— Я верю тебе, Слоун.

Появление Джордана на пороге спальни вернуло Слоун из воспоминаний к реальности.

Джордан, стоя у кровати, растирался полотенцем. Слоун, расшалившись, дернула полотенце к себе — Джордан сопротивлялся. Завязалась шутливая борьба, кончившаяся, конечно, тем, что Джордан повалился на постель и стал стаскивать со Слоун одеяло. Но ей удалось завладеть полотенцем и зашвырнуть его в угол.

— Вот чего тебе делать не стоило, женщина, — с напускным гневом прорычал Джордан.

— А я бы на твоем месте решила иначе. — Глаза Слоун искрились смехом, и, целуя, она повалила его на себя.

— Ммм… очень может быть, что ты права, — проворчал Джордан, оценив ее решимость.

Итак, дело сделано. Джордан повесил трубку и удовлетворенно откинулся в кресле. Хильер отпускает его на несколько недель. И замена подыскана с легкостью, которой, признаться, Джордан не ожидал. Вместо него будет один француз, тот самый, который забил им тогда девять мячей в Палм-Бич. Хильер просто решил воспользоваться отсутствием Джордана и посмотреть, на что способен новичок. Впрочем, Джордану казалось, что на самом деле Хильер просто ищет замену Лэнсу, который стал совсем плохо играть после того несчастного случая.

Лэнс… Мысли о бывшем друге вытеснили все остальные. Да, проклятый развод здорово подкосил его; Лэнс должен теперь наступить на себя, иначе ему — конец. В таком физическом и эмоциональном состоянии — Джордан вспомнил их последнюю стычку — он ни на что не способен.

Господи, а какая была прекрасная пара, Лэнс и Паула, — их любовь началась еще там, в Виргинии, в колледже. Глядя на них, Джордан верил, что возможна долгая и счастливая совместная жизнь не в сказке, а наяву. Но сказка кончилась. И причина конфликта — их работа. У него — одно, у нее — другое, теперь разбежались в разные стороны.

Та же опасность подстерегала и их со Слоун.

В поло — вся его жизнь. Ничто на свете не давало Джордану такого полного удовлетворения! В игре он испытывал напряжение всех сил, концентрацию воли, умственной и физической энергии, он безумно любил то ощущение полноты жизни, которое рождала острая, трудная игра.

А Слоун? Однажды она призналась ему: в минуты творчества она ощущает себя божеством, творящим мир, ей и только ей подвластный. «В книгах мне подчиняются и люди, и обстоятельства — не то что в жизни». Джордан запомнил эти слова. Он понимал Слоун. Он уважал ее за творческую страсть, за волю, восхищался ею. И все же — как им жить вместе, если каждый обитает в своем особенном мире и так им дорожит?! Сумеют ли они найти кусок земли обетованной для них обоих, где каждому отдельно и вместе будет хорошо?

Полупустой бар в нижнем Манхэттене. Поздний вечер. В зале не больше пяти посетителей. Бармен всецело поглощен телевизором. Это-то и нужно двум собеседникам — в уголочке, вдали от любопытных глаз они продолжают свой сговор.

— А осложнения ты предусмотрел?

— Их не будет. Тут задача попроще. — Последовала пауза. — Только половину денег вперед!

— Мы так не договаривались, нашими условиями это не предусмотрено.

— А иди ты знаешь куда со своими «предусмотрено, не предусмотрено»… Ты обещал мне деньги — хорошие деньги, приятель. И я должен их получить. Вот и весь договор.

— Ты меня знаешь: сделаешь — сразу получишь.

— Нет, так не пойдет. Ты втянул меня в темную историю — твое дело, какую, — меня это не интересует. Но я знаю: если ты влипнешь — выйдешь сухим из воды, а мне — крышка.

— Никто не знает заранее, кто выйдет сухим, кто — нет.

— В любом случае мне не выпутаться, приятель: половина суммы вперед или я выхожу из игры.

Снова последовала пауза, довольно длинная.

— Ладно, черт с тобой! Завтра будет половина.

— Наличными!

— Наличными…

— Мама, неужели все это так необходимо? — Тревис стоял на маленьком стульчике посреди комнаты, разведя руки в стороны. Стоял, как пугало, и чувствовал себя настоящим пугалом, которому шьют костюм.

Вид у Тревиса был глубоко несчастный.

— Да, дорогой, это совершенно необходимо. Давно пора сшить новый костюм, а уж сейчас, когда мы собираемся в Англию…

— Надоели эти чертовы примерки!

