Спор Феодосия с Титом биограф описывает таким образом: «Смеялся грек над Титом и называл „лапотником". Тит же перстом указывал на неправильные места (в тексте) и спрашивал, почему в молитве Пресвятой Богородице вместо „...гроб и смерть не удержаста" поменяли на „...гроб и умерщвление"? И знает ли грек, что умерщвление по-русски — это насильственная кончина и что получается по-новому, будто Матерь Божию убили. На то Феодосий отвечал угрозами и говорил, что таких спорщиков приказано карать нещадно и скоро, но ничего про неправду новописания не мог сказать. И еще говорил про протопопа Аввакума, которого в цепях держат в подвале, и что Тита то же ждет». В рукописи говорится, что люди поддержали Тита, а грека «вымазали дегтем и согнали со двора». Конечно, этот самосуд не остался безнаказанным: «Прибыл причинный дьяк и стрельцы и всякого, кто крест складывал двумя, а не тремя перстами, били розгами и Тита тоже били». Карательная операция в посаде была еще не самой жестокой. В это же время «полетели боярские шапки с Титовых друзей. И Онисим Агарков чести лишился, и Савва Сретнев, а пуще всех досталось Морозовым». Получается, что многие «друзья-бояре» Тита попали в опалу: были «высланы из Москвы», брошены в тюрьмы и казнены. Конечно же, он не мог оставаться в стороне и хотя бы не попытаться им помочь. Вот что написано в рукописи: «Смотрел он (Тит), как с позором везли по Москве непокорных сестриц Морозову и Урусову, и плакал, видя их муки и бесчестие». Боярынь везли на дровнях, прикованными к телеге за шеи. Таким образом хотели всей Москве показать, что ждет ослушников и «упорных», раз даже таких богатых и «сановных жен» не пожалели. А чтобы «жестоковыйные ослушницы восчувствовали стыд и раскаянье, перед позорной телегой гнать каптану (карету), в которой малолетний сын Морозовой крестился тремя перстами. „Хвала праведницам!“ — стал кричать Тит, и толпа подхватила его слова. И многие стали благословлять скорбный путь боярынь двуеперстным сложением».

Стрельцы стали расталкивать людей, чтобы схватить зачинщика смуты. Тит приготовился к аресту. Но неожиданно кто-то легко коснулся его плеча. Тит оглянулся и увидел «старца с ласковыми глазами. Поманил тот человек Тита, и он пошел за ним». Так произошло знакомство Нилова со старцем Аввой, которого многие его современники считали святым и чудотворцем.

Если верить рукописи, Авва «неспроста увел Тита в скит». По всей видимости, он «почувствовал» его необычные способности, но возможно, что еще раньше был наслышан о посадском знахаре. «Божий дар нельзя расточать, и пользоваться им нужно с толком» — так объяснил старец причину приглашения Нилова к себе в ученики.

Прежде всего следует описать внешность отшельника и его образ жизни: «Был Авва богатырского росту и сильной мощи. Дуб-трехлетку мог с корнем вырвать. Быть бы ему стрельцом, кузнецом или крестьянином, но с молодых лет алкал он иноческого подвига (то есть хотел стать монахом)».

Вкусив в ранней юности монастырской жизни, Авва не захотел жить в тесной келье, «где дух томится, а не парит», и стал отшельником. «Жил он в лесу, в хижине, крытой соломой. Питался тем, что давал лес, мяса же не вкушал никогда» — так описывает старца биограф Тита. Интересно, что христианский отшельник питался так же, как советовала Титу жрица Велеса. То есть ее фраза, что «мясо тяготит живот и к земле привязывает» была известна и монаху. Вот что Авва советовал Титу: «Ешь траву, плоды и коренья — они делают человека милосердным. Мясного же беги, ибо от него злые мысли приходят». Удивительно, что старец настоятельно рекомендовал Титу «сныть потребляти». Эта трава обильно растет по всей территории России, но в наше время огородники борются с ней как с сорняком. Может быть, напрасно мы так пренебрегаем этим растением, ведь не мог мудрый Авва плохое посоветовать. Оказывается, врачи-фитотерапевты хорошо знакомы со снытью и утверждают, что трава эта не только вкусна, но еще и очень полезна, так как обладает противовоспалительным и мочегонным действием. Как тут не вспомнить поговорку «Век живи, век учись»? Ведь в случайно попавшей ко мне в руки рукописи оказалось не только жизнеописание русского Нострадамуса и записи слов его удивительных пророчеств, но и множество полезнейших советов! Но продолжим рассказ.

Интересно, что у Аввы прежде не было учеников. «Не думал, что достоин советы давать», — говорил он Титу. Но, увидев его на площади, Аввакум понял, что пришла пора передать накопленные опыт и знания. «Три года мне осталось жить. Успеть бы тебе мою науку перенять», — сказал он Титу. Судя по записям, Авва не просто обладал даром предвиденья, но и был настоящим философом. Например, в рукописи есть такая запись: «Спросил старец Тита, чего бы он пожелал для людей. Тот сказал, что свободы. Авва же сказал, что сначала нужно научить их вытравить из себя раба, а уж потом оделять волей. Тит спросил, что за раб такой сидит внутри нас, и старец ответил, что у него много имен: ложь, нажива, зависть, жадность, трусость и много еще. И, доколи будет тот раб изнутри душу поедать, не быть человеку свободным никогда». Из этой фразы можно сделать вывод, что, пока человек не поборет дурные черты характера, он будет в зависимости от своих пороков, то есть их рабом.

«Три года жил Тит у Аввы. Помогал и учился уму-разуму». Каким наукам мог обучить знахаря монах-отшельник? Прежде всего, не только умению видеть сцены прошлого или будущего, но и их правильному толкованию. «Говорил Авва Титу, что не все видения от Бога. Бывают и от лукавого (дьявола). И учил распознавать одни от других». Отшельник научил Тита «провидению», то есть предвидеть не только судьбы людей, с которыми тот общался, — «брал за руку и видел», а и историю народов — их прошлое и будущее. Как он этому учил, тоже описано в рукописи: «Когда Тит мог видеть (то есть когда его посещали видения), он читал ему молитвы или рассказывал житие святых». Тит долго не понимал возникающих перед глазами картин и со страхом говорил «об огне небесном и железных человеках». Авва терпеливо объяснял ему, что бояться нечего: «Чему быть, того не минешь. Гони страхи прочь — это козни бесовы не подпускают тебя к истине».

Мало-помалу Нилов научился понимать то, «что ему являл Господь, и стал связно говорить и не бояться». Сначала его посещали видения близкого будущего. Например, он предсказал присоединение Сибири: «Придет Ярко Храбрый и завоюет царю еще одно царство». Мы часто ошибочно полагаем, что честь завоевания Сибири принадлежит Ермаку Тимофеевичу, однако это не так. Дружина Ермака не сумела закрепить за Иваном Грозным открытые ими земли. Большей частью они погибли в стычках с местным населением, остальные вернулись в родные края. Ерофей же Хабаров (Ярко Храбрый) не только победил воинственные племена аборигенов, но и стал строить «свои заставы», то есть расширять границы России. Известный историк середины XIX века К. Валишевский в своей монографии «Первые Романовы» написал по этому поводу следующее: «Политика расширения Алексея была лишь выразительницей национальной тенденции. Первыми шагами своими покорение Сибири было обязано частной инициативе». Видимо, именно потому, что Хабаров действовал без «царского указа», Тит и увидел его присоединяющим Сибирь, а не царя или высокопоставленных вельмож. Провидел Тит и то, что Россия наладит дипломатические отношения с Китаем: «Столкнуться Москве с новой соседкой, страной желтых людей». Из истории мы знаем, что именно при Алексее Михайловиче появились в Москве «невиданные прежде послы богдыхана (так в то время называли китайского императора)».

Авва терпеливо обучал своего талантливого ученика и другой «божьей науке — отделению лжи от правды». Вот пример его нового «таланта». Ходили слухи, что Богдан Хмельницкий просит у московского царя «защиты от ляхов» и уговаривает его напасть на Польшу. «Тит задумался глубоко и сказал, что Богдан мутит умы, ибо сейчас такое же письмо читают и польские паны». Богдан Хмельницкий действительно вел двойную игру и, по сути дела, пытался столкнуть два государства, чтобы в результате получить гетманскую булаву из рук победителей (причем ему было абсолютно безразлично, от кого ее принимать).