— У тебя усталый вид, Сильвен, — наконец сказала она, видимо уняв раздражение.

Сильвен пожал плечами и изобразил на лице слабую улыбку.

— Я плохо спал… мне снились кошмары.

Жервеза явно ожидала продолжения, но Сильвен снова вернулся к еде. В ресторанчике было почти пусто, атмосфера казалась угнетающей. Ив Дарриган, глядя на пустые столы, ворчал, порой рявкал на подчиненных и без всякой нужды гремел кастрюлями.

Наконец он приблизился к столу, за которым сидели его наиболее верные клиенты — Жервеза и Сильвен, — и со своим характерным юго-западным акцентом произнес:

— Плохи дела, мадам хранительница. Я-то думал, что смогу выстоять, а теперь даже и не знаю…

Жервезу покоробила такая фамильярность, но Сильвен был рад нарушить гнетущее молчание.

— Непременно выстоите, Ив! — сказал он.

После чего заметил, что хозяин «Баскского трактира» нерешительно теребит в руках салфетку, словно хочет сказать что-то еще, но не решается.

— А скажите, мадам Массон… — наконец произнес Ив Дарриган.

Жервеза оглядела его высокомерным взглядом с головы до ног и сказала:

— Да, я вас слушаю, Ив.

Опустив глаза, месье Дарриган указал на приколотую к лацкану ее жакета между ленточкой Почетного легиона и орденом Заслуг брошку в виде вертикально стоящей на хвосте серебряной змеи.

— Если бы вы с вашими коллегами по ОЛК приходили сюда почаще, мои дела, может, и поправились бы…

Сильвен заметил, что Жервеза при этих словах насторожилась. Теперь к ее раздражению примешивалось беспокойство. Нервно касаясь брошки, как если бы та причиняла ей физическое неудобство, она огляделась по сторонам, словно хотела убедиться, не слышит ли разговор кто-нибудь из немногочисленных посетителей.

— Ив, вы прекрасно знаете, что об этом не рекомендуется говорить во всеуслышание, — сказала она с некоторым замешательством.

Дарриган был явно удивлен — он ожидал чего угодно, только не того, что его замечание поставит в тупик завсегдатая его заведения.

— Простите, мадам Массон, — поспешно забормотал он, очевидно боясь потерять и эту, едва ли не последнюю, свою клиентку. — Меня вполне устраивает, что вы собираетесь раз в месяц. Тем более что на прошлой неделе вы собирались трижды…

При этих словах Сильвен едва не утратил всю свою невозмутимость. Трижды?! Он отлично знал, что заседания Общества любителей карьеров проходят по вторникам раз в месяц, вот в этом самом зале «для свадеб и банкетов».

Жервеза, должно быть, почувствовала изумление сына, потому что повернулась к месье Дарригану и довольно суровым тоном произнесла:

— Вы ведь будете молчать, не так ли?

Понимая, что он уже наговорил слишком много, Ив Дарриган быстро попятился обратно к стойке, бормоча:

— Да, мадам Массон… Сейчас вам принесут все остальное, что вы заказали…

— Хорошо, хорошо, — проговорила Жервеза, быстрыми глотками осушая свой бокал с вином.

«Любен был прав: она действительно много пьет», — подумал Сильвен, отметив, что лицо Жервезы сильно раскраснелось по сравнению с тем, каким оно было в начале ужина. Но, с другой стороны, если мать слегка опьянеет, она с большей легкостью раскроет ему свои карты. Не настал ли подходящий момент, чтобы переходить к решительным действиям?

— Что, ваше ОЛК действительно собиралось три раза на прошлой неделе? — спросил он.

— А тебе-то какое до этого дело?

Сильвен хорошо знал свою мать. «Сейчас она запутается в собственных противоречиях». Поэтому он решил настаивать, хотя и мягко, и сказал:

— Обычно вы ведь собираетесь всего раз в месяц, не так ли?

Жервеза, видимо не пожелав обострять ситуацию, уже нейтральным тоном ответила:

— Это… это из-за терактов.

«Ну что ж, наконец-то мы играем в честную игру», — подумал Сильвен, не полностью, однако, избавившись от недоверия. Если слишком расслабиться и не заметить очередную ложь, она повлечет за собой другую, третью, и так до бесконечности.

— Из-за терактов? — переспросил он.

