Вор из мальчонки получился умелый и неглупый. А в день шестнадцатилетия получил он среди прочих подарков гнутый медяк — приглашение от воровской Гильдии вступить в ее ряды. По молодости да по глупости, взял да и отказался, гордо задрав нас — не пристало такому таланту делиться с какими-то проходимцами своим честно награбленным добром. И если бы не покровительство самого Многорукого, к тому времени уже ставшего главою Гильдии, то нашли бы гордеца в сточной канаве с перерезанным горлом и гнутым медяком в зубах. Выскочек воры не любили.
Почти полтора года и так и эдак подкатывали гильдейские к юному вору, стараясь посулами или угрозами влить его в свои нестройные ряды лицензированных чистильщиков чужих карманов и домов, но все безуспешно. Помог им случай. Во время очередной вылазки юноша нечаянно наступил на спящего пса, и был облаян, укушен, а потом и вовсе пойман хозяином дома и под стражей водворен в Боргард. Это был первый визит Айвена в холодные ямы, но далеко не последний. Приговоренный к трем годам заключения, он уже сидя в "клетке" получил очередной гнутый медяк вместе с обещанием скорого освобождения. Сначала вор спустил послание в отхожую дыру. Второе послание отправил туда же, а третье подсунул в карман тому, кто его же и принес. А потом монеты перестали появляться в его камере. И спустя три месяца юноша сдался, сам затребовав позвать к нему "любимого дядюшку для родственного покаяния". Гаррет к ученику не пришел, отправив поверенного, а вместе с ним лучшего языкаря Гильдии. Спустя два дня Айвен был свободен от тюремных решеток, но зато скован по рукам и ногам обязательствами с воровской Гильдией.
О чем последняя вскоре очень сильно пожалела. Так же рьяно, как воры старались заполучить в свои ряды ученика Многорукого, теперь они пытались от него избавиться. Выискивали любые причины для того, чтобы выставить новичка из Гильдии, а то и сами подстраивали ему всякие пакости. Дело в том, что удача отвернулась от молодого вора. Нет, он по-прежнему был хитер, ловок и изворотлив, только не сильно выручали его теперь эти таланты. Нелепые ошибки, досадные случайности и прочие неприятности обрушились на его голову в таких количествах, словно сам Нефарт уселся юноше на левое плечо. Айвен стал таким частым "гостем" в доме стражи и в Боргарде, что репутация Гильдии могла оказаться сильно подмоченной.
На очередном заседании Круг Старших решил лишить юношу воровской лицензии, а вместе с нею и статуса члена Гильдии, причем в одностороннем порядке и без права восстановления. Гаррет молчаливо кивал, слушая приговор, и лишь попросил оградить юношу от преследований и гонений. За это он внес такое количество золота в воровской общак, что даже самые лютые ненавистники Айвена признали юношу едва ли не любимым племянником и лучшим другом, пусть и без лицензии…
— Все так плохо?
— Конечно нет! Все намного хуже. Сначала ты видел, как дарки уволокли несчастного юношу, а потом за тобою вдруг начали бегать уморыши, словно ты гнилым мясом намазан. А в довершение ты устроил драку с темнобестиями и приперся ко мне за советом. Я ничего не забыл? Ах да! Ты стащил нож у дарков и утверждаешь, что на руке у тебя появилась какая-то татуировка, которой я там не вижу.
— Потому что она снова пропала, — пояснил Ай вен, потирая запястье. Рисунок действительно исчез, оставив после себя лишь небольшой шрам, как после ожога.
— Если ты мне не соврал — а цвет вот этого растения на столе говорит, что ты не лжешь, то даю твою руку на отсечение, что охота идет именно за ней. Я говорю про руку с татуировкой.
— А мой сон? Что скажешь?
— Похоже на магическое послание, но я бы ему не доверял.
— И что мне делать?
— Хорт был прав. Тебе нужно податься в бега. И картинку свою покажи кому-нибудь знающему. Есть у меня тут один мастер по нательным рисункам. Слыхал про Михаса-Кожереза? Заглянешь к нему в переулок Кожевников, пусть посмотрит. Скажешь, что тебя Многорукий прислал.
— Поможешь выбраться из города?
