— Ты просто комок нервов, Лидди, — сказала она. — Ну и что, если Элиза видела двух мужчин у конюшни? Это могли быть Уорнер и Алекс.

— Уорнер на кухне, мисс, — с достоинством ответила Лидди. — И доведись вам пережить то, что выпало на мою долю, вы бы тоже превратились в комок нервов. Мисс Рэчел, буду вам признательна, если вы завтра заплатите мне за полмесяца. Я уезжаю к сестре.

— Отлично, — сказала я к ее великому удивлению. — Я выпишу чек. Уорнер отвезет тебя на станцию к двенадцатичасовому поезду.

На лице Лидди появилось страшно забавное выражение!

— Ты прекрасно проведешь время у сестры, — продолжала я. — У нее ведь, кажется, пятеро детей, не так ли?

— Вот-вот! — Лидди внезапно залилась слезами. — Отсылать меня прочь после стольких лет безупречной службы, когда ваша новая шаль еще не закончена и никто не знает, какую воду следует набирать вам в ванну?!

— Я уже в состоянии сама себе готовить ванну.

Я продолжала невозмутимо вязать. Но Гертруда встала и обняла Лидди за вздрагивающие от рыдания плечи.

— Вы просто два больших ребенка, — успокаивающе сказала она. — Ни одна из вас не сможет прожить и часа без другой. Так что прекратите ссориться и будьте умницами. Лидди, ступай наверх и приготовь тете постель. Она сегодня ляжет пораньше.

Когда Лидди удалилась, я принялась думать о мужчинах, замеченных возле конюшни, и наконец разволновалась не на шутку. Хэлси бесцельно гонял бильярдные шары по столу в соседней комнате, и я окликнула его.

— Хэлси, — обратилась я к мальчику, когда он неторопливо вошел в гостиную, — есть ли в Казанове какой-нибудь полицейский?

— Констебль, — лаконично ответил Хэлси. — Ветеран войны, одна рука. А что?

— Да как-то мне тревожно. — Я передала ему рассказ Лидди. — Может, поставить кого-нибудь следить за домом с улицы сегодня ночью?

— Можно вызвать Сэма Боханнона из клуба, — задумчиво проговорил Хэлси. — Это неплохая мысль. Сэм — сообразительный парень, а если он закроет рот и прикроет чем-нибудь манишку, То его не увидишь в темноте и в двух шагах от себя.

Хэлси посоветовался с Алексом, и в результате через час в Саннисайд прибыл Сэм. Ему объяснили ситуацию следующим образом: в последнее время неизвестными лицами предпринимались неоднократные попытки проникнуть в дом. Мы хотели бы не отпугнуть злоумышленников от Саннисайда, но поймать их. Посему, завидев каких-нибудь подозрительных людей на территории поместья, Сэм должен был тихонько постучать в восточную дверь, за которой в течение ночи поочередно дежурили Алекс и Хэлси.

В тот вечер я улеглась в постель с приятным ощущением безопасности. Дверь между комнатами Гертруды и моими оставалась открытой, а двери в коридор мы заперли, после чего несколько успокоились, хотя Лидди упорно придерживалась того мнения, что двери не являются препятствием для нарушителей спокойствия в Саннисайде.

Как и прежде, Хэлси наблюдал за восточным входом в дом с десяти до двух часов ночи. Он любил комфорт и нес дежурство в тяжелом дубовом кресле, очень большом и глубоком. Мы с Гертрудой поднялись наверх рано и, готовясь ко сну, переговаривались через открытую дверь. Лидди расчесывала мои волосы, а Гертруда — свои длинные свободными движениями сильных рук.

— Ты знаешь, что миссис Армстронг и Луиза живут сейчас в деревне? — спросила девочка.

— Нет, — удивленно ответила я. — Кто тебе сказал это?

— Я повстречала сегодня старшую дочку доктора Стюарта, и она рассказала, что после похорон они не стали возвращаться в город, а отправились сразу к желтому коттеджу, который находится рядом с домом доктора Уокера, и поселились там. Сняли дом с обстановкой на все лето.

— Вот так новость! — воскликнула я. — Не могу представить себе Фанни Армстронг в таком месте.

— И тем не менее это правда. Элла Стюарт говорит, что миссис Армстронг страшно постарела и еле ходит.

Я лежала и раздумывала над последними новостями до полуночи. Потом погасло электричество — лампочки медленно тускнели, пока не превратились в сияющие алые точки, которые, впрочем, тоже скоро исчезли. Особняк погрузился в темноту очередной ночи.