— Да, — кивнула Жервеза, снова машинально дотрагиваясь до своей серебряной брошки-змейки. — Мы узнали, что парижская мэрия собирается закрыть доступ в подземные карьеры, поскольку в них могут скрываться террористы. Представляешь, что будет, если они взорвут подземные ходы?.. Париж рухнет, как карточный домик! Поэтому в мэрии даже возник план — залить все входы в подземелья бетоном. Но для этого им нужны наши консультации, потому что в архивах ОЛК содержится больше сведений о карьерах, чем в архивах мэрии и во всех парижских библиотеках, вместе взятых. Мы собирались, потому что хотим бороться с этим решением. Дело срочное, действовать надо решительно. Поэтому нам и пришлось провести три экстренных заседания за неделю. Я ответила на твой вопрос?

Сильвен кивнул. Это звучало убедительно, но что-то мешало ему поверить в такое объяснение.

«Нет, чего-то она опять не договаривает, — подумал он. — Как всегда…»

— И что вы решили? — все же спросил он.

Жервеза нервно достала из сумочки зеркальце и губную помаду.

— Что мы решили? — Она пожала плечами. — Ничего не решили!

Сильвен промолчал.

Он ожидал более резкой реакции — обычной в подобных ситуациях тирады в стиле: «Это тебя не касается! В один прекрасный день, когда ты вступишь в ОЛК, я расскажу тебе больше. Но это не будет иметь ничего общего со всеми твоими бреднями о „тайном Париже”, с твоими лекциями, якобы научными…» Однако на этот раз ничего подобного не прозвучало.

«Она просто хочет сменить тему…»

И снова, в который раз за вечер, он испытал удовлетворение (к которому, правда, примешивалось легкое чувство вины), видя растерянность матери. Жервеза явно пыталась найти какой-то выход из положения, но безуспешно.

— Ты говорил, тебе снились кошмары? — неожиданно спросила она. — Что за кошмары?

«Да, точно, хочет сменить тему. Но надо гнуть свою линию. Я знаю, как вернуть ее на прежние позиции».

— Ну, я точно не помню, — ответил он притворно-равнодушным тоном. — Все было так туманно…

Жервеза взяла бутылку с вином и наполнила бокал сына почти до краев.

— Не хочешь ли мне рассказать?

Сильвен поднес бокал к губам. Надо было действовать наверняка.

— Ну, ты же знаешь: мне часто являются одни и те же образы…

Жервеза слегка приподняла одну бровь:

— Какие, например?

Взгляд Сильвена посуровел.

— Воспоминания детства…

Жервеза резко отшатнулась. Носком туфли она задела ножку стола, и он вздрогнул, так что немного вина выплеснулось из бокала на скатерть.

«Сработало!» — подумал Сильвен.

— Хочешь что-то у меня узнать? Задать мне какие-то вопросы?

«Да, узнать, кто я на самом деле».

— Что?! — Жервеза вздрогнула.

Неужели он сказал это вслух? Сильвен пришел в смятение, но в то же время чувствовал, что мать взволнована гораздо сильнее, чем он.

С ее лица исчезли все краски.

— Я… я…

Отступать было поздно.

— Сегодня утром я слышал ваш разговор с Любеном в виварии…

Жервеза, казалось, была не слишком удивлена, услышав эти слова. Однако на ее лице читались растерянность и отчаяние, и это слегка поколебало решимость Сильвена. Но, в конце концов, разве не за тем мать сегодня его сюда пригласила, чтобы сообщить нечто, доселе ему неизвестное?

— Ты должна мне сказать, мама… Что происходит?

Жервеза сжала руку сына в ладонях. Теперь наконец выражение ее лица было совершенно искренним, несмотря на непривычную суровость взгляда.

— Сильвен, — произнесла она, — что бы я тебе ни сказала, что бы потом ни случилось, ты всегда будешь моим сыном. Ты понимаешь?

О чем она? Сильвен чувствовал, что весь дрожит, как в лихорадке.

— Объясни же мне наконец, — проговорил он, и собственный голос показался ему замогильным.

В ресторане стояла полная тишина. Ив сидел за стойкой, погруженный в какие-то счета. Никого из персонала вообще не было видно — видимо, все уже ушли.

Снаружи, перед огромным окном-витриной, из стороны в сторону расхаживал полицейский. Вот рядом с ним появилась какая-то маленькая тень; судя по всему, кто-то желал попасть в ресторан, но полицейский загородил вход.