Джилли картино раскинулась на постели, рыжеватые волосы разметались вокруг лица. Он опустился рядом. Да, несмотря на свою сволочную суть, Джилли чертовски красива. Он стиснул ей груди — розовые соски напряглись от его тяжелых прикосновений. Он стал легко касаться их языком и зубами — все сильней, нетерпеливей.

— Ты разве не поцелуешь меня? — шептала она в истоме.

— Нет, — грубо ответил он. — Если хочешь романтической любви при свечах и прочей фигни — ступай домой к мужу.

С каждым поцелуем Джордан все яростней приникал к ее груди — Джилли, возбуждаясь, просила:

— О, ты слишком усердствуешь, пожалуйста, нежнее, мне больно, Джорди.

Джордан будто не слышал ее и продолжал терзать ее грудь, надеясь, что вот-вот наступит оргазм. Джилли уже стонала. От страсти? От боли?

— Джордан, умоляю тебя…

Он поднял голову и посмотрел на нее. Нет, нет, хоть умри! Он бессилен?! Смешно подумать! Его душила ярость. Сейчас он ненавидел Джилли, хотел причинить ей боль. Джордан опустил руку вниз, пальцы — туда, между ног — ну, партнерша, шлюха, стерва, кончай же скорее. Джилли стонала и кричала, молила: «Возьми меня скорее, возьми!» Но Джордана не оставляло бессилие. Мертвенная усталость вдруг накатила на него, и, шатаясь, он сполз с кровати. Изумленная Джилли смотрела, как он собирал ее разбросанную одежду. Кинув охапку на кровать, Джордан вдруг заорал:

— Убирайся отсюда! Одевайся! Чтоб духу твоего здесь не было!

Глаза его горели безумием, Джилли, вся дрожа, одевалась.

Наконец, не оглянувшись, она выскочила из номера. Когда дверь закрылась за ней, Джордан устало плюхнулся на кровать, схватился за голову. Какая боль! И зачем он впустил ее? Вычеркнул из жизни — этого и надо держаться.

Джордан посмотрел на свой вялый и беспомощный пенис. Вдруг ему до слез стало жаль себя — подобное случилось с ним впервые. Почему?

Неужто так будет и впредь?

— Ну, как твои дела? — спросила Габи.

— Мои дела — это мои дела. И не задавай мне вопросов, — зло ответил Джордан.

Рядом с Габи и Джорданом стояли два незнакомца и наблюдали за Лэнсом: он снова упустил мяч.

— Он как будто не в себе, — заметил Джордан.

— Но ведь Лэнс всегда был прекрасным игроком…

— Но, черт побери, вы же видите, как он раз за разом мажет.

— Мне кажется, любой игрок иногда теряет форму.

— Наверное, вы правы, — Джордан слушал собеседника невнимательно.

Перерыв между периодами закончился, игроки вернулись на поле. Джордан сразу же обратил внимание на новую лошадь Лэнса: что-то чересчур она резвится, пытается сбросить седока, несколько раз ей это почти удавалось. Лэнс заметно нервничал. Стоявший рядом с Джорданом Карло отметил:

— По-моему, неприятностей у него прибавилось.

Джордан кивнул.

— Да. Хотя и так их было немало.

— На лошадку остается только воздействовать кнутом.

— Посмотрим, что из этого получится.

Пока они обсуждали действия седока, норовистая лошадка понеслась, шарахаясь из стороны в сторону; Лэнс болтался в седле, как беспомощная кукла. Лошадь вдруг резко повернула — и Уитни рухнул на землю. Джордан ждал, что Лэнс встанет, но тот не поднимался, кажется, он вообще не может двинуть ни рукой, ни ногой;

— Ну что за день сегодня! — воскликнул в сердцах Карло.

Два незнакомца спешили к Лэнсу на помощь. Карло протискивался сквозь плотное кольцо болельщиков, окруживших пострадавшего. Джордан, вместе с конюхом, который вел под уздцы лошадь Лэнса, подошел к боковой линии. Удивительно, но, сбросив седока, животное успокоилось. Все ясно: под седло кто-то вставил маленький острый кусочек жести. Стоило Лэнсу сесть в седло — если еще учесть его вес! — жесть тут же вонзилась в круп лошади.

«Интересно, кто мог на такое пойти? Тут Явно чей-то злой умысел. Но зачем, почему?» — задавал себе вопрос Джордан.

