Это невероятное и столь внезапно возникшее в среде искусства и литературы желание отдать честь моему деду в какой-то степени, конечно, стало и великим утешением в горе. Но уменьшить отчаяние близких это никак не могло. Не хочется задевать здесь чувств бабушки. Как гордилась она умением владеть собой и своими внутренними силами! Катастрофа отнимала не только любимого человека. С его уходом умирала вся ее прежняя жизнь. Может, и не пережила бы мужа, не будь рядом близких родственников. Три ее сестры — Флора Бейлин, Гизелла Быховская и Роза Хильсум, которая приехала из Парижа, неотлучно находились при ней день и ночь. Не позволяя совершить отчаянный шаг. Огромную помощь оказали два семейных врача — Зыгмунд Быховский — невролог, и Густав Быховский — психиатр. Их моральная поддержка и лекарства позволили Янине как-то справиться с собой.
Все с нетерпением ждали, когда она придет в себя и примет решение: как быть дальше? Юридически мать и дочь — единственные наследницы. Можно отказаться от наследства. Но за этим следовали меры, которые подпадали под соответствующую графу. Тотчас объявляется банкротство, имущество пойдет с молотка, полученные суммы — на погашение самых неотложных долгов. Остальные бумаги аннулируются. Семья ответственности за долги не несет. И придется им спокойно наблюдать за ликвидацией книжного царства, расстаться с многолетними сотрудниками и заняться поиском для себя какого-нибудь нового занятия.
Можно войти в права наследования со всеми вытекающими отсюда последствиями. И взвалить на себя рассыпающуюся на глазах фирму, а вместе с ней — все обязательства перед банками и частными лицами, попытавшись спасти тонущий корабль. Сохранить тем самым чистую совесть в отношении тех, кто рассчитывал на то, что его законные притязания будут удовлетворены, и кого в таком случае не выдворят на улицу. Но прежде всего спасти честь Мортковича, ибо, по старосветскому этикету торговли, банкротство, как известно, — позор.
Однако ни жена, ни дочь понятия не имели о финансах. Бухгалтерская сторона торговли книгами, баланс, расчет, актив, пассив — черная магия. Эти проблемы всегда были исключительной прерогативой их начальника. И теперь приходилось часами просиживать вместе с бухгалтером фирмы и адвокатами над реестрами должников и кредиторов, просматривая векселя — пролонгируемые и уже опротестованные, банковские напоминания, бумаги с требованиями возврата, отказывающие в кредите, с просьбой поторопиться, с угрозами. Ясно было только одно: Янине Морткович этого не осилить никогда.
Судьба точно вышибла дочь из седла — как в греческой трагедии. Уговорить мать отказаться от наследства — лишить ее смысла жизни и своими руками уничтожить дело отца. Принять вместе с ней завещание, принести в жертву себя. Она вовсе не собиралась посвящать себя издательскому делу. Разнообразие возможностей так искусительно! Вечная мечта отделиться, в перспективе маячил собственный дом, семья. Литературное творчество, к которому относилась серьезно. А тут придется распроститься со всеми своими мечтами и с головой уйти в тяжкий, неблагодарный труд: вытаскивай издательство из груды финансовых отказов в помощи. В конце концов она взвалила на себя самое тяжкое в ее жизни бремя: принять вместе с матерью завещание «со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Спустя несколько дней в дом с официальным визитом явился молодой художник и сообщил, что разрывает помолвку. Вежливо, бесстрастно пояснил, что рассчитывал на процветающее издательство и участие в нем. В нынешней ситуации вынужден отказаться. Он художник и обязан думать о себе. Ему не справиться с ответственностью перед семьей, потерпевшей финансовый крах. Совсем не так представлял он себе их совместное будущее — сказал и ушел. Кто-то из кузинок слышал, как отчаянно плакала после Ханка. Но никогда этот разрыв в доме не комментировался. Мои родные были до болезненности деликатны.
Наступили годы медленного преодоления трудностей, полных драматизма. Две женщины не справились бы со всем этим, не будь поддержки со стороны. На первое место мать ставит дружившего с семьей Ежи Кунцевича, мужа писательницы Марии Кунцевич, — юриста и просто умного человека. С его помощью удалось выработать порядок следования дел по мере их значимости и потихоньку начать раскручивать запутанные проблемы.
Поражало и отношение кредиторов. Друзья — такие, как Анна Жеромская, — тотчас же заявили, что могут, сколько потребуется, ждать причитающиеся им гонорары. Им в благородстве не уступали и писатели. У Марии Домбровской уже год как лежал готовый к печати первый том эпического повествования, но она не хотела его публиковать, пока не будет написано все целиком. Не думала она и о названии сочинения. Известие о смерти Мортковича потрясло ее. Я не знала, чем я могу помочь пани Янине, но у меня создалось впечатление, что помощь нужна незамедлительная, и, схватив рукопись, я бросилась с ней в книжный магазин на Мазовецкой. Оказалось, не зря. К рабочему названию «Ночи и дни» в издательстве отнеслись с восторгом, первый том, сразу же изданный, имел огромный успех, и писательница довольно быстро завершила остальное.
Председатель Банка всеобщего союза Вацлав Файанс провернул несколько невероятных и для меня непонятных финансовых операций, позволявших оплатить задержанные банком долги на особо выгодных условиях. Когда же выяснилось, что при всех стараниях и даже отказах фирме по-прежнему грозит банкротство, а полного разорения можно избежать только путем судебного надзора, призванный судом для надзора исполнитель — адвокат Юлиуш Клосс, стал с тех пор и лучшим контролером, и другом семьи.
Он и Ежи Кунцевич зорко следили за всем ходом торговых дел, благодаря им фирма постепенно стала вставать на ноги. Было уплачено по задолженностям — работа книжного магазина и издательства могла продвигаться дальше. Конечно, пришлось отказаться от дорогих изданий и снизить цены на уже напечатанные книги и альбомы, однако наряду с ними стали появляться новые. За неполных два с половиной года после смерти Мортковича уже могли претендовать на рождественский спрос законченное собрание сочинений в двадцати томах Стаффа, две книги Домбровской «Ночи и дни», третья готовилась к печати; два новых тома поэзии «Цыганская Библия» Тувима, «Пихтовая колыбельная» Леберта и другие. Кризис был преодолен.
Как и где моя будущая мама встретила моего будущего отца? Молодой геофизик, ассистент на Геологическом отделении Варшавского университета, дружил, с Тадеушем Пшипковским — историком искусства, известным оригиналом, до смерти влюбленным в Монику Жеромскую. Так может, они познакомились через Пшипковского? Тадеуш Ольчак был довольно красивый молодой человек с ярко-голубыми глазами, завораживающей улыбкой и трудным характером. По крайней мере, так говорилось в семье. Они полюбили друг друга. Но то была недобрая любовь. У каждого — своя среда, натура, потребности, все разное. Она, избалованная родителями, спокойная, невозмутимая, улыбающаяся, искала в нем чуткости и опеки. Он — суровый, жесткий, принципиальный, чувств выказывать не умел, может быть, потому, что рос без отца, который рано оставил семью. Она мечтала о союзе партнеров, похожем на родительский. Он — честолюбивый ученый, хотел, чтоб у него была покладистая жена, заботящаяся о доме, и никаких ее личных проблем. Он был очень способным (кажется, не без комплекса низкого происхождения) и со временем достиг в науке больших успехов. Его раздражали приятельские отношения Ханки с художниками и некий налет снобизма, царивший в доме. Она же не могла снести его нарочито пренебрежительного отношения ко всему, что имело для нее значение.
