Русская поговорка гласит: «Каков поп, таков и приход». Тит понял это сразу же. «Ничем никоновские слуги не брезговали. Брали все, что им давали (то есть брали взятки)». Наверняка ни у знахаря, ни тем более у инока больших денег не было. Как же им удалось попасть к «бедствующему» патриарху? Вот что написано в рукописи: «Сказал тогда келейный служка (Титу), что польстить Никону можно, поднеся ему осетров мерою в два аршина с четвертью. Подивился Тит, где такая рыба-кит водится, но спорить не стал и пошел к Шексне (довольно большая река в Вологодской области). Три дня и три ночи пел он на берегу (видимо, читал заклинание-ключ), и приплыли в его сеть четыре рыбы, ровно такие, как было надо». Эти четыре двухметровых осетра и послужили пропуском к патриарху Никону. По всей видимости, никто никогда таких огромных рыб не видел, потому что «собрались вокруг Тита и чернецы, и монахи, и все дивились чудесному улову». Снизошел до встречи с удивительным рыбаком и сам Никон. «Он говорил Титу, чтобы оставался тот в его челяди, и соблазнял жалованьем и почетом». Но знахарю нужно было переговорить с патриархом наедине. Как было это сделать, если Никон, по свидетельству современников, «во всяком видел смутьяна и злоумышленника против него»? В рукописи об этом ничего не сказано, но если вспомнить, что Тит был ясновидцем, скорее всего, он что-то такое сказал патриарху, что тот «полдня провел в беседе с ним с глазу на глаз». О чем они говорили, можно прочесть в рукописи: «Жаловался Никон на обиды, чинимые ему монастырями, мол, и грабят его, и обсчитывают, и провизию посылают дурную. И никто не помнит о святом назначении патриаршества. Гнутся в полспины и по чину не величают». Да уж, любил святейший свою персону сверх меры, раз даже в заточении требовал себе царских почестей. «Тит тем жалобам удивлялся безмерно. Столы патриаршие ломились от яств, во дворе стояли сытые, холеные кони. Да и челядь (слуги) была гладкая и упитанная».

Тем не менее он посочувствовал «голодающему» и напомнил о «многих бедствовавших круче». Судя по всему, Тит долго рассказывал Никону о злоключениях старообрядцев и «склонял его сердце к кротости и говорил, чтобы вернулся в Москву, помирился с государем и выхлопотал милостей невинным мученикам». Он рассказал Никону и то, к чему привела церковная реформа: «Бесчинствуют они (новые церковники) и лютуют насильным причащением. Тайну исповеди поругали, ибо доносят обо всем услышанном „тайному приказу"». Действительно, был издан указ, в котором священникам предписывалось доносить гражданскому начальству об «открытых на исповеди преднамеренных злодействах — умышлениях на тело Церкви и другие воровства». Новый Синод оправдывал эти меры словами Самого Господа: «Ибо сим объявлением духовник не объявляет совершенной исповеди и не преступает правил, но еще исполняет учение Господне, тако реченное: аще согрешит тебе брат твой, иди и обличи его между собою и тем единым; аще тебя послушает, приобрел еси брата твоего. Аще же не послушает, подвеждь Церкви». На самом деле имелось в виду не церковное разбирательство, а донесение «сыскным дьякам». А в новом «Регламенте» было прямо написано: «Несть лучшего знамения, по чему распознать раскольников, как насильно их причащать».

Что же такое «новое причащение»? Новая формулировка «отведать Тела Христова и Крови Христовой» вызывала ужас у людей, придерживавшихся старых правил. Чтобы избежать этого, люди выдумывали самые большие грехи, за которые должны были быть отлучены от причащения на десятки лет. Однако это не помогало, и их насильственно причащали, выявляя по «выказанному отвращению крамольников».

Нам трудно судить, что было более верным — новое учение или старое. Если бы церковная реформа проводилась мягко, сопровождалась разъяснением и толкованием «новых чинов и укладов», наверное, можно было бы избежать и упорства староверов, фанатично принимающих муки, и кровопролития, да и самого церковного раскола. Но в нашей стране нововведения никогда не проводятся мирным путем, и, хотя настал уже XXI век, любая реформа сопровождается изрядным количеством пострадавших людей.

Итак, Тит «поведал Никону ужасы и беззакония. И напомнил, как христоборцы насильно мученикам христианам вливали в горло идоложертвенное, и что на Руси так никогда не было, и деяние такие свершали римские и немецкие язычники». Что же патриарх — устыдился или возмутился? Ничуть не бывало. Вот что, по свидетельству биографа, он ответил Титу: «Раскольники те хуже жидов, ибо все воры и бунтари против Бога и государя. Верно с ними делают, и того мало. Надо пущие меры применять. Жечь их и казнить самым лютым способом». Видимо, Тит понял, что его рассказ не произвел должного впечатления на патриарха. В рукописи описана последняя попытка знахаря «привлечь ум Никона»: «Стал тогда Тит пророчить судьбу патриарху и много нелестного ему предрек». Что же такого он ему сказал? Скорее всего, предсказал будущее патриарха.

Из истории мы знаем, что его тоже не минула мученическая судьба. После смерти Алексея Михайловича Романова на Никона стали писать «срамные доносы», из-за которых он был осужден на «тяжелое заточение» — его перевели в Кириллов монастырь. Здесь для него начался «сущий ад». Д. Л. Мордовцев в своем замечательном труде «Великий раскол» так описывает жизнь патриарха в этот период: «Старцы постоянно сердили сварливого старика (Никона), то привозя ему в пищу грибов с мухоморами, то „напуская в келью чертей", то говоря, что он у них в монастыре „всех коров переел"». Тит еще добавил, что «умрет он на струге (вид лодки) проклинаемый одними и благословляемый другими, но увидит Свет и войдет в Божье царство с миром (в душе)». Действительно, патриарх перед кончиной попросил о милости поплыть по Шексне вниз к Ярославлю (наверное, чтобы в последний раз увидеть родную деревню). Вот как описывает последнее путешествие «державного заточника» Д. Л. Мордовцев: «Впереди его бежала весть, что везут Никона, имя, тридцать лет гремевшее на Руси, благословляемое и проклинаемое; имя, когда-то возглашавшееся вместе с царским, а потом опозоренное, поносимое, отверженное. Одни тянулись к нему за благословением, несли дары и корм, другие приходили, чтобы увидеть апокалипсического зверя, что пустил по Руси „пестрообразную никонианскую ересь". Однако Никон протянул к толпе руки и сказал: „Се почайна, а се люди мои, Господи". И народ, не знающий чувства меры ни в любви, ни в ненависти, обезумел от умиления и восторга, и все бросились целовать ему руки». Умер Никон под звон колоколов, благословляемый народом и в присутствии отпевших его архимандритов Сергия и Никиты.

Но до этого было еще далеко, и, как написано в рукописи, «Никон не поверил Титу и велел его изрядно наказать». Наказания в монастырях мало чем отличались от светских — ослушников секли, «рвали ноздри и уши», бросали «на цепях в погреба». Тита Никон приговорил к «вечному заточению». И умереть бы ему в сыром монастырском подвале, но не зря же послала судьба ему «в сотоварищи» Соловецкого инока. Как написано в рукописи, «возмутил он умы монахов, говоря о Тите. И сказывал им про поступки его и славные подвиги. А как повели Тита в цепях бросать в подвалы, те монахи не подчинились Никону и отпустили Тита из монастыря». На самом деле «отпуск» Тита был по тем временам сродни мятежу. Что же сделал «грозный затворник» тем, кто ослушался его приказа? Читаем записи: «И те праведники ушли с Титом и Соловецким чернецом в Соловки и там подняли возмущение противу неправды и беззаконий».

Из истории мы знаем, что Соловецкий монастырь действительно восстал против нововведений. Монахов пытались уговорить подчиниться царской воле, однако они были непреклонны. Тогда правительство выслало вооруженных стрельцов. Однако иноки «замкнули» ворота и не впустили их.

Восемь лет пытались власти подавить мятеж. Каким же образом им удалось так долго продержаться? Во-первых, стоит вспомнить, что монастырь находился (и находится) на острове, то есть со всех сторон окружен водой, а значит, добраться до него можно было только на кораблях. Во-вторых, в те времена каждый монастырь был своего рода «государством в государстве», многие даже имели на содержании вооруженные отряды стрельцов. По свидетельству летописей, Соловецкий монастырь был так богат, что имел еще и собственный небольшой военный флот. В-третьих, продовольственные запасы были огромными, ведь в неурожайные годы монахи должны были «ссужать смердов и зерном и пищей», то есть голодная смерть защитникам обители не грозила. К тому же многие староверы, бежавшие от царского гнева, нашли убежище именно на Соловках. Это были не только крестьяне или «тягловые посадские» люди, но и бояре, и дворяне, которые, как известно, с рождения обучались военному искусству, то есть могли и сражаться, и обучить монахов и простой люд обращению с оружием. По свидетельству историков, монастырь был настоящей цитаделью и оплотом старой веры. А героическое «стояние» защитников обители послужило примером многим недовольным реформами Никона людям и повлияло на настроение всего Севера. Во всяком случае, люди в тех местах и сейчас придерживаются «древлеправославной веры».