шум транспорта, студентка консерватории, жившая по соседству, разучивала арию из «Женитьбы Фигаро». Глупо, наверное, быть одинокой в Нью-Йорке, но Эмма чувствовала себя именно так.

К счастью, это ненадолго, ей тоже пора собираться. Через два дня она будет в Лондоне и отправится в турне вместе с «Опустошением». На этот раз в качестве официального фотографа. «Причем добилась признания собственным трудом», — подумала Эмма, втаскивая на кровать первый чемодан. Отец попросил ее сфотографировать группу для обложки альбома «Потерял солнце», и простой черно-белый снимок имел такой успех, что даже Пит прекратил бубнить о семейственности. А когда Эмме предложили сделать фотографии для следующего альбома, он уже не сказал ни слова против.

Она испытала большое удовлетворение, поскольку именно он, менеджер группы, сам пригласил ее в турне. Естественно, с полным обеспечением и плюс жалованье. Раньян недовольно бормотал что-то насчет коммерциализации искусства, но быстро успокоился.

Лондон, Дублин, Париж (с кратким визитом к Марианне), Рим, Барселона, Берлин. Не говоря о мелких городах. Европейское турне рассчитано на десять недель, а после него Эмма наконец сделает то, о чем мечтала почти два года: откроет собственную студию.

Не найдя свой кашемировый костюм, девушка поднялась наверх, где очаровательно пахло скипидаром и духами «Опиум». Марианна оставила комнату в полном беспорядке, какой, впрочем, царил там почти всегда. Кисти, ножи, куски угля распиханы повсюду, начиная от банок из-под майонеза и кончая дрезденскими вазами. Вдоль стены пьяно толпились холсты; пестрые рабочие блузы, покрытые еще более яркими пятнами краски, валялись на столах и стульях.

На мольберте у окна стояла чашка, содержимое которой Эмма даже не решалась исследовать. Покачав головой, она направилась в ту часть студии, где располагалась спальня чуть больше алькова. Кровать с резными спинками была зажата между двумя столами. На одном стояла лампа, на другом — полдюжины свечей различной длины.

Постель, конечно, не убрана. Марианна принципиально отказывалась это делать с тех пор, как они покинули пансион. В шкафу Эмма обнаружила свой черный костюм. Он висел между кожаной юбкой и майкой с надписью «Я люблю Нью-Йорк», порванной у рукава.

Эмма села на смятую постель.

Господи, как ей будет не хватать Марианны! Они делились всем: шутками, слезами, проблемами. У них не было друг от друга тайн. Кроме одной. Даже сейчас при воспоминании об этом она поежилась.

Эмма не рассказала подруге о Блэкпуле. Вообще никому. Хотя собиралась это сделать, когда Марианна вернулась домой пьяная, со счастливой уверенностью, что Блэкпул предложил ей выйти за него замуж.

— Роберт подарил мне вот это. — Она похвалилась бриллиантовым сердечком на золотой цепочке. — Чтобы я не забыла его, пока он работает в Лос-Анджелесе над новым альбомом.

— Красиво, — выдавила Эмма. — Когда он уезжает?

— Улетел сегодня вечером. Я проводила его в аэропорт и потом целых полчаса сидела на автостоянке и ревела, как девчонка. Глупо. Он вернется. — Марианна бросилась ее обнимать. — Он предложит мне выйти за него. Я знаю.

— Выйти за него? — ужаснулась Эмма, вспомнив прикосновение рук Блэкпула. — Но он ведь… как…

— Я поняла это по тому, как он прощался со мной, как смотрел на меня, когда дарил это украшение. Господи, Эмма! Чуть не пришлось умолять его взять меня с собой. Но мне хочется, чтобы он сам пригласил. Он это сделает. Я знаю.

Разумеется, Блэкпул этого не сделал.

Марианна просиживала у телефона бее вечера, после занятий неслась домой, чтобы посмотреть почту. От Блэкпула не было ни слова.

А три недели спустя прозвучали первые намеки, объясняющие его молчание. Сначала по радио. Потом телевидение показало сюжет: Блэкпул в неизменной черной коже сопровождал молодую знойную брюнетку в один из голливудских клубов. Затем в это вцепились газеты.

Первой реакцией Марианны был смех. Она попыталась связаться с Блэкпулом. На звонки он не отвечал. В «Пипл» появилась статья о нем и его новой любовнице. Марианне отвечали, что мистер Блэкпул отдыхает на Крите. Вместе с брюнеткой.

Ни до, ни после Эмма не видела подругу настолько угнетенной. Она почувствовала громадное облегчение, когда Марианна наконец вырвалась из слезливой депрессии и прокляла Блэкпула с такой искренностью, от которой у Эммы стало тепло на душе.

Затем она торжественно швырнула в окно его подарок, и Эмма понадеялась, что в это время по улице проходила какая-нибудь остроглазая старушка.

Марианна окунулась в работу, наверстывая упущенное. Художник ничего не стоит, если он не страдал.

Эмме оставалось только пожелать, чтобы и она сама так же легко все забывала. Но она всегда будет помнить слова Блэкпула. В отместку она сожгла его снимки и даже негативы.

Ее проблема в том, что она слишком хорошо все помнит. Это и проклятие, и одновременно благо, что она видит случившееся год и много лет назад так же отчетливо, как свое отражение в зеркале.

За исключением той ночи, которая является ей только в туманных сновидениях.

Забрав свои вещи, Эмма спустилась вниз. Услышав звонок, она нахмурилась. Странно, всем известно, что Марианна уехала, и она сама уже одной ногой за дверью.

Эмма нажала кнопку домофона:

— Да?

— Эмма? Это Люк.

— Люк! — обрадовалась она. — Заходи.

Эмма забежала в спальню, кинула на кровать вещи и поспешила назад, успев встретить гостя, выходящего из лифта.

— Привет. — Она крепко стиснула ему руку, немного удивленная его отстраненностью. — Не знала, что ты в городе.

Отступив, Эмма оглядела его, и ей пришлось сделать усилие, чтобы сохранить на лице улыбку. Люк выглядел ужасно: бледный, с запавшими глазами, исхудавший. Последний раз они виделись, когда он отправлялся в Майами. Новая работа, новая жизнь.

— Я вернулся пару дней назад. — Губы у Люка дрогнули, но улыбки не получилось. — Ты все хорошеешь, Эмма.

— Спасибо. — Его рука показалась ей ледяной, и она машинально погладила ее. — Проходи, садись. У меня должно быть неплохое вино.

— Бурбон есть?

Эмма снова удивилась. За все годы их знакомства Люк не пил ничего крепче «Шардоне».

— Не знаю. Посмотрю.