Обычно в церквях проводят обряды венчания, крещения (с полным погружением), отпевания по великим церковным праздникам, особенно на Пасху. Всю Святую Седьмицу в церкви много верующих. На Страстную пятницу улицы заполняются похоронной процессией с увитым гирляндами гробом Христа, то же происходит на Страстную субботу, когда кульминационный момент богослужения — слова священника: «Христос воскрес!» Прихожане зажигают свечи одну от другой, выходят на улицу, расходятся по домам, неся огонек свечи, чтобы осенить крестным знамением дверь своего дома, а после разговеться и съесть особый суп с овечьими потрохами, майерицу, перед тем как лечь спать. На следующий день сады тех, кто остался в Афинах, а не вернулся в свои деревни, наполняются дымом и запахом баранины с пряностями, жарящейся на вертелах. Мясо замачивают рано утром так, чтобы к обеду оно промариновалось. Перед Пасхой мясники оживленно торгуют бараньими тушами. За городом, в Фили, у подножья Парнефа, можно увидеть загоны с несчастными овцами, которых мясники, одну за другой, режут к Пасхе.
Святой Павел назвал древних афинян особенно набожными. Почти все греки соблюдают внешние каноны православной веры. Они крестятся, венчаются в церкви (до 1980-х годов это был единственный способ регистрации законного брака) и ходят в церковь на Пасху. Они воспитаны в этой вере, это важная часть их национального сознания. Недавно церковь погрязла в спорах с правительством, будет ли новый вид идентификационной карты оскорблять религиозные чувства человека. Лидеры церкви не видят ничего странного в том, что большинство греков считают себя православными. Даже общественные деятели, занимающие посты в правозащитных организациях и выступающие за свободу прав личности, не скрывают своей приверженности православной вере. Они соблюдают православные обряды и остаются верны православной вере на протяжении всей жизни.
«Великие руины»
Править Афинами было нелегко. В 915 году афиняне до смерти забили камнями высокопоставленного византийского чиновника на Акрополе. В 1040—1041 годах они приняли участие в грекосербском мятеже, который был вызван действиями излишне прямолинейного чиновника, отвечающего за благотворительные фонды, известного под именем Иоанн Сиротокормилец. Он был братом императора Михаила. Восстание было подавлено властью того самого Харальда Сурового, что расстался с жизнью в бою у Стэмфорд-Бриджа.
Лучшее описание Афин византийского периода вышло из-под пера Михаила Хониата, последнего городского епископа, выходца из Малой Азии, который был назначен епископом в 1180 году. Он писал о своей миссии как о ссылке в край варваров и безбожников, деградация которых составляет такой контраст с былой славой, что может войти в поговорку: «О град Афины, бывший оплотом мудрости, до каких глубин презрения к искусству опустился ты!»
Епископ упрекает свою паству за неудержимую непочтительную болтовню во время молитвы, шарканье ногами по полу собора в Парфеноне («этом прекрасном небесном доме») и блуждание помыслов. Епископ Михаил писал, что за время жизни в Афинах он сам превратился в варвара. Чтобы выучить афинский диалект, ему потребовалось три года. Земля Аттики та же, что и прежде: чарующая, с умеренным климатом, богатая плодами и медом. Акрополь все тот же. Но люди стали грубы и невежественны, удел священника тяжек, равнина Марафона зерна не родит, Элевсин и вся Аттика разоряются эгинскими пиратами, а печальнее всего видеть, как Афины погрязли в дикости и обираются ордами чиновников и сборщиков податей — они ежегодно сваливаются на город, подобно нашествию жаб, насланному Господом на Египет. «Сборщики податей так пристально осматривают нашу скудную землю, что от них не укрывается даже след блохи. Сочтен каждый волос на наших головах, листья в виноградниках и садах». Больше всего критиковал Михаил Хониат имперского наместника Претора, который управлял краем хуже, чем Ксеркс или тридцать тиранов, разоряя город содержанием многочисленной свиты, опустошая городские закрома, изводя запасы зерна.