Все эти дни Джордан тренировался с особым усердием. Но игра не могла полностью увлечь его. С поля он уходил расстроенный, неудовлетворенный, а играл, будто сам дьявол сидел в седле.

Развлечений Джордан избегал и все свободные вечера проводил на конюшне. Его любимая лошадь вовремя не была доставлена из Штатов — все эти карантинные комиссии, таможенные границы… Зато он смог выбрать себе аргентинскую лошадку — из самых лучших. С лошадками хорошо: ни тебе разбитых сердец, ни лишних слов. «Может, все к лучшему, что так все получилось», — утешал себя Джордан.

— Эх ты, мой красавец, сын степей! Тебе сыграть бы… — ласково шептал Джордан поджарому гнедому жеребцу. Красавца в игру не брали — берегли для сохранения чистоты породы.

— Обхаживаешь его не хуже любящей кобылки. Ну и компанию нашел. — На пороге конюшни стоял Лэнс.

— Моя компания — это мое личное дело, и не суй-ка сюда нос!

С тех пор как они приехали в Буэнос-Айрес, Лэнс находился в плохом расположении духа. О причинах не говорил, особенно молчаливым стал в последнее время, а Джордан не торопился его расспрашивать.

— Да, конечно, извини. — Лэнс присел на копну сена.

— Паула не обрадуется, если увидит тебя в таком настроении.

— Она вообще меня больше не увидит, — мрачно сказал Лэнс.

— Ты что-то нехорошее узнал о ней?

— Да нет, не это! — Лэнс покачал головой. — Я узнал от ее адвоката — она подала на развод.

— Почему? — Джордан знал, что между Лэнсом и женой возникли сложности, но не предполагал, что дело дошло до развода.

— Все очень просто, дружище. Она не хочет больше быть моей женой. — Лэнс отвинтил крышку и сделал большой глоток из фляжки.

— А с ней не пора тебе развестись? — Джордан кивнул на фляжку.

— Нет, только вошел во вкус. — Лэнс опять приложился к горлышку.

— Значит, не хочешь разводиться?

— Конечно, не хочу… Послушай, Джордан. Мы с тобой чудные какие-то — заставляем женщин нас бросать. Ты просто кретин, если позволил уйти Слоун. После той сучки, Джилли, нашел что-то приличное…

— Я не сделал ничего такого, из-за чего Слоун могла бы уйти, — прервал его Джордан. Невидящими глазами он уставился в темноту. — А потом, кто она мне, чтоб удерживать при себе?

— Так тебе все равно? — Лэнс хмыкнул. — Может, сядешь на мое место, лучше соображать будешь?

— Взгляд со стороны, учти, часто бывает обманчивым… — Джордан снова пошел к своей лошади.

— Дружище, послушай моего совета. В таких делах я собаку съел. Десятое место в мировом рейтинге — штука неплохая, что и говорить. Да и вообще, твой уровень — лестно любому мужчине, но ночью это не согреет и женской любви не заменит. Подумай, бродить по свету одиноким мерином и ждать, когда самцы помоложе прогонят тебя из конюшни или загрызут в стойле… Прости, Джордан, но я позволяю себе так говорить, потому что сам прошел через это. Или нечто подобное. А ты уж сам решай…

— Благодарю, доктор, вас за рецепты. Если меня снова прихватит, обязательно позвоню вам. — Не желая больше слушать поучений, Джордан покинул конюшню.

Лэнс же уходить не спешил; он отпил еще глоток из фляжки, неторопливо извлек из кармана пузырек, в котором гремели красные пилюли, бросил одну во фляжку, взболтал. «Если бы это могло облегчить мою боль», — подумал Лэнс, делая последний глоток.

Нью-Йорк, сентябрь 1986

— Знаешь, мне кажется, что этот эпизод запросто можно сократить, — Адриена делала свои редакторские замечания, а Слоун заносила их в желтый блокнот. — Но тут, смотри… — Адриена вдруг увидела, что Слоун не слышит ее. — Может, отложим пока…

Слоун не ответила, по-прежнему безучастная ко всему. Адриена покачала головой. Что происходит с подругой? Вернулась из Франции сама не своя. Деятельная Адриена поняла, что наконец наступило время для решительных поступков.

— Ты меня, конечно, извини за прямоту, Слоун, но я скажу тебе откровенно: считаю эту твою вещь слабой и хуже — безнадежной. Лучше просто забыть о ней. — Адриена говорила убежденно. В ее искренности нельзя было сомневаться. — Что ты скажешь?