«Все изменилось» после убийства греческого короля и начала европейской войны. Золотой век закончился.
Я испытываю ностальгию по началу 1960-х годов, хотя Афины, конечно, были более привлекательны в период, описанный госпожой Босанке. Однако люди в любые периоды истории вспоминают о прошлом с сожалением и грустью. Еще в 1839 году граф Карнарвон грустил о погибшем Востоке, когда писал, что освобождение от турок плохо сказалось на внешнем облике Афин:
Плоские крыши, величественные минареты, кипарисы и хохлатые пальмы — все, что сколько-нибудь несло восточный колорит, ушло вместе с былыми повелителями. Абсолютно невыразительные дома на современный немецкий манер сменили живописный азиатский беспорядок старого города.
Это новое, в свою очередь, превратилось в старое и ненужное. К примеру, дом бывшего премьер-министром в XIX веке Харилая Трикуписа на углу улиц Академиас и Мавромихали, где Трикупис вместе со своей сестрой принимал посетителей, просителей, студентов и членов общественных организаций с их петициями. Его снесли в 1936 году. Старое здание британского посольства, известное как дом Амвросия Раллиса, на площади Клафмонос также пошло под снос. Церкви тоже исчезли. Маленькая церковь Пророка Елисея в Монастириаки, где в хоре пел писатель Александр Пападиамантис, пока жил в Афинах, разрушена во время мировой войны. Один из учеников Пападиамантиса, отец Филотеос, настаивал, чтобы греческие знаменитости подали петицию в министерство образования, в святейший синод и в археологическую ассоциацию, — пусть на месте старой капеллы построят новую; удивительно (или «было бы удивительно где угодно, но только не здесь»), что эти стремления не нашли отклика ни в министерских, ни в археологических, ни в религиозных кругах. Комментарий «было бы удивительно где угодно, только не здесь» взят из эссе Дзиссима Лоренцатоса, посвященного Пападиамантису. Он отражает особый, афинский фатализм, с которым все, происходящее в Греции, воспринимается как результат чьих-то зловещих происков.
Однако утрата этих и многих других домов XIX века стала лишь следствием мании разрушения и нового строительства, охватившей афинских землевладельцев в 1950-х и 1960-х годах. В 1963-м, когда я уезжал, работа сконцентрировалась на постройке фуникулера, и было уже ясно, что скоро улица скроется под асфальтом, а старые дома будут снесены и уступят место новым блочным зданиям.
Примерно в то же время, когда Афины впервые врезалась в мою память, писатель Иоргос Теотокас, заслуженный представитель «поколения тридцатых», писал о старых Афинах и опасался за их будущее. Теотокас, и не он один, считал выбор Афин столицей греческого государства исторической ошибкой. Он признавал, что, планируя крошечную столицу Отгона и Георга, трудно было предвидеть будущее. Для Теотокаса конец старым Афинам пришел в 1920-х годах. Тогда поток беженцев из Турции и Малой Азии, спасавшихся от бедствий 1922 года, и напор экономического развития взломали старую структуру столицы: «Город быстро принял новый вид, необустроенный, беспорядочный и динамичный». Это было время, когда зародилась тоска по «старым добрым временам», когда журналы и популярные певцы с тоской вспоминали дворцовые приемы с их винами, горшочки с базиликом на окне и прочие идиллические черты милого прошлого, исчезавшие одна за другой.
Вторая череда перемен, намного мощнее первой, пришла после окончания гражданской войны, с наступлением нового мирного периода. Она нахлынула подобно взрывной волне, будто у государства созрели новые силы, которые, взорвавшись, распространяются во все стороны.
Те, кто планируют город, растянули его во все стороны, шили, латали, копали дороги, перекладывали тротуары то шире, то уже, меняли облик площадей, потом раздумывали и возвращали старый, чтобы, может быть, вскоре поменять вновь. Короче говоря, все пребывали в состоянии лихорадочной активности. Мы никогда не могли понять, что же будет дальше, какую генеральную линию выберут. Власти и не трудились объяснять нам — у них не было на это времени. Создавалось впечатление, будто они стремятся схватить за рога бешеного быка.
В 1957 году Теотокас писал, что «Афины наших отцов уже определенно принадлежат прошлому». Их накрыл собой огромный новый город, недостроенный, бесформенный, но подвижный. В «Большие Афины» объединились и Пирей, и отдельно стоявшие окрестные деревушки, со своими нефтекомбинатами, судоверфями, новыми промышленными производствами, широкими шоссе, протяженными взлетными полосами для самолетов. Все это видел Теотокас, и это было лишь начало: городу предстояло расти и развиваться. Теотокас предвидел, что лишь за одно поколение население Афин вырастет с миллиона восьмисот тысяч человек до двух миллионов и далее, к трем миллионам, что по всей равнинной Аттике развернутся работы, разовьется промышленность, возникнут аэродромы, а город протянется от своего родного предгорья до Элевсина в одну сторону и до Варкизы в другую, как будто новоявленный средиземноморский Лос-Анджелес.
Как символ происходящих событий Теотокас упоминает маленькую церковь Святого Феодора, жемчужину византийской архитектуры на углу улиц Еврипида и Аристида, у площади Клафмонос. Современный город поглотил старый храм, окружив его бетонными офисными многоэтажками. Не только церковь Святого Феодора утонула среди них — крошечная церковь Святого Духа на улице Митрополеос была буквально втиснута в угол жилого дома, и даже церковь Капникареи, защищенная до некоторой степени своим расположением на перекрестке улиц Гермеса и Капникареи, оказалась напротив офисных зданий.
Сумятицу строительного бума 1950—1960-х годов описал Патрик Ли Фермор:
Разрушительно-строительная лихорадка взяла афинян за глотку. Улицы зияют прорехами, как после бомбежки, рушатся стены, в воздухе клубится пыль, а грохот отбойных молотков стал лейтмотивом города, заменив крики маленьких сов. Ржавая щетина железобетонных конструкций застит горизонт. Новые гостиницы вырастают из камня, как людоедская пасть. Афины непрерывно меняются.
К 1967 году, году моего возвращения в Афины, предсказания Теотокаса стали сбываться. Одно- и двухэтажных старых домов становилось все меньше, оставшиеся оказались затерянными между новыми, сверкающими блочными гигантами. Строительный бум 1960-х был в разгаре, поскольку домовладельцы старались решить жилищные проблемы своих семей по системе антипарохи. Георгос Превелакис, специалист по городскому планированию, хорошо описал эту систему в своей книге «Афины. Урбанизм, культура и политика» (2000). Антипарохи — продукт изобретательности афинян в условиях послевоенного безденежья, он основан на соблюдении баланса интересов трех сторон: землевладельца, застройщика и покупателя. Застройщик заключает с землевладельцем контракт на постройку на его земле многоэтажного дома. При этом владелец получает часть квартир, а остальное — застройщик (обычное соотношение для таких сделок — 30% землевладельцу и 70% застройщику). Строительство финансируется покупателями новых квартир, которые вносят плату по частям (по-гречески «досис», как «дозы» в медицине), пока идут строительные работы. Таким образом, афинские скверы заполнились многоэтажками, а старые неоклассические и довоенные дома были снесены.
Тогда мы жили по другую сторону Ликавитоса, на широкой окружной улице Сарандапиху, опоясывающей гору под самым кольцом сосен. Мы арендовали часть старого дома у владельца, одобрявшего порядки, введенные правительством военной хунты: полковником Пападопулосом, бригадным генералом Паттакосом и полковником Макарезосом.
Взгляды нашего хозяина были типичны для людей его социального положения. Хотя сейчас многие подзабыли, на первых порах отвратительный режим «черных полковников» находил поддержку, хотя и не в политических кругах и не среди либеральной интеллигенции. Только постепенно народ осознавал, насколько режим неэффективен и тяжел. Через две-три двери по улице от нас жил канадский журналист Роберт Макдональд, недавно принятый на работу в Би-би-си. Макдональд не очень хорошо знал греческий, поэтому он давал мне работу по переводу некоторых документов. Это позволяло мне увидеть «изнанку» режима. Диссиденты подсовывали под дверь сообщения о случаях арестов и пыток. Макдональд принимал таинственные телефонные звонки. Воскресенье 13 декабря мы провели вместе, слушая самодельный приемник друга, ловя отрывочные военные сводки о том, как молодой король Константин пытался организовать контрудар против полковников. Он не преуспел в этом и бежал из Греции сначала в Рим, потом в Лондон.