— Тревис!

— Правда, больно! А-а-а! — завопил Тревис: закройщик уколол его булавкой.

— О, извини, пожалуйста! — Мастер сохранял невозмутимость.

— Но, мама, почему нельзя купить это проклятый костюм? Чем так мучиться…

— Костюм хорошо сидит, если сделан по индивидуальной мерке.

— Куда мне его носить? Зачем он мне нужен?

— Вот появится «куда», — а у тебя есть.

Видя, что примерка заканчивается, Слоун разрешила:

— Ладно, ступай надень свои джинсы.

Когда они шли по Пятой авеню, в одной из витрин мать увидела великолепное свадебное платье, — отделка из старинных кружев и мелкого жемчуга. Слоун задержала на нем свой взгляд.

— Ты, конечно, хочешь что-нибудь в таком роде? — спросил Тревис.

— Нет. Это слишком роскошно. — Но в глубине души Слоун, конечно, была в восторге от платья.

— И когда это произойдет?

— Что «это»?

— Когда ты выйдешь замуж за Джордана?

— Точно не знаю, мы не говорили о сроке.

— А чего ждете-то?

— Рождества, — пошутила Слоун. — Ладно, пошли скорее, еще столько дел!

Слоун не раз задавала себе тот же вопрос — когда? Ответа не было.

— Ты уверена, что в состоянии давать интервью? — Джордан протянул Слоун две таблетки аспирина. Она привстала с подушки и запила их медленными глотками.

— У меня все пройдет, не волнуйся, Джордан. Сейчас голова немножко кружится — и все. Да не волнуйся за меня.

— Это настолько важное интервью?

Слоун откинулась на подушку.

— Они все очень важные, Джорди.

Джордан попытался улыбнуться.

— Ты самая сильная из всех женщин, которых я знаю.

— Стараюсь. — Слоун помолчала. — Когда я только начинала, единственным моим спасителем была Кейт. Она подбадривала, боролась с конкурентами, отстаивала мои интересы. Кроме нее — ничего и никого не было. Ни денег, ни связей, ни способности убедить издателя, что с моей рукописью можно рискнуть. Представляешь? Ничего! Одна Кейт. Ну, еще крепкие нервы и немного удачи…

— И таланта, не забывай.

— Талант — как красота, — Слоун улыбнулась. — Кто-то ее видит, кто-то — нет.

— Ну, даже я могу отличить хорошую книгу от плохой.

— Субъективно — каждый может. Но у всех разные представления о хорошей книге… И я работала, как проклятая, чтобы разобраться во всех комбинациях и колебаниях вкуса публики, из которых рождается общее мнение — это лучшая книга года. Я научилась быть дерзкой, агрессивной, нападать и сражаться с дьявольской хитростью… Сколько шишек набила, прежде чем сделала имя. Привычки тех лет глубоко въелись в меня и сейчас дают о себе знать, хотя времена изменились.

Джордан внимательно выслушал монолог Слоун. Долго держал ее руки в своих. Наконец-то он что-то понимает.

Лондон, июнь 1987

Площадки для поло в Виндзоре — их в парке несколько — содержались в идеальном порядке. Трава подстрижена так ровно, что издали кажется дорогим шерстяным ковром. Яркая зелень радовала глаз, создавала хорошее настроение. Вдали возвышалась величественная Круглая башня Виндзорского замка. Утром небо было серое, с грозовыми тучами, но к полудню погода разгулялась.

Ночью шел дождь, воздух был еще сырой, и трава на поле не просохла. Играть сегодня небезопасно.

Но игра сразу же пошла, оживленная, резкая. Слоун, как всегда, сидела недалеко от боковой линии поля и наблюдала за Джорданом в бинокль. С недобрым чувством шла она сегодня на стадион. Пожалуй, как никогда, боялась за Джордана. И действительно — лошади Джордана и еще двух игроков уже несколько раз спотыкались. Где же мяч? А, где-то в средней зоне. Всадники помчались туда. В общей свалке не разобрать, кто завладел мячом, — только слышались удары бит и храп коней. Мяч вроде бы у игрока в желто-голубой рубашке. Вот он пытается, не потеряв его, выбраться из общей свалки, вот чья-то лошадь упала, наездник старается ее поднять. Через минуту ситуация изменилась: теперь за мяч борются два других игрока. Один из них Джордан. У Слоун перехватило дыхание: Джордан каким-то необычайно ловким, почти незаметным движением коснулся мяча, и тот покатился к воротам противника. Судья в белом поднял флажок: гол засчитан!