Отец засмеялся.
— Ну, разумеется, принцесса, — потрепал он ее по волосам. — Я лишь хотел сказать…
— Можно посмотреть? — нетерпеливо попросила она.
— Если хочешь, давай, посмотрим вместе.
Она радостно кивнула. Посадив ее к себе на колени, он открыл альбом с большими фотографиями чудесной, романтической свадьбы. Для Джейми они были как картинки из книжки волшебных сказок — принцесса и ее великолепный принц.
— Какая мама была красивая, правда? — завороженно произнесла Джейми.
— Она и сейчас красивая, солнышко, — возразил он очень мягко.
— Она гораздо симпатичнее, когда улыбается, — решила Джейми и для убедительности ткнула маленьким пальчиком в одну из фотографий. Потом, нахмурившись, посмотрела на отца: — Но теперь она почему-то не улыбается.
Отец покачал головой.
— Да, принцесса, — ответил он, покачивая ее на колене. — Твоя мама заболела и поэтому перестала улыбаться.
— И теперь она умрет, да, папочка? — спросила она, и ее мордашка сморщилась от огорчения.
Он был ошарашен ее вопросом.
— Нет, солнышко, ну, конечно же, нет!
Но он ошибся. Мамы не стало ровно через две недели.
Уже смеркалось, когда Джейми улизнула со свадебного пиршества, с облегчением влезла в джинсы и майку и полетела на своем «джипе» обратно на Манхэттен. Выруливая по скоростному Лонг-Айлендскому шоссе, она поймала себя на мысли, что думает о доме на Саунд-Бич, где она выросла. Когда она ушла оттуда? Лет шесть назад? Несмотря на все, что там случилось и стало причиной ее внезапного отъезда, она скучала по старому, беспорядочно выстроенному дому. Там прошли лучшие годы ее жизни. Интересно, изменилось ли там что-нибудь после ее отъезда?
Повинуясь безотчетному порыву, она свернула на 21-ю дорогу и покатила на Саунд-Бич. Крутясь по спиралям шоссе, идущего по Лонг-Айленду вдоль залива, она решила, что здесь ничего не изменилось. Да и дома те же, хотя, возможно, за это время они и сменили хозяев. Семьи многих детей, с которыми она когда-то играла, разъехались, да она почти и не встречалась с ними, поступив в 1974 году в Принстон.
Она оставила свой «джип» на стоянке недалеко от ворот во владения Линдов и вылезла, чтобы оглядеться. Взобравшись на белую ограду, она всматривалась в свой дом, стоявший отсюда всего в нескольких сотнях ярдах. Похоже, внешне он не изменился, хотя его было плохо видно. Там все еще жили Харкорты. В ее доме. Она могла бы выкинуть их, как только раскрылся их обман, но потом махнула на них рукой. Это было пустым вздором в сравнении с болью, которую она испытала в тот апрельский день и которая не оставляла ее до сих пор. Главным тогда для нее было убраться от них как можно дальше.
Но почему они так вцепились в этот дом? Вот что ее интересовало. Они всегда уверяли, что приехали сюда только затем, чтобы присматривать за ней после «смерти» ее отца. Но ведь отец не умер, размышляла Джейми, и давний гнев снова захлестнул ее душу. Она вспомнила тот день, когда нашла на чердаке походный рундук отца, битком набитый письмами и подарками от него. Они не позволяли ей даже взглянуть на них. Если он жив, почему они хотели заставить ее поверить в его смерть? И ради чего они с такой дьявольской изощренностью пресекли все его попытки связаться с ней?
Ее всегда волновали вопросы, на которые она не находила ответа. Так ее мучало, что Джозеф и Элис Харкорты не доводились ей тетей и дядей. Почему она все время чувствовала это? Что же, может, и жаль, что так. Джозефа она всегда любила, да и он хорошо к ней относился в отличие от Элис. Он хоть старался понять ее и даже, как ей казалось, раскаивался в том горе, которое они ей причинили. Но Элис она никогда не доверяла, и тогда, на чердаке, поняла почему. Она врала всегда и во всем — так почему Джейми должна ей верить, что они состоят с ней в родственных отношениях?
Вспоминая прошлое, Джейми понимала, что Джозеф иногда пытался что-то объяснить ей, правда, не называя вещи своими именами, убеждал ее не забывать отца, верить тому, что подсказывает ей сердце. Может быть, он не решался ей сказать главное, думала она. Ни в чем не было смысла. Кто другой, глядишь, и поверил бы всем этим байкам, но Джейми знала своего отца. Она знала, что ее отец никогда не покинул бы ее, если бы предполагал, что больше не вернется. Никогда!
У самого дома внезапно вспыхнули автомобильные фары, и она услышала, как заработал мотор. Машина двинулась к въездным воротам, и Джейми, не желая быть замеченной, соскочила с ограды, плюхнулась в «джип» и успела удрать на несколько минут раньше, прежде чем машина выехала за ворота. «Когда-нибудь я вернусь сюда», — пообещала себе Джейми.
Но только после того, как ноги их здесь не будет.
— Уличные бандиты, — громко возвестила Джейми.
— Что? — Бен Роллинз, коренастый, лысоватый толстяк в очках с толстыми линзами, оторвал взгляд от желтого блокнота, в котором он неразборчивым почерком делал пометки перед предстоящей летучкой.
— Я напишу о них статью, — сказала она, беря кофейную чашечку. Кофе она никогда не пила, поэтому в ее чашечке всегда был либо фруктовый сок, либо «диет-кола». — Все как обычно — фотографии, комментарии полиции и люди, которые стали их жертвами…
— А кто на этот раз стал жертвой полиции? — влез в разговор Майк Тернер.
— Никто, — резко оборвала его Джейми, — ты, как всегда, слышишь звон, да не знаешь, где он.
— Нет, я слушал тебя внимательно, — возразил он. — Ты сказала, что собираешься проинтервьюировать полицию и людей, которые стали их жертвами.
— Сделай одолжение, — попросил его Роллинз. — Накатай «Историю восхождения на крышу Эмпайр-Стейт-Билдинг по наружной стене». — Потом он повернулся к Джейми. — Так что ты предлагаешь?
— Можно сделать потрясный материал, Бен, — горячо начала она. — Вдруг мне удастся поговорить с кем-нибудь из бандитов…
— Но ведь это, по-моему, опасно? — осведомился Роллинз.
На другом конце длинного стола для совещаний раздался сдавленный смешок.
— Хотите покончить счеты с жизнью, мисс Линд? — с обычной язвительностью спросил Тиренс Хильер. Хильеру было тридцать семь, но выглядел он на сорок семь, а уж вел себя на все восемьдесят семь, как частенько подтрунивал над ним Майк Тернер. Длинный, невообразимо худой, Хильер славился немыслимо прямым пробором и постоянным нерасположением ко всем и вся. Он был не прочь рискнуть, но только чужой шкурой.
— Ах, ты и это хочешь зарубить, да, Терри? — спросила возмущенная его сарказмом Джейми.
— Да как тебе сказать, — тотчас парировал он. — Если тебе надоело жить и ты решила пожертвовать рукой или ногой ради статьи в газете, я ничего не имею против. — Неприязнь возникла между ними с первых дней работы Джейми в газете, сразу после того, как она осмелилась оспорить его решение, ну а уж когда Хильера повысили, война между ними приобрела невиданные масштабы.
Вмешалась Кэрин Барнс, заместитель Тернера.
— А я считаю, что Джейми права! — Она метнула убийственный взгляд в сторону Хильера. — Это очень актуально, на такой материал читатель накинется с жадностью.
— Это может быть даже репортаж с места преступления, — подхватил Бен Роллинз. — А с талантом Джейми нащелкать неожиданных беспристрастных снимков ничего не стоит, и газета получит заряд, которого давно не хватает. — Он повернулся к Джейми. — Валяй. Считай, что тебе дали зеленую улицу.
— Спасибо, Бен, — улыбнулась Джейми.
Совещание закончилось на пятнадцать минут позже из-за споров о том, что писать о прогрессе, и о том, как оживить устаревшие рубрики. Когда Джейми собирала карандаши, блокноты и диктофон, к ней вновь прилип Майк Тернер.
— Счастливого пути, Рыжая, — широко осклабился он.
— Спасибо! — Она даже не подняла головы.
— Вот уж удивила так удивила! — тихо произнес он, не обращая внимания на то, что она явно не хочет с ним иметь дела.