Теперь в Афинах убого и бедно, в особенности крестьянская утварь. Великий город превратился в великие руины. Замерли мехи — нет среди нас больше кузнецов, нет медников, нет ковщиков ножей.
Нельзя смотреть на Афины без слез. Город не потерял своей древней славы, но у Афин отняли саму форму, сущность и привычный облик. Повсюду видны обнаженные и разбитые стены, дома, разрушенные до основания; места, где они стояли, распаханы. Время и его ужасный союзник, зависть, обошлись с Афинами по-варварски, даже хуже персов… Средь жалких останков Расписного портика пасутся овцы… Умирающие жалеют тех, кто остается жить.
Михаил Хониат ездил в столицу просить о снижении податей и о своей отставке. Главным его утешением было славное, лучащееся святилище Парфенона, переделанное под собор, где перед иконой Девы с Младенцем как звезды горели лампады.
Кто-то, возможно, предпочел бы археологические свидетельства, подтверждающие или опровергающие эту крайне мрачную картину. Как и другим редким разрозненным письменным источникам того времени, свидетельству Хониата придается большое значение. В жалобах епископа присутствует большая доля условности. Если он ездил в Константинополь с просьбами о снижении налогового бремени для своей паствы, он был заинтересован в сгущении мрачных красок. Он использовал контраст между славным прошлым и печальным будущим как выразительный дипломатический прием. В1154 году арабский географ Эдрисси описывал Афины как город с большим населением, окруженный садами и нивами. По размерам город, скорее всего, не слишком изменился с позднеримских времен, только обветшалые древние памятники растащили на мрамор, да новые и не новые византийские церкви тянули ввысь свои черепичные купола.
Франки идут
Это было время враждующих имперских чиновников, провинциальных военачальников и коварных хищников, угрожающих с запада (французов, венецианцев и прочих). Михаил защищал Афины от греческого разбойника, разорителя Аргоса и Навплиона, Леона Згуроса, который в 1203 году вошел в Аттику и разорил нижний город, но Акрополь взять не сумел. Годом позже, во время четвертого крестового похода, Константинополь был захвачен и разграблен французскими и венецианскими католиками. Это преступление православная церковь католикам впоследствии так и не простила. После взятия Константинополя влияние католической церкви распространилось на большую часть Балканского полуострова. Грецию терзали враждующие между собой бароны. В 1205 году Афины и Фивы достались Отто де ла Рошу, бургундскому рыцарю. Епископ Михаил оставил Афины и уехал на остров Кея. Парфенон стал католическим собором. Франки пришли.
Больше двухсот лет находился город под властью этих западных разбойников: герцогов Бургундских, затем каталонцев и наконец герцогов Флорентийских, власть переходила от благородных рыцарей к отряду грубой солдатни, а от них к банкирам.
Герцогство Афинское времен Боккаччо и Шекспира было овеяно романтическим ореолом. Прежде всего, это было время рыцарских подвигов, соколиной охоты, пиров, турниров, состязаний лучников, танцев. В шекспировской пьесе «Сон в летнюю ночь» этот период истории кажется призрачным и фантастичным, будто сотканным из легкой паутинки. Для греков же это было, скорее, нарушением хода их истории. Следов этого времени не осталось, как материальных (за исключением Франкской башни, построенной флорентийцами), так и этнографических — в обычаях и языке. История этого герцогства осталась лишь заметкой на полях книги истории славных завоеваний и великих династий, правивших полуостровом.
Большую часть времени столицей герцогства Афинского оставались Фивы. Отто имел титул «грандсеньор», его преемник Ги стал герцогом. При дворе пользовались французским языком. Законодательная система основывалась на нормах Королевства Иерусалимского, кодексе, учрежденном в Святой Земле первыми крестоносцами. Вопросы, касающиеся исключительно греков, регулировались церковными чинами по византийским законам. Хотя от греков не требовали, чтобы они оставили свои обычаи и традиции, их священники подчинялись католическим, сместившим их с епископств, выгнавших из домов и оспаривавших у них монастырские владения.