В Афинах очень много ям и пустырей. Ямы на тротуарах, пустыри между домами, «временно» отданные под парковки, составляют общую картину города. В начале 1980-х годов за зданием Военного музея на проспекте Василиссис Софиас, в одном из лучших районов центральных Афин, была выкопана огромная яма размером с сам музей. В 1990-х годах там все еще был котлован, в яме появилась своя экосистема, с флорой и фауной, на склонах этого рукотворного оврага даже выросли деревца.

Как и любая история, где затрагиваются права на собственность и крутятся большие суммы денег, история этой ямы непроста. Она началась в конце 1970-х годов, когда молодой и крайне либеральный министр по имени Стефанос Манос стал проводить экологическую политику. Сократив эту длинную и запутанную историю, скажем, что правительство тогда решило выделить как можно больше земли к югу от проспекта, возле духовной школы братьев Ризари, и разбить там парк. Чиновники вели сложные переговоры с различными землевладельцами, включая Ризари и министерство обороны. Проект включал приобретение и снос хозяйственной постройки устрашающего вида, которая служила не то временным жилищем, не то источником дополнительного заработка для старших офицеров. Премьер-министр Константин Караманлис, без пяти минут президент, пожелал, чтобы на этом месте был построен музей. Большинство греков сочли эту идею абсурдной. Тем временем Маноса перевели на другую должность. Его преемник распорядился выкопать на этом месте котлован под музей.

В октябре 1981 года Партия новой демократии Караманлиса потерпела поражение на выборах, кресло занял Андреас Папандреу (Всегреческое социалистическое движение ПАСОК). Новый министр окружающей среды, искусный политик по имени Антонис Трицис, выступил против проекта музея, а яма в земле так и осталась. Манос предсказал тогда, что еще пять лет она никуда не денется.

В 1989 году партия ПАСОК проиграла выборы, и к власти опять пришли «новые демократы» во главе с ветераном критской кампании Костасом Мицотакисом. Снопа заняв министерское кресло, Манос провел тендер на постройку гаража на месте котлована. Трицис, уже мэр Афин, заявил Маносу, что постройка гаражей — дело муниципалитета, а не правительства. Яма осталась на месте. В начале 1990-х я прогуливался по улице Ризари и видел ее. Я решил, что она там навечно.

Однако история ямы имеет свой финал. Котлован стали закрывать помостом весной 2003 года. Сверху нависал кран. Вокруг, озабоченно осматриваясь, ходили люди в касках. Проект строительства гаража на 660 машин принес свои плоды. Как и многие другие проекты, он был замершей в 2004 году, к олимпиаде.

Яма просуществовала 23 года — солидный возраст для приличной ямы. Этот рассказ иллюстрирует сложность долгосрочных проектов (метро, аэропорта, Нового Акрополя): министры и мэры меняются и уходят, а долгострой остается. История показывает совершеннейшую неповоротливость Афин в решении некоторых вопросов. Но даже когда одна проблема уже решена, то всегда еще найдется другая, реальная либо символическая яма.

Афины росли неравномерно. Город, где жил Байрон, в 1811 году насчитывал около 10 000 жителей. К 1840 году их было уже 26 000 человек, учитывая приезд двора и чиновников, рост бюрократии и армии и наплыв рабочих, искавших в новой столице хороший заработок. Спустя 50 лет, ко времени Олимпийских игр 1896 года, население уже составляло 120—130 тысяч человек, включая 50 000 в Пирее. Следующий скачок роста населения произошел между двумя мировыми войнами, когда в Грецию прибыли беженцы из Малой Азии и Фракии. Это случилось во время катастрофы в Малой Азии в 1922 году, численность беженцев достигла полутора миллионов человек. Город разросся вширь, чтобы дать им временное пристанище, и в 1920-х годах обзавелся новыми пригородами. К началу Второй мировой войны население Афин вместе с Пиреем насчитывало 800 000 человек.

Следующий демографический пик наступил в 1950—1960-х годах, обусловив целый ряд причин для разрушения неоклассических Афин и постройки современных бетонных джунглей. К тому же город постоянно испытывал нагрузки от наплыва мигрантов из опустошенной гражданской войной сельской местности. Будущий премьер-министр и президент, а тогда министр общественных работ Константин Караманлис предоставил событиям идти своим чередом. В то время он, как и большинство афинян, считал решение социальных и экономических проблем куда более важным, чем охрана окружающей среды и исторических памятников, которыми в ту пору почти не занимались. Афинское общество изыскало собственные методы решения проблемы жилья, названные словами антипарохи и афтерета — в примерном переводе «взаимные услуги» и «нелегальные постройки». Началось никем не контролируемое строительное безумие. На первое время это спасло ситуацию, проблемы же перенаселения, автомобильных пробок, загруженности коммуникаций и озеленения оставляли на потом, планируя решать их в неопределенном будущем. В результате были разрушены дома, имеющие историческую ценность, и нарушена городская планировка — проблема, которую афиняне не смогут разрешить долгие годы. Но с другой стороны, это была быстрая и действенная реакция на нехватку жилья.

Афины XIX века — город внутренней миграции, в которую были вовлечены греки из провинции и островов и албанцы, искавшие работу на стройках, а также в бюрократических структурах. Большую часть иностранных иммигрантов составляли турки.

Сегодня город становится меккой для иммигрантов из самых далеких государств, где велик уровень социальной напряженности: курдов, бангладешцев, пакистанцев, индийцев, арабов, поляков, китайцев, африканцев, филиппинцев. Они сосредоточены в районе площади Кумундуру и Омония. В последние годы можно увидеть очереди бангладешцев, стоящих за документами в консульство. Но больше всего албанцев, которые теперь не только в Афинах, но и в каждом греческом городе, деревне, на каждой стройке и сезонных работах. Традиционно искусные каменщики, они оказались незаменимыми при любом строительстве. Иммигранты, отличающиеся по цвету кожи, более озабочены видом на жительство, чем албанцы, которые запросто могут затеряться среди местных жителей. Перед Олимпийскими играми 2004 года город настолько нуждался в рабочих руках, что ввели значительные послабления при приеме на работу, но люди боятся, что после игр льготный режим отменят.

До наплыва иммигрантов северные пригороды считались престижными. Там строили богатые частные дома с бассейнами, большими участками, надежно защищенными высокими заборами. Такие пригороды, как Марусси и Кифиссия, развивались в американском стиле, с гипермаркетами и фастфудом. Но в Афинах все более остро встает проблема безопасности. Трудно отделить правду от вымысла относительно ситуации в этом районе, но все сходятся на том, что в последнее время уровень безопасности имущества и даже жизни резко снизился. Еще в XVIII веке путешественники писали об исключительной честности греков. Например, могу свидетельствовать на основании личного опыта, что в 1960-х годах можно было оставить незапертым автомобиль или даже дом без малейшего опасения. Деревенские представления о чести и честности прижились в городе. (Тем не менее в XIX веке выходцы из деревни, отстаивая свои представления о чести, убивали и устраивали вендетты.) Теперь мафиози из России и Восточной Европы привезли наркотики и проституцию, а с ними пришли и другие формы преступности. Газеты сообщают о перестрелках албанских бандитов с полицией в районе Кипсели. Люди защищают свои дома. Пожилые дамы, привыкшие спокойно гулять по улицам, вынуждены сидеть дома после наступления темноты. Охранные фирмы предлагают бизнесменам услуги телохранителей и установку сигнализаций. Точной статистики нет, но бытует мнение, что в возросшей преступности виноваты главным образом албанцы.