— Вы собирались отдать нас аркадийцам? Принести в жертву?! Своих собственных детей?!

— Но что еще мы могли сделать?..

«Предатель!» — с презрением произнесла про себя Тринитэ, одновременно констатируя, что эта история уже давно вышла за рамки обычной семейной саги.

Любен бесстрастно продолжал, видимо решив полностью сосредоточиться на рассказе:

— Но перед этим нам нужно было убедиться, что в ваших жилах действительно есть аркадийская кровь. Для того чтобы это узнать, существовало идеальное средство…

— Какое?

— Картины…

«Да, логично», — подумал Сильвен. Картина, так сказать, прояснялась…

— Да, Сильвен. Эти картины были написаны Бюффоном во время его единственного путешествия в Аркадию. К краскам было подмешано то самое вещество из аркадийского озера, куда оно попадало из Бьевры. Оно действовало на жителей наземного мира как некий химический фильтр: им только казалось, что они могли бы войти в эти картины, жить в них… но им этого не удавалось.

— Картины… — прошептал Сильвен, и Тринитэ увидела, как он бледнеет прямо на глазах.

— Мы с Жервезой скрывали их от вас. Мы как будто хотели забыть о вашем настоящем происхождении… Она показала их тебе всего несколько дней назад, после того как я, неделей раньше, показал их Габриэлле…

— Значит, ты все-таки виделся с Габриэллой…

— Один-единственный раз после ее отъезда. Как раз тогда, на прошлой неделе. Но это было очень нужно! Я и раньше знал, где она живет, но не пытался с ней встретиться, потому что она этого не хотела. Однако было совершенно необходимо, чтобы она увидела картины…

Любен вплотную придвинулся к Сильвену. Теперь лицо старика почти соприкасалось с лицом молодого мужчины.

— Думаешь, нам с Жервезой понравилась ваша реакция на картины? Как бы не так! Только представь, перед каким выбором мы оказались: принести в жертву собственных детей… или весь Париж! И тогда мне пришла в голову одна идея…

Тринитэ вздрогнула, снова заметив жестокий блеск, на мгновение промелькнувший во взгляде старого смотрителя.

— Я подумал о других детях…

Тринитэ вся обратилась в слух.

— Погоди, — сказал Сильвен, не успевавший следовать за рассказом Любена. — Дети были похищены еще до того, как мать показала мне картины…

— Это потому, что относительно Габриэллы к тому времени все уже выяснилось. Мы убедились, что этот наш опыт удался. Но мы должны были знать, сохранилась ли ваша «аркадийская» часть во взрослом возрасте.

— Так что же с детьми? — нетерпеливо спросила Тринитэ.

— Идея была такая: похитить несколько младенцев, которые родились в домах, расположенных вдоль подземного русла Бьевры. Я подумал, что эманации реки, возможно, как-то повлияли на их организм при рождении, как бы запечатлелись в них…

— Но это абсурд! — выдохнула Тринитэ.

— Мы должны были использовать любой, самый слабый шанс, чтобы спасти наших собственных детей! — резко сказал Любен. — И не такой уж это абсурд: Бьевра действительно протекает прямо под теми пятью домами, где эти дети родились…

Он указал на колодец в центре комнаты, теперь полностью скрытый под водой, и продолжал:

— Мне даже не пришлось особенно дрессировать белых обезьян. Они исполнили свою миссию, инстинктивно догадавшись, что от них требуется. Как если бы остатки человеческого сознания, еще сохранившиеся у них, говорили им о том, что они должны это сделать…

Снова молчание.

— И что потом?

— Аркадийцы забрали детей и унесли, убежденные, что это отпрыски новой, созданной нами расы, рожденные в наших лабораториях…

Лицо Любена омрачилось.

— Но они почти сразу раскрыли наш обман, поскольку в газетах и по телевизору поднялась шумиха по поводу этих похищений… Об этом я не подумал…

— И как они отреагировали?

Любен инстинктивно сжался, словно защищаясь от ударов.

— Они пришли в неописуемую ярость. «Вы попытались нас обмануть! Вы снова нас предали!» И вот тогда появились первые человеческие жертвы… а затем начался потоп.

Любен исчерпал все свои силы. Вода уже доходила ему до пояса.

Но Тринитэ и Сильвен до сих пор не могли увязать всю информацию в единое целое.

— А потом… Габриэлла вернулась, — наконец произнес старик.

— Когда? — выкрикнул Сильвен.

— Два дня назад… После того как я показал ей картины, я объяснил ей, какова ее собственная… роль в этой истории. Она попросила неделю на размышление. Видимо, за это время она поняла, какая связь между всеми этими событиями… и вот позавчера она пришла сюда…

— Зачем?

— Чтобы спуститься в Аркадию, Сильвен! Чтобы принести себя в жертву. Чтобы предотвратить всеобщую гибель. Чтобы спасти Париж. И чтобы… всего этого не пришлось делать ТЕБЕ!

— Мне?!

— Да, — продолжал Любен, с трудом возвышая голос, — она это сделала из любви к тебе! Точно так же она уехала двенадцать лет назад, по той же самой причине. В то время она боялась, как бы ваша детская привязанность, перейдя во взрослую страсть, не разрушила тебя, не помешала тебе стать мужчиной… Но какое это имеет теперь значение?..

Тринитэ и Сильвен, проследив за взглядом старика, почувствовали, как кровь застывает у них в жилах.

Дом был залит водой ровно до половины высоты стен. Спасаться нужно сейчас — или никогда!

— Все пропало! — простонал Любен. — Это дело рук самих аркадийцев, поднявшихся из глубин для последнего сражения!..

Задыхаясь, он остановился. Потом заговорил снова:

— Это последняя война их расы! Месть старому Парижу! Реванш изгнанного народа, полтора тысячелетия остававшегося под землей!

Вода заливала столешницу, на которой сидела Тринитэ.

— Это апокалипсис, дети мои! Второе пришествие! Страшный суд! Мы доживаем последние часы в Городе Света! Никто не спасется! Мы все умрем! Все! Это конец! КОНЕЦ!

Старик весь трясся как в лихорадке. Из уголков его губ стекала слюна, смешиваясь затем с водой, в которую постепенно погружались все трое.

— Смерть! Смерть всему!

Не успел он договорить, как раздался громкий протяжный стон.

Дверь все сильнее прогибалась под напором воды. Доски, стальные петли и задвижки стонали как живые.

— Дверь сейчас рухнет! — закричала Тринитэ, спрыгивая со стола в воду и прижимаясь к самой дальней от входа стене. — Ее сорвет с петель!

— Весь Париж сейчас рухнет! — громко произнес Любен. — Весь город обрушится в пучину!..

Сильвен зарычал.

Под напором воды по оконным стеклам зазмеились трещины. Эти узоры напоминали зловещую гигантскую паутину.

И вот вода нанесла решающий удар!

Вылетело первое стекло, за ним все остальные. С грохотом обрушилась дверь.

В течение нескольких секунд вода заполнила хижину, сметая все на своем пути.

— Берегитесь! — закричал Сильвен, которого отбросило к стене.

В следующий миг все трое были прижаты к дальней стене мощным напором воды. Настоящее цунами! Тринитэ едва успела вцепиться в руку Сильвена, прежде чем их обоих захлестнуло с головой.

Любен почти не шевелился. Зажатый в угол комнаты, он судорожно хватал ртом воздух — между массой воды и потолком оставалось всего каких-нибудь двадцать сантиметров. Сильвен и Тринитэ вынырнули на поверхность.

Они были словно потерпевшие кораблекрушение, которых занесло в подводный грот.

— С… Сильвен!.. — прохрипел смотритель, почти касаясь головой потолка.

Сильвен был уверен, что сейчас сойдет с ума.

— Нужно спускаться, Сильвен… Ты еще сможешь найти Габриэллу… Я покажу тебе дорогу…

В этот момент нога Любена под водой угодила в выдвижной ящик шкафа и застряла в нем, а в следующее мгновение шкаф повалился на пол, увлекая за собой старика.

— Любен! — вскричал Сильвен, в то время как старик с головой ушел под воду.

Молодой мужчина успел еще лишь раз в отчаянии прокричать: «Любен!» — прежде чем Тринитэ, не выпускавшая его руку все это время, изо всех сил потащила его за собой в сторону двери, яростно барахтаясь в воде в почти безнадежной попытке спастись.