— Я потолкую с ребятами, чтобы подыскали обоз в сторону границы. Но прятать тебя не стану, уж извини.
— Думаю, некоторые здесь с радостью отдали бы меня даркам, да еще и сами приплатили бы, — усмехнулся юноша.
— Не стану больше отнимать у меня мое драгоценное время, так что ты свободен. Тебя проводят.
Айвен встал. Телохранители бережно, но крепко взяли его под руки и направились к выходу. Точнее, хотели направиться. У одного из громил вдруг до колен сползли штаны, и он едва не рухнул на пол, запутавшись в них и ухватившись за своего приятеля.
— Хей, а ведь и впрямь, ничего не слышали, — с этими словами воришка протянул охраннику его ремень, — ты его выронил у входа, а я подобрал. Пытался тебе сказать об этом, но ты и ухом не повел, словно воск в уши засунул…
…Указанный наставником дом в переулке Кожевников он отыскал быстро, по особым приметам. Широко шагая по переулку, он замечал то тут то там едва заметно нацарапанные на углах хижин знаки, которыми воры метили дома. Вот кукиш, говорящий о том, что хозяин дома беден, и трогать его не стоит. Вот два треугольника: во дворе злая собака. Три круга говорили о том, что хозяин богат, но нацарапанный рядом знак ладони предупреждал, что этот дом находится под охраной Гильдии. Два круга и сломанная ветвь, лежащая на крыше, — дом не беден, но недавно его уже грабили. Один треугольник: охраняется собакой, но она прикормлена. Глаз: охранные заклятия. Слеза: в доме живет вдова или у хозяев есть маленькие дети.
На доме Михаса-Кожереза была нацарапана ладонь с кругом внутри, которая говорила о том, что живущий здесь важен для Гильдии и поддерживает с ней связь. Впрочем, была и еще одна важная примета — это была единственная хижина на всей улице, в которой жил не мастер-кожевник. А значит, возле нее не висели сохнущие шкуры, от нее не пахло краской или "дубильником", да и обязательного склада или навеса рядом не было. Михас работал с кожей не так, как его соседи по улице — он был художником, мастером кожевенной росписи и засечи, рисовал по живым людям татуировки со смыслом или просто для красы. К нему-то и направил Гаррет своего любимчика. Лучшего специалиста по нательным рисункам в Кияже было не сыскать.
Айвен постучал колотушкой в ворота и едва выше головы своей не подпрыгнул, когда сзади раздалось негромкое покашливание:
— Кхе-кхе. Уж не меня ли ты ищешь, дружок?
Юноша обернулся. Сперва он решил, что перед ним стоит мунганский шаман — татуировки и насечки так густо покрывали тело незнакомца, что различить цвет его кожи было крайне затруднительно. Чего там только не было! И целомудренные русалки, и распутные асфинктии, и единороги с драконами, и корабли с храмами, и якоря с перстнями…
— Вы… Вы наверное и есть Михас-Кожерез?
— А что, у меня это на лбу написано? — беззлобно поинтересовался татуированный.
— Н-нет, конечно!.. То есть… Да, написано… — ошарашенный вор только сейчас рассмотрел затейливую буквенную вязь на лбу у незнакомца, которая складывалась в имя: "Михас".
— А я смотрю, ты чистенький, дружок. Что, только недавно к ворам мыкнулся и хочешь свою скуру забиндюжить размалевками со смыслом? Или вы, молодой господин, решили себе картину нарисовать, чтобы смущать и завлекать быстроглазых красоток?
— Да я уже не первый год в ворах кентуюсь, — перешел Айвен на "хипу", воровской жаргон, — Да вот только скуру свою кирдыкать не хочу всякими размалевками да прочими приметами. Я к тебе побалякать зашел — есть у меня один задвиг, как раз для мастера твоего колера. Мне Многорукий тебя указал, как толкового…
— Тогда проходи в дом, дружок, нечего людей смущать, на виду маячить, кхе. Извини, что не на хипе с тобой балякаю, но у меня от нее голова гудит, как с похмелюги.
Михас отвел юношу в маленькую каморку, в которой пахло какими-то травами и дурманами, и усадил за столик.