Очевидно, прошло несколько минут, пока глаза мои привыкали к темноте. Потом я заметила на потолке слабый розовый отблеск. Лидди заметила его одновременно со мной, и я услышала, как она соскакивает с кушетки. В тот же миг откуда-то снизу раздались громкие крики Сэма Боханнона:

— Пожар! Конюшня горит!

Из окна я видела, как в отблесках пожара Сэм мечется по дороге. В следующий момент к нему присоединился Хэлси. Алекс проснулся и сбежал по лестнице вниз, а через пять минут после обнаружения пожара три служанки уже сидели на сундуках посреди лужайки на безопасном расстоянии от дома, хотя огонь полыхал в доброй сотне ярдов от него.

Гертруда, редко терявшая присутствие духа, побежала к телефону, но к тому времени, когда машина с добровольной пожарной командой Казановы вползла на холм, конюшня превратилась в пылающую печь, а автомобиль Хэлси, невредимый, но слегка опаленный, стоял посреди дороги. Несколько канистр бензина взорвались, едва пожарники успели приступить к работе, каковое обстоятельство потрясло их не меньше, чем сам факт пожара. Конюшня, полыхавшая на вершине холма, словно факел, была прекрасно видна со всех сторон. По деревне мгновенно пролетел слух, что горит Саннисайд, и множество наспех одетых людей стекались к особняку. Насколько я поняла, пожары в Казанове случались крайне редко, и происшествие в Саннисайде так или иначе являлось поводом для сильнейшего возбуждения на много лет вперед.

Конюшня находилась с правой стороны здания, в отдалении от восточного крыла. Не знаю как, я вспомнила о винтовой лестнице и оставшейся без охраны двери у ее основания. Лидди увязывала мои вещи в простыни, явно готовясь выбрасывать тюки в окно, когда я нашла ее и с трудом уговорила остановиться.

— Я хочу, чтобы ты пошла со мной, — сказала я. — Возьми свечу и пару одеял.

Лидди плелась на значительном расстоянии позади меня и, поняв, куда я направляюсь, резко затормозила на площадке винтовой лестницы.

— Я туда не пойду, — твердо заявила она.

— Но восточная дверь осталась без присмотра, — объяснила я. — Кто знает, может, конюшню подожгли специально, чтобы выманить всех из левого крыла и впустить тем временем в дом злоумышленников?

Едва я успела произнести эти слова, как тут же почувствовала твердую уверенность в том, что так оно и есть и что, возможно, мы уже опоздали. Я напряженно прислушалась, и мне послышались осторожные шаги на восточной террасе. Впрочем, я могла и ошибаться, поскольку на улице было слишком шумно. Лидди приготовилась к отступлению.

— Хорошо, — сказала я. — Тогда я спущусь одна. А ты сбегай в комнату мистера Хэлси и возьми револьвер. Но не открывай пальбу, если услышишь шум на лестнице. Помни… здесь буду я. И поторопись.

Я поставила свечу на пол, сняла комнатные тапочки и крадучись начала спускаться по лестнице, напряженно вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Я была настолько возбуждена, что совершенно не боялась. Подобно приговоренному, который в состоянии есть, пить и спать накануне казни, я потеряла способность испытывать страх. Эту стадию я уже миновала. Прямо у подножия лестницы я ударилась ногой об огромное кресло Хэлси и, с трудом сдержав крик, некоторое время стояла на одной ноге, пока острая боль не притупилась немного. Потом я поняла, что подозрения мои оправдались. Кто-то вставил ключ в замок наружной двери и попытался повернуть его. По какой-то причине ключ заклинило в скважине, и стоящему за дверью человеку пришлось вынуть его из замка. До меня донеслись приглушенные голоса. В моем распоряжении Оставались считанные секунды. Со следующей попытки дверь откроется. От оставленной на верхней площадке свечи в черный колодец винтовой лестницы падал слабый желтоватый отблеск. План действий пришел мне в голову в тот же миг, и ни секундой позже.

Тяжелое дубовое кресло занимало почти все пространство между балясиной перил и дверью. Я с грохотом опрокинула его на пол, развернув ножками к лестнице, и втиснула между дверью и нижней ступенькой. При грохоте падения кресла из темноты послышался слабый вскрик, и Лидди сбежала по лестнице, держа револьвер перед собой в вытянутой руке.