— Все хорошо, радость моя, — шептал он, поглаживая ее по волосам. — Ничего, поплачь…
— Как он умер, Марти?
Они лежали на кровати в его спальне, оба одетые. Марти держал Джейми в объятиях, как будто она была маленькой заблудившейся девочкой. Так оно и есть, подумал он, гладя ее по голове. Он уговорил ее остаться, зная, как трудно ей сейчас быть одной. Да, в такие минуты и не следует оставаться одной.
— Марти?
Звук ее голоса мгновенно вернул его к действительности.
— Да?
Она повторила вопрос:
— Как умер мой отец?
— Его убили во Франции — только я не знаю, где именно, — в семьдесят пятом году, — начал он. — Подробностей я тоже не знаю, но, похоже, его разоблачил вражеский агент. Похоронен на кладбище в Ницце. — Он помолчал. — Я понимаю, как тебе тяжело, дорогая, но здесь уже ничего не поделаешь. Просто нужно забыть и… — Он остановился.
Лежа на его груди, Джейми слышала, как судорожно он вздохнул.
— И заняться собственными делами, — закончила она. — Да.
— Не могу, — тихо призналась она. — Пока не могу.
Джейми открыла глаза и зажмурилась, ослепленная ярким утренним светом, льющимся в окна. Она подняла руку, чтобы заслониться от солнца, и тут же почувствовала, что Марти в постели нет. Она резко села, с натугой припоминая, что случилось минувшей ночью. Ее снова накрыло страшной, разрушительной волной правды… Неожиданные открытия Марти, документы, которые удостоверяли деятельность ее отца в качестве правительственного агента за границей, известие о его смерти. Дурной сон, просто дурной сон, сказала она себе. На самом деле ничего этого не было. Ничего не могло быть.
Она откинула волосы со лба и взглянула на часы, тикавшие на ночном столике. Без четверти одиннадцать. Должно быть, Марти уже ушел. Она начала было подниматься, но снова рухнула в постель. Голова гудела, в висках стучало. Как барабанный бой, подумала она горестно. Какое-то время она, откинувшись на подушки, сидела, обхватив голову руками, пытаясь унять боль. Боль от правды.
Потом все-таки медленно встала и поплелась к двери. Господи, как будто по ней прошлись отбойным молотком! Она осторожно потерла шею, выходя из спальни. Марти не было, но это ее не удивило — его рабочий день обычно начинался очень рано, еще до рассвета он приезжал на студию.
Удивило другое, почему он не разбудил ее? Хотя, вероятно, он решил, что она не в состоянии идти сегодня в редакцию, — это показалось ей единственным разумным объяснением, если таковые вообще были. И в самом деле она не знала, сможет ли теперь вообще кого-то видеть. И проверять не было желания. Но надо позвонить, предупредить, чтобы ее сегодня не ждали. Поэтому Марти и не разбудил ее, понимая ее состояние.
Лучше позвонить сразу, подумала она, тяжело вздыхая. Зная Бена Роллинза, нетрудно было предположить, что он уже пустился на ее поиски. Подсаживаясь к столу, она увидела, что на автоответчике горит красная лампочка. Она не слышала телефонного звонка, правда, она была далеко от телефона. Но кто бы ни звонил, он звонил уже после ухода Марти — или тот решил не подходить к телефону?
Она немного поколебалась: следует ли прокрутить запись. Может быть, там что-то важное. Она узнает и позвонит Марти в студию. Все равно она хотела говорить с ним. Только его голос мог бы ее сейчас успокоить.
А возможно, звонил сам Марти. Впервые, после того как они провели ночь вместе, он звонил, чтобы поговорить с ней. Последняя ночь, такая для нее мучительная, сблизила их гораздо больше, чем все предыдущие. По крайней мере, хоть что-то хорошее произошло этой ночью, угрюмо подумала она, нажимая кнопку автоответчика.
Звонил не Марти, и голос Джейми не узнала. Звонивший мужчина говорил приглушенно, как будто хотел изменить голос. «Кэнтрелл, тебе было велено связаться со мной еще вчера, паршивый ублюдок. Черт побери, лучше тебе не играть со мной, ты плохо знаешь, с кем ты имеешь дело. Сегодня же позвони мне, ясно? Мне надо знать, удалось ли тебе ее надуть…»
Джейми вырубила автоответчик и с любопытством уставилась на него. Сообщение звучало почти угрожающе. Не попал ли Марти в беду? И о ком упоминал звонивший мужчина? И почему «ее» надо было надувать? И что за срочность, чтобы звонить этому типу немедленно?
И почему звонивший не назвал своего имени?
Вернувшись домой, уже под вечер, она старалась не вспоминать об этом случае. Нервы у нее сейчас были так напряжены, что из каждой мухи она готова сделать слона. Возможно, это был какой-нибудь розыгрыш, или что-то совсем не такое важное, как она вообразила. Она даже облегченно вздохнула, когда, позвонив, чтобы рассказать ему о звонке, не застала Марти на студии. В его глазах она выглядела бы, наверное, круглой дурой, хотя и была уверена, что он понял бы ее. В конце концов при его профессии нет ничего странного, что ему во всякое время суток звонят разные чудики. Этот тип на пленке — вероятно, просто исполнитель какой-то роли в телесюжете.
Я и впрямь схожу с ума, подумала она, рассеянно проглядывая почту. Но после вчерашней ночи, после того, что рассказал ей Марти о ее отце, она уже вообще не знала, можно ли кому-нибудь верить. Все теперь казалось ей реальным и возможным. Как случилось, спрашивала она себя, что отец, который был ей ближе всех людей на земле, вел эту невероятную двойную жизнь так, что ни единая душа не догадывалась об этом?
Папочка… как же так? — точил ее вопрос.
Слеза из уголка глаза скатилась по щеке, как только она вспомнила об отце и о том, как он бесследно исчез из ее жизни.
Вечером ей никуда не хотелось идти, но Марти уговорил ее. «Я думаю, что тебе так будет лучше», — доказывал он ей по телефону. И когда он появился в ее дверях час назад, даже не заглянув после работы к себе, — он не дал ей и рта открыть, чтобы возразить.
— Не можешь же ты вдруг отгородиться от всего мира!
— Можно попытаться, — отозвалась она.
— Не дури. Пойдем — увидишь, все будет отлично, — настаивал он.
Все-таки ему удалось ее уговорить. Но теперь, стоя под душем, под стекающими по ее шее и плечам струями горячей воды, она поймала себя совсем на других мыслях. Конечно, она знала, что Марти только о ней и думает, но одновременно прекрасно понимала, что сейчас она ему не компания. Больше всего на свете ей хотелось поскорее забраться в постель — одной — и спрятаться под одеялом со своей болью, пока она не пройдет. Если она вообще когда-нибудь пройдет.
Она выключила воду и вышла из душа, сняв с крючка полотенце, обернула им мокрую голову наподобие тюрбана, а вторым полотенцем принялась вытираться. Одеваясь, она придумала, как сделать по-другому: заказать пиццу домой, Марти мог бы провести ночь и здесь, если захочет. Так было бы куда лучше, решила она, проходя в шлепанцах через спальню.
В дверях она услышала доносившийся с другого конца комнаты голос Марти и остановилась. Через открытую дверь она видела, что он стоит у стола, спиной к ней, и говорит по телефону.
— Я показал ей все, что вы мне дали. — Он говорил тихо, но взволнованно. — Да! Нет… она пока не готова бросить все это. Ей хочется знать все, и она не успокоится, пока не добьется своего. Что? Да, я знаю, как все это серьезно, знаю. Хорошо, черт возьми! Я с ней поговорю. Ладно. — Он опустил трубку на рычаг и повернулся: Джейми как раз входила в комнату.
Он нахмурился:
— Разве ты не в ванной?
— Я вышла минуту назад. — Она кивнула на телефон. — С кем это ты говорил?
— Так, работа, дела, — солгал он.
— Да? А мне так не показалось! — Она шагнула к нему.
— Говорю тебе, — объяснил он, — я нашел человека, чтобы взять интервью, и вот все срывается.
— Скажи правду, Марти. Уж хотя бы ты не ври мне!
Он заколебался, понимая, что выдумывать можно и дальше, но он не в состоянии обманывать ее.
— Я разговаривал с тем типом, что дал мне досье твоего отца, — признался он наконец